Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Я очень страдал, однако не жаловался. Но все изменилось, когда скальпель дошел до живой ткани и обнажил мышцы и кости, движения которых стали видны! Встав на стул, доктор обмакнул губку в сладкое горячее вино и стал выжимать его по каплям на отверстие, которое только что проделал в моей ноге. Боль стала непереносимой!.. И тем не менее на протяжении целой недели мне пришлось утром и вечером выдерживать эту ужасную пытку. Но моя нога была спасена...

Сегодня, когда все так любят продвижение по службе и награды, наверняка получил бы орден офицер, преодолевший те опасности, которым я подвергался, направляясь в расположение 14-го линейного полка.

Но в эпоху Империи подобное проявление преданности рассматривали как столь естественное, что мне не дали никакого креста, а я даже и не подумал о том, чтобы его попросить.

Для лечения раны маршала Ожеро сочли необходимым длительный отдых, поэтому император написал ему, предлагая отправиться на лечение во Францию. Император приказал прибыть из Италии маршалу Массена в распоряжение которого поступили мой брат, Бро и многие из моих товарищей. Маршал Ожеро взял меня с собой, а также доктора Реймона и своего секретаря. Меня пришлось нести на руках, чтобы посадить в экипаж и впоследствии извлечь из него. Тем не менее я чувствовал, что мое здоровье улучшается по мере того, как я отдалялся от холодных мест, приближаясь к районам с более мягким климатом. Моя лошадь провела зиму в конюшнях г-на де Лоне, начальника армейских фуражиров. Маршал направился из Варшавы в Силезию через Раву. Пока мы были в ужасной Польше, где не существовало ни единой мощеной дороги, требовалось от 12 до 16 лошадей, чтобы вытаскивать экипаж из оврагов и болот, среди которых мы двигались. К тому же передвигаться можно было только шагом. Лишь прибыв в Германию, мы оказались наконец в цивилизованной стране, имевшей настоящие дороги.

Наконец мы прибыли в Дрезден и провели 10—12 дней во Франкфурте-на-Майне, откуда в октябре прошлого года мы вышли в поход против Пруссии.

Наконец около 15 марта мы приехали в Париж. Я ходил с большим трудом, рука у меня была на перевязи, и до сих пор я ощущал ужасное потрясение от контузии, вызванной взрывной волной от ядра. Но счастье от встречи с моей матерью и заботы, которыми она меня окружила, вместе с ласковыми дуновениями весны завершили мое выздоровление.

Перед тем как выехать из Варшавы, я хотел выбросить треуголку, пробитую ядром, но маршал приказал хранить ее как достопримечательность и отдал моей матери. Эта шляпа еще сегодня существует, представляя собой семейную реликвию, которую следует хранить и дальше.

Глава

Поручения к императору. — Я присоединяюсь к маршалу Ланну. — Возобновление военных действий 11 июня. — Армии встречаются на Алле, при Фридланде

Я провел в Париже конец марта, весь апрель и первую неделю мая. Во время этого пребывания во Франции я познакомился с семьей Дебриер, в которую в скором времени должен был войти после женитьбы. Мое здоровье поправилось, и я понял, что не могу больше оставаться в Париже. Маршал Ожеро направил меня к маршалу Лан-пу, который очень хорошо принял меня в своем штабе.

Желая иметь возможность наблюдать за передвижениями, которые неприятель попытается осуществить на протяжении зимы, император расположился в местах расквартирования собственных частей, сначала в Остероде, потом в замке Финкенштайн. Оттуда, готовясь к новой военной кампании, он правил Францией и руководил действиями министров, которые каждую неделю посылали ему свои доклады. Папки с различными документами, поступавшие от каждого министра, вечером в среду собирались у г-на Деннье — отца, заместителя государственного секретаря по вопросам войны, а он каждый четверг по утрам отправлял их в Государственный совет, которому было поручено передавать их императору. Но эта служба действовала очень плохо, потому что большинство людей, возивших документы в Ставку, никогда не выезжали из Франции, не знали ни слова по-немецки, не были знакомы ни с монетой, ни с почтовыми правилами зарубежных стран и не знали, как себя вести, переправившись через Рейн. Эти господа не были также привычными к усталости. Их очень быстро утомляло путешествие длиной свыше 300 лье, когда требовалось непрерывно ехать на протяжении 10 дней и 10 ночей. Один из этих посыльных оказался даже настолько нерадивым, что у него украли депеши.

Наполеон пришел от этого в ярость и отправил в Париж эстафету с приказом г-ну Деннье в будущем доверять папки с документами только офицерам, знающим Германию, привычным к усталости и лишениям, которые будут выполнять эти поручения с большей ответственностью. Г-н Деннье находился в замешательстве, пытаясь найти подобного офицера, и в этот момент ему представился я, имея при себе письмо маршала Ланна, который требовал меня к себе. Г-н Деннье был очень рад, что ему удастся обеспечить скорую отправку документов. Он предупредил меня, что я должен быть готов к следующему четвергу, и вручил мне 5 тысяч франков на почтовые расходы и покупку экипажа. Это было мне очень кстати, потому что у меня было мало денег на дорогу.

Мы отправились из Парижа примерно 10 мая. Мой слуга и я были хорошо вооружены. Когда одному из нас приходилось на короткое время покидать экипаж, его караулил другой. Мы достаточно владели немецким языком, чтобы поторапливать служащих на почтовых заставах. Видя меня в военной форме, возницы подчинялись мне гораздо лучше, чем другим посланцам, одетым в штатское. Поэтому вместо того, чтобы затратить, подобно этим господам, девять с половиной и даже десять дней на переезд от Парижа до Финкенштайна, я приехал туда за восемь с половиной дней.

Получив свои депеши на сутки раньше, император был очень доволен. Сначала он похвалил меня за рвение, заставившее меня попросить о возвращении в армию, несмотря на мои недавние раны, и добавил, что, поскольку я так хорошо умею пользоваться почтовыми станциями, мне придется в ту же ночь отправиться в Париж и привезти ему оттуда другие папки с документами. Это не помешает мне присутствовать при возобновлении военных действий, которые не начнутся раньше первых чисел июня.

Хотя я истратил еще далеко не все 5 тысяч франков, которые мне вручил г-н Деннье, тем не менее обер-гофмаршал приказал вручить мне столько же на обратный путь до Парижа, куда я прибыл очень быстро. Я оставался в этом городе только сутки и вновь отправился в Польшу. Военный министр дал мне на это третье путешествие еще 5 тысяч франков. Это было гораздо больше, чем требовалось, но так хотел император. По правде говоря, эти путешествия были очень утомительными и к тому же крайне скучными, хотя погода стояла прекрасная. Дело в том, что я почти месяц днем и ночью был в пути наедине со своим слугой. Я опасался, что останусь «курьером» и после того, как начнутся бои, но, к счастью, нашлись другие офицеры для перевозки депеш, и в конце концов эта служба была организована как следует. Император разрешил мне отправиться к маршалу Ланну, который в момент моего приезда, 25 мая, находился в Мариен-бурге. С ним был полковник Сикар, адъютант Ожеро, любезно доставивший сюда же моих лошадей. Я с большим удовольствием вновь увидел мою дорогую Лизетту, которая еще могла мне хорошо послужить.

Крепость Данциг, осажденная французами на протяжении зимы, оказалась в их руках. Наступление лета заставило вскорости возобновить военные действия. Русские атаковали наши зимние квартиры 5 июня, и во всех местах были отброшены. 10 июня при Хайльсберге произошел столь кровавый бой, что многие историки назвали его сражением. Здесь неприятель снова был разбит. Я не буду рассказывать подробно об этой операции, потому что корпус маршала Ланна принимал в ней небольшое участие, прибыв к месту действия только вечером. Однако в нас попало довольно много ядер, одно из них смертельно ранило полковника Сикара, который уже был ранен пулей при Эйлау и, едва выздоровев, вернулся, чтобы принять участие в новых битвах. Добрый полковник Сикар перед смертью поручил мне передать его прощальные слова маршалу Ожеро и дал мне записку для своей жены. Эта тягостная сцена очень огорчила меня.