Настоящее напряженное - Дэйв Дункан

Тимоти Боджли, бедный старина Волынка, дружил больше с Экзетером, со Смедли же – не особенно. Смедли никогда раньше не бывал в Грейндж. Он не удержался от удивленного свиста, увидев вдалеке возвышающийся над обширным парком замок с контрфорсами и башенками. Зато в парке паслись овцы! Ничего из того, что он увидел за этот день, не показало ему столь наглядно перемены, которые принесла с собою война.

Теперь Грейндж занимали военные, а их целью был Дувр-Хаус – уродливая мрачная коробка, утонувшая в тени старых тисов, – древнее место изгнания нежеланных тещ. Когда они въехали во двор, к ним с лаем устремились три огромных пса.

– Лежать, Брут! – взревела миссис Боджли. – Цыц, Чингис! О, да уймись ты, Кудряш! Видите ли, здесь стоял чрезвычайно красивый дом, спроектированный еще Адамом. В библиотеке Грейндж сохранились чертежи. Но бабка Гильберта снесла его, чтобы поставить эту чудовищную викторианскую конюшню. Я не жалуюсь. Я даже не знаю, что делала бы, если бы армия не реквизировала большой дом. Тьфу, эти чертовы голуби! Видите ли, они устроили там госпиталь. Слуг теперь днем с огнем не сыщешь, а для меня одной он слишком… Бог знает, что я буду делать с ним, когда закончится война. Нет уж, позвольте, это я сама… И распрягу Элспет тоже я. Пожалуйста, не надо спорить. Она ко мне привыкла. Просто проходите в дом, мой мальчик. То есть я хотела сказать, капитан. Располагайтесь, как дома. Если вы поставите чайник, мы выпьем по чашечке чая. Джонс сказал, остальные приезжают с четырехчасовым поездом, так что у нас полно времени…

В Дувр-Хаусе было темно и пахло сыростью. Мебель – старая и неуклюжая, штукатурка в пятнах. Отсутствовало электричество и даже газ. Смедли наполнил черный железный чайник из колонки и отнес его в дом. Он разжег огонь в плите, размеров которой хватило бы, чтобы зажарить небольшое стадо коров. Маленький такой дом – каких-то там семь спален. Больше всего это походило на мавзолей, зато здесь по крайней мере его нервам не угрожала толпа. Кухня напоминала скорее бальную залу и состояла из камня и теней. На ум приходила тюрьма. Он сел на один из жестких деревянных стульев и попробовал представить, на что была похожа жизнь здесь раньше.

– Ага, вот вы где! – громогласно обрадовалась миссис Боджли, вваливаясь на кухню в окружении всех трех псов. – Если хотите, могу сразу показать вашу комнату. Нет, не стоит благодарности. Это я должна быть благодарна. У меня так редко бывают гости. Прекрати же, Брут! Приходится находить себе занятие, сами понимаете. Вязание для солдат, комитеты по сбору средств для армии, потом я навещаю еще бедных мальчиков здесь, в Грейндж, но должна признаться, вечерами тут довольно одиноко, потому-то я так обрадовалась, когда позвонил мистер Джонс, и мне так не терпится услышать рассказ Экзетера от него самого, потому что я ни на минуту не верила, что он имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Тимоти. И где он был?! Где-то тут у меня кекс с мадерой. Тот инспектор – он был абсолютно некомпетентен, а Гилберт был тогда не в форме. Вы не знаете, куда он исчез так загадочно? Экзетер, не генерал.

– Он находился в другом мире, миссис Боджли.

Миссис Боджли рылась в серванте, в ящичке для ложек. Она выпрямилась во весь рост и пронзила Смедли взглядом, остротой своей не уступающим стилету.

– Вы сказали, «в другом мире»?

– Да, именно так.

– О! – Миссис Боджли прикусила губу и на мгновение задумалась. – Как любопытно! – пробормотала она и продолжила свои поиски в столовом серебре.

Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким беспомощным. Он пришел в ужас, узнав, что у его хозяйки нет постоянных слуг, только «дочка старого Тэттлера, что приходит раза два в неделю немного прибраться». Более того, миссис Боджли, похоже, не находила в этой ситуации ничего особенного. Он и не предполагал, насколько война все переменила.

Она принялась чистить картошку. Он не мог помочь ей и в этом. Он мог бы, возможно, застелить кровати, но она заверила его, что кровати уже застелены. В белье недостатка не было. Она сказала, что у нее здесь целые сундуки барахла, которое она захватила из большого дома. Да, не посмотрит ли он вот в этом – не найдется ли там несколько тарелок?

У него кончилось курево. Он даже не мог выйти в деревню купить еще – отчасти из-за того, что был скрывающимся от правосудия беглецом, отчасти из-за того, что у него не было ни пенса. Ох, черт! Как он только ухитрился во все это вляпаться?

Все время, пока миссис Боджли готовила обед, она болтала без умолку, в основном о его старых школьных друзьях. Как будто мрачная тень войны снова коснулась его, и он ощутил легкий озноб. Ранен, ранен, убит, убит, убит… Она рассказывала о трудностях, с которыми сталкивалась школа; хотя она и не была больше женой председателя совета попечителей и, следовательно, почетной крестной, она не теряла к школе интереса.

Она спросила его, что он собирается делать. Ему пришлось признаться, что он не знает. Он всегда думал, что вернется в Индию, туда, где он родился, и пойдет по стопам отца. Правда, тамошняя администрация предпочла бы человека с обеими руками, зато у него теперь грудь в медалях, и он сын сэра Томаса… впрочем, его теперь ищет полиция. Что бы там ни случилось в следующую неделю или две, это пятно из его биографии уже никуда не денется. Про Индию можно забыть.

У него все не шел из головы этот Олимп – переодевание к обеду в джунглях, слуги в ливреях… но этот мифический мир таял под холодным дыханием реальности. Волшебные силы, чудесные исцеления, пророчества и мстительные боги… как можно верить в подобную ерунду?

Ох, сигарету бы!

Настало время снова запрягать пони. Миссис Боджли отправилась в Грейфрайерз и на станцию. Смедли слонялся по саду. Овощные грядки оказались ухоженными, а вот цветы – запущенными. Он снял пиджак и галстук. Садовые ножницы или газонокосилка для него исключались, но он нашел в сарае маленькую тяпку и принялся за клумбы. Когда это надоело, он решил, что вполне справится и с граблями: разрыхлить землю и даже сгрести листья.

Запах сырой земли напомнил ему окопы. Нет, он дома, в Англии. На Родине. Зеленые изгороди и увитые плющом стены окружали его, как материнская утроба. Над головой – зеленая листва и белые облака. Он слышал зябликов и голубей. Ранняя английская осень. Он свое дело сделал, его война закончилась. Дома! Слава Богу! На него снизошло умиротворение.

Немного спустя до него дошло, что его невидимая рука исчезла и что он целый день не плакал.

Наконец вернулась повозка; на этот раз правил Экзетер. Смедли пошел открыть им ворота, но там, конечно же, была Алиса. Алиса – девушка. Удивляясь неожиданно охватившему его смущению, он поспешно вернулся к своей работе в саду. Там он по крайней мере не слышал, как Экзетер обсуждает убийство старины Волынки с его матерью, если они это еще не обсудили.