Бесполезный человек - Дмитрий Николаевич Москалев

на жизнь после погребения, не окончательную, основанная на вере надежда. Но для кристаллита, который был от части машиной, компьютером в живом теле, можно ли было надеяться на новую жизнь, ад или рай? Была ли вера в сакральные вещи единой, относящейся ко всему мыслящему и разумному, или же люди ошибались на счет души, ибо ее может и не быть, а тела их, мозг их и разум лишь проекция разума, не что иное как химическая реакция? И разницы между машиной из крови и пота и машиной из стали и сплавов нет?

Когда-то он верил, мечтал, строил планы на века, пытался вспомнить прошлое и построить будущее, но злой рок всячески на протяжении всех его жизней обрушивал на него лавину несчастий и испытаний, которые окончательно сломили его веру в свою непоколебимость и бессмертие, в свою вечность и могущество, как идеальное творение, как божественное начало новой цивилизации. Он остался на затворках мира, перестал быть вершителем судьбы, конечно, принц был создателем, а не разрушителем, он любил созидать, вкладывая вещь или идею свою гениальную душу. Чувствовал Эр себя обычным смертным, без веры, без сил, опустошенным отчаянием. Окончательная смерть пугала его, но и придавала сил, окунула его в море сомнений, сожалений и мучений совести перед своим народом, так и перед людьми. Принц чувствовал себя погибшим, предателем, Иудой своей эпохи, чья неприкаянная душа, застрявшая в погибающей оболочке, ищет свой крепкий сук осины, чтобы окончить страдания раз и навсегда и испустить дух. Страх перед смертью вселял в него чуждое чувство его расе, наталкивал его на чуждое философствование о смысле существования и смысле его поступков, так и поступков его племени. Его ни на минуту не оставляла мысль, что он, принц, является частью ужасного замысла, частью механизма–монстра, уродского создания, чуждым природе и естественному началу вселенной, что он – изгой среди изгоев, убийца среди убийц и паразит. И эта мысль – что он паразит, мучила его сильнее всего. Он не мог от неё избавиться, не мог пересилить себя, пересилить чувство вины, не мог перестать им быть, ибо уже был бессилен, не мог сопротивляться, лишь потеряв всё, обесценив всё, он мог очиститься и только так.

У Эра не было по–настоящему счастливых воспоминаний, даже из детства, это раса быстро взрослеет и обретает взрослый разум, иногда он грустил о том, что не ощущал себя нормальным человек, не имел сильных чувств, был половиной, не полным и не завершенным. Мало кто страдал от незавершенности чувств, обычно этим пренебрегали, кристаллиты были эмоционально бедными и жестокими психопатами, высокоорганизованными хищниками. Им было чуждо человеческое взросление, любовь. Они любили ненавидеть. Если же навязчивые мысли возникали, то это лечили смертью или наркотиками. Лечение смертью практиковалось хорошо, ведь тело могло быть генетически бракованным в пределах одного процента.

Голова бы распухла от всей философии кристаллов, но сами они ей пренебрегали, они были лишь винтиками в механизме, радостными винтиками, которым уготовано изобилие и вечное вращение в великой социальной «машине». Самоубийства отсутствовали, никто не «целовал» пистолет из-за жажды к жизни.

Пылающий яркий свет обжигал его белоснежное лицо. С головы выпали последние выгоревшие волосы, которые Эр непрерывно с себя рвал. Его нервная система разрушалась, оставляя опустошенный и жалкий сосуд, лишенный души.

Как ему казалось, он не спал несколько дней. Головная боль стихла, в глазах потемнело, казалось, Эр почти ослеп от яркого света.

Скрипнула мягкая дверь, и в комнату вошли гвардейцы, принесшие Эру одежду. Свет убавили, включили кондиционер, который ударил прохладой по обгоревшему телу Эра.

Его к чему-то готовили. Ввели инъекцию.

Поняв в чем дело, принц покорно оделся, оправился, и с гордым видом, но раскачиваясь из стороны в сторону, вышел вслед за конвоем, ели держась на ногах.

При свете ламп, Эр показался им таким старым, каким никогда не был, вскоре же его вели по столь знакомым коридорам, что по спине пробежала дрожь от мистического испуга. Эр знал, куда его ведут! На убой!

– Убивать ведут, мучить, – подумал принц, –так бесцеремонно и просто, как быка на скотобойню, – сколько времени я там провел, в карцере? – вдруг спросил он у слуг.

– Почти сутки, – ответил робот без трепетного обращения, твердым и металлическим голосом.

– Тише, нам приказано не разговаривать с заключенным, – ответил второй.

– Так я уже заключенный? – усмехнулся Эр, его положение в обществе не позволяло находиться под стражей, если только незаконно.

– Да, сегодня у тебя плохой день Эр, – заговорил с ним робот и замолчал, прими наше соболезнование.

– Знаю. А теперь молчите… Это я вас сделал такими болтливыми! Теперь молчите! Вам же лучше! Ещё не хватало, чтоб узнали о моих проделках в инженерном центре! – Эр стиснул губы и замолчал, вспоминая весь свой тайный и кропотливый труд по созданию программы–сознания дворцовой гвардии.

Его ввели в комнату императрицы, все ещё пустую, обставленную роскошной мебелью, убранную драгоценными коврами и тканями.

– На колени перед Императрицей! – приказал гвардеец. Эр покорно присел, с облегчением вздохнув.

– Мне так даже лучше, на коленях, – и усмехнулся своему положению раба.

– Скоро все закончится и… – прошептал ему на ухо страж, – для всех… – скрипнула дверь и Эр не расслышал сказанное ему дальше.

– Что? Что ты сказал? – удивился Эр словам, не поняв до конца смысла.

– Как-то странно себя ведут слуги, – заметил он, – такого я в них не закладывал, неужели учатся. Нет, не может быть! Этого не может быть.

Императрица, в роскошном платье, держа на лице маску почти влетела в комнату.

– Ах, он уже здесь! – обрадовалась Беллатриса, – ну что, мой птенчик? Пора положить твоему заговору конец и обрезать тебе крылья. Ты едали не превратился в настоящего орла! А та пощечина, ты словно коршун ворвался! Но ты ещё птенец, никчемность! Поверить не могу, что мой сын хотел предать нас! Свою семью! Предать свою кровь! Свой род, лишив себя имени и чести!

– Вы мне не семья! – огрызнулся Эр, покраснев от гнева.

– А кто тебя породил? Кто? Кто взрастил? Семейный разлад – это так трогательно! Все, как у людей! – её забавляло начатое представление.

– Не вы, кто-то, но не вы уж точно! Я такой же, как и вы. Увы, я не напрашивался к вам в сыновья! И роли распределял не я! Вы монстры, паразиты… Вы мне не чета! хоть я и болен… – ответил с ненавистью Эр – у меня хватит духу плюнуть тебе в лицо, губительница! – его слова прозвучали как пощечина.

– Хорошо, что ты не отрицаешь свою вину, – сухо ответила Беллатриса, кидая