Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты - Мари Кордоньер

Это ее развлекло, а чуть хриплый смех фаворитки побудил Флёр внимательнее, чем прежде, слушать ее высказывания. Диана как раз в этот момент приняла от графа Сен-Тессе бокал вина и благосклонно поблагодарила его за услугу.

— Ах, вино в этом доме самого высшего качества! Вы согласны со мною, дорогой граф? Есть все же преимущества у тех людей, которые знают толк в общении с торговцами и поставщиками… Может быть, и мне стоит обзавестись маленькой хорошенькой служанкой из торговых кругов, как это сделала в Лионе Ее Величество? Говорят, что и вы, граф, в последнее время предпочитаете простых девушек! Это так?

С улыбкой Диана подняла свой украшенный драгоценностями бокал, протянув руку в том направлении, где находились Флёр и Пьеро Строцци. Не могло быть никакого сомнения в том, на кого намекает фаворитка своим мерзким высказыванием.

Лишь на миг взглянув в холодные темные глаза фактической правительницы государства, Флёр внезапно поняла, кто побудил графа Шартьера с презрением относиться к ее происхождению и тем самым разрушил ее любовь. Она буквально увидела перед собой маленького пажа, посланного за графом, когда они были в Шенонсо, и поспешно вырвавшегося из ее объятий Ива де Сен-Тессе.

Пусть Флёр в этот момент еще не знала, чем заслужила антипатию этой могущественной дамы, но никакого сомнения не могло быть в том, что любовь Флёр пала жертвой этой враждебности. Одновременно с этим открытием ее пронзило сознание того, что стареющую женщину заставил пойти на эту интригу скорее всего страх. Страх перед красотой молодости, которую фаворитка уже не могла себе вернуть никакими секретными средствами аптекарей всего Парижа. Не исключено, что была тут и ревность, поскольку Флёр поставила под сомнение ее право распоряжаться как угодно одним из кавалеров, которого она считала чем-то вроде своей личной собственности.

Между тем никакого основания для ревности уже нет. Флёр даже не взглянула бы на Ива де Сен-Тессе, будь он хоть последним живым мужчиной на этой земле. И все же ей было невыносимо досадно, что оба они, выпячивая свою дворянскую спесь, присвоили себе право смотреть на Флёр де Параду сверху вниз. Никому не позволено безнаказанно изгаляться над ее именем, именем ее любимого отца!

Сложная смесь из оскорбленной гордости, неутолимого желания мести и неуемного темперамента в конце концов заставила Флёр резко обернуться и пристально взглянуть на фаворитку. Теперь она, напоминающая горящее золотом пламя, возбудила всеобщее любопытство придворных, безошибочно почуявших назревающую стычку.

— Можно ли полагать, мадам, что, говоря о служанке, вы имели в виду меня? — осведомилась Флёр ясным, звонким голосом, и кругом сразу же умолкли все разговоры.

Диана де Пуатье с неподражаемой надменностью приподняла черные брови, а ее улыбающиеся губы перекосились в язвительную гримасу, когда она протянула графу Шартьеру свой опорожненный бокал.

— Ничто не в силах скрыть невоспитанности, которая обязательно оставляет свои следы, когда человек учится этикету между штабелями товара и лавочными разговорами, мадемуазель!

Флёр без промедления подняла перчатку вызова на дуэль. Улыбка, столь же привлекательная, сколь и леденящая, приоткрыла ее жемчужно-белые зубы, а ответ дышал обманчивой любезной кротостью:

— Лавочные речи моего отца были, конечно же, менее интересны, чем та конфиденциальная информация, которую сообщил коннетабль Бурбон господину Сен-Валье, прежде чем предать французского короля, перебежав на сторону испанского императора, мадам!

Даже пушечное ядро не могло бы упасть посреди круга придворных с большей внезапностью и точностью. До сих пор никто не смел даже упоминать при Диане де Пуатье о трагической судьбе брошенного в темницу Сен-Валье. К тому же голос Флёр был достаточно ясен и звонок, чтобы произнесенные ею слова можно было услышать даже в самой отдаленной нише большого зала.

Все краски исчезли с лица фаворитки. Окружающие наслаждались редкой картиной, видя, как эта дама, отличавшаяся убийственным красноречием, открывала и закрывала рот, а с ее губ не срывалось ни одного звука. Но Флёр, оказавшись уже не властной обуздать свой дьявольский темперамент, полностью вырвавшийся из-под контроля, выпустила еще одну из ядовитых стрел, хранившихся в ее колчане.

— Заверяю вас, мадам, — добавила она, как бы успокаивая собеседницу и приседая в совершенном реверансе, — что лично я предпочитаю быть любимой и почтительной дочерью лавочника и торговца, чем дочерью предателя и шлюхой короля!

Гробовая тишина в танцевальном зале дворца Пале Турнель была столь пугающей, что шуршание платья Флёр, когда она выпрямилась и пошла к выходу, звучало как шум приближающейся грозы. Никто ее не задержал. Парализованные ужасом, который произвел на них неописуемый скандал, присутствующие лишь провожали глазами удалявшуюся Флёр.

Молодая женщина уже не услышала гневного возгласа короля, тяжелого вздоха, с которым Диана де Пуатье упала в обморок, и произнесенного сдавленным шепотом проклятия столь сдержанной всегда королевы. Подобрав юбки, Флёр вбежала, словно гонимая бешеными фуриями, в маленькую комнатку, служившую ей жилищем во дворце, где бросилась вниз лицом на узкую, жесткую постель.

Слезы не принесли ей облегчения. Ничего не видя, застыв в неподвижности, охватившей ее всю до самой глубины сердца, она с трудом дышала. Развалины ее любви, счастливых планов, гордости и доверия навалились на нее с беспощадной жестокостью. Она сама все погубила. В течение нескольких страшных минут устроила столь скандальную сцену, какой двор французского короля не переживал с незапамятных времен.

Глава 7

— Теперь я понимаю, почему ваш отец так сомневался, следует ли определять вас ко мне на службу. — В голосе королевы не было свойственных ей дружеских ноток. Он звучал жестко, и итальянский акцент слышался еще сильнее, чем обычно. Флёр, опустив глаза, стояла, устремив взгляд на виньетки дорогого восточного ковра под ногами.

Более суток прошло после скандала, прежде чем Катарина Медичи вызвала ее к себе в рабочий кабинет. Это были бесконечные часы, у Флёр имелось более чем достаточно времени, чтобы пожалеть о своем глупом поступке и разобраться во всех деталях крушения ее положения в обществе.

— Ясно ли вам, что вы вели себя непростительно? Нет никаких оправданий такому нарушению приличий и добропорядочности! Вы меня полностью скомпрометировали как принимающую гостей хозяйку!

Хотя внешне Флёр выслушивала этот выговор с полным смирением, в ней все еще не угасло внутреннее сопротивление. Почему же всю вину за случившееся возлагают только на нее? Почему королева игнорирует то обстоятельство, что Диана де Пуатье сама спровоцировала Флёр и не реагировать на это было невозможно?