Однажды ночью - Стефани Лоуренс

– Господи! – простонала Аманда, закрывая глаза.

– Они все время не спускали глаз!

Пожелав матери спокойной ночи, сестры шли в свои спальни.

– Что-о?! – Аманда ошеломленно уставилась на Амелию.

– Вы с Мартином скрылись в оранжерее, – с мрачным видом поведала Амелия. – Демон тут же начал прогуливаться у двери, рассеянно оглядываясь по сторонам – ну, ты знаешь, как они это умеют.

– И?

– И когда кто-то захотел пройти в оранжерею, он оказался тут как тут и увел их. Я сама видела. Потом он опять вернулся на свой пост. А потом, когда Флик захотела уехать пораньше, Демон подал знак Вейну, и тот сменил его. Он был там, пока вы не вышли. Ты его не заметила, потому что он прятался в углу.

Девушки остановились у первой двери. Аманда недоверчиво смотрела на сестру. Впервые в своей жизни она по-настоящему лишилась дара речи. Внезапно она схватила Амелию за руку:

– Переоденься и приходи ко мне.

Аманда прошла в свою комнату. С помощью горничной сняв платье – во второй раз за вечер, – надев сорочку, расчесав волосы, она легла в кровать. Настроение ее не улучшилось, да и чувствовала она себя больной. Голова кружилась, сердце бешено стучало. И интуиция. Она говорила ей, что нужно сделать большой шаг назад.

– Не могу понять, что происходит, – сказала она Амелии, которая пришла вскоре после ухода горничной и сейчас расположилась рядом с ней. – Я знаю, что Дьявол дал разрешение, но… – Ее вдруг охватил гнев. – В конце концов, все эти годы они защищали нас от каких-то жалких волков, а теперь с радостью отдают меня настоящему льву!

Амелия покосилась на сестру.

– Он действительно так похож на льва?

– Да! – Аманда сердито сложила руки на груди. – Если бы ты знала, что творилось в оранжерее, то не спрашивала бы. – Видя, что Амелия собирается спросить ее об этом, Аманда поторопилась продолжить: – Я думала, что они согласились с неохотой, а на самом деле… – Она прищурилась. – Я знаю почему. Потому, что он такой же, как они!

– Гм, да. Мы знали, что наш идеал будет похож на них.

– Но им не надо помогать ему! – возмущенно закричала Аманда. – С ним и так непросто!

Помолчав, Амелия спросила:

– Так в каком же состоянии твоя игра?

– В том-то и дело, что я не знаю. Каждый раз, когда я пытаюсь ее проанализировать, – Аманда потерла переносицу, – у меня начинает болеть голова. Жутко.

Несколько минут прошло в полном молчании, затем Амелия похлопала сестру по руке и села:

– Я иду к себе. Спи – утро вечера мудренее. Так мама всегда говорит.

Аманда пожелала ей спокойной ночи. Когда шаги сестры стихли, она закрыла глаза и решила последовать ее совету.

Однако заснуть ей удалось только на рассвете. Спала она беспокойно, урывками. Сквозь сон она почувствовала, что в комнату вошла Луиза, постояла над ней и ушла.

Позже мама снова навестила ее. Она, улыбаясь, постояла у кровати, потом села и с нежностью погладила дочь по голове.

– Сложно, да?

– Да, – нахмурилась Аманда.

– Я так и предполагала. Улыбка Луизы стала насмешливой. – Никогда нельзя предположить заранее. Но… – Она встала. – Нужно быть настойчивой до самого конца. Я хочу, чтобы утро ты провела в постели. Поспи. Мы с Амелией съездим на утренний чай к леди Хетчем, потом вернемся и решим, в состоянии ли ты ехать на обед к леди Кардиган.

Луиза ушла, а Аманда еще долго смотрела на закрывшуюся за ней дверь и думала, что ее мать всегда была для нее поддержкой, что за последнее время они стали значительно ближе. А еще ей стали ближе тетки и жены кузенов. Как будто она перешла какой-то возрастной рубеж, как будто над ней совершили какой-то обряд, как будто на ее пути возникло такое же препятствие, которое возникало на пути женщин ее семьи и которое они с успехом преодолевали. Как будто она приобрела большую проницательность, стала глубже понимать. Очень многие веши.

Например, жизнь, любовь и семью. Например, как сложно претворить в жизнь женскую – любой женщины – мечту. Что мечты всех женщин всегда, во все века, были одинаковыми – другие мужчины, другие обстоятельства, но стремления те же. И в основе те же чувства.

Аманда со вздохом перекатилась на спину и невидящим взглядом уставилась в балдахин. Против ожиданий Амелии утро не оказалось мудренее вечера, зато она не чувствует себя такой разбитой.

Главная проблема остается. Мартин любит ее, но знает ли он об этом? Если знает, то нужно ли ей услышать это из его уст? Или достаточно других признаков?

А что, если она ошибается? Вдруг она примет его вот так, без всяких объяснений, а потом выяснится, что он даже и не помышлял о любви к ней? Считает ли он себя обязанным очистить свое имя оттого скандала? Или, заполучив ее, нарушит обещание, которое он наверняка дал Дьяволу, и, несмотря на скандал, похоронит себя в глуши, а обязанность по поддержанию чести семьи возложит на нее и детей?

Если он пойдет этим путем, Кинстеры ничем не смогут помочь, им останется только строить хорошую мину при плохой игре.

Видимо, именно по этой причине леди Озбалдестон настаивала на том, чтобы она дала свое согласие только после признания в любви, устного или письменного, гарантии того, что он возобновит расследование и очистит свое имя. Если он любит ее и признается себе в этом, то она может настаивать. Если же он любит, но не знает об этом, ей его не поколебать.

Аманда спрашивала себя, так ли важно признание в любви. Анализируя все, что теперь ей было известно о Декстере и Мартине, о графе и человеке, Аманда могла ответить, что да. И не только по тем причинам, которые леди Озбалдестон высказала вслух, но и по тем, которые Аманда разглядела за бесстрастной маской ее светлости.

Эти причины, смутные, расплывчатые, вызывали тревогу, а тревога досаждала сильнее всего. Аманда никак не могла понять источник этой тревоги. Он находился не в голове, не в сердце, а где-то на уровне интуиции. Голова подсказывала ей, что, как только старый скандал разрешится, все будет хорошо. Сердце говорило, что Мартин любит ее, что бы он там ни думал. А вот интуиция предостерегала ее о том, что существует другая, невидимая рана, нечто глубоко запрятанное, и ей нужно эту тайну открыть…

– Э-эх! – Аманда решительно села.

Нет, так она ни к чему не придет, только к новой головной боли. Откинув одеяло, она встала и тут вспомнила, что обещала Мартину дать ответ через день.

То есть завтра.

Она как подкошенная упала на кровать. От мысли о встрече с ним у нее закружилась голова.

– Не могу! – застонала она.

Если она встретится с ним, то запутается еще сильнее. Возможно, даже скажет «да», в то время как все внутри ее будет вопить: «Нет! Еще рано!»