Моя купель - Иван Григорьевич Падерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда чуть стихло, Мария Петровна по толчкам одиночных выстрелов поняла, что бой идет где-то в стороне от Юдовки, но не успела сказать сыну и слова, как земля снова загудела, затряслась. На этот раз дрожь земли не унималась около часа. Затем — тишина. И снова то же самое. Только толчки взрывов все удалялись и удалялись.
Под вечер послышался тот знакомый юношеский голос:
— Хозяюшка, выходите!
Командир открыл западню и, просунув в нее свою лохматую голову, приговаривал:
— Выходите, тут у нас полный порядок. Надо решать продовольственные дела.
— Погоди решать, сперва хочу посмотреть, какой ты порядок навел, — ответила Мария Петровна.
— Мам, и я с тобой, — попросился мальчик.
— Правильно, выходите вместе, — поддержал его командир.
— Показывай, — сказала Мария Петровна, оглядывая свой дом. Ей не верилось, что после такой встряски стены дома не рассыпались. — Уцелел!
— Как видите...
На чердаке осталось так, как было утром. Только отверстия, через которые просматривались подходы к Юдовке с западной стороны, чуть расширились.
Нет, Мария Петровна еще не видывала такой свалки машин. Подбитые, перевернутые, горящие, они громоздились перед мостом, на взвозе по ту и по эту сторону реки. А возле них, словно разбрызганная грязь, чернели на снегу убитые.
— Чьи это? — спросила она.
— Ихние.
— А твои где?
— Мои на своих позициях. С провиантом у нас плоховато... Люди есть хотят, хотя бы картошку добыть.
— Как тут было-то?
— Одним словом, они на засаду напоролись. Потом мы добивали их с разных сторон. Остальное люди расскажут.
— А наши, юдовские, видели?
— Видели. Вон еще ходят там и смотрят.
— Тогда иди отдыхай. Ночью всех накормим. Сколько вас?
— Человек четыреста.
— Ладно, накормим.
Перед сумерками Мария Петровна обошла лишь первый десяток домов Юдовки. Навещать остальные не было смысла. Весть о том, что она ходит по домам и просит поделиться остатками продуктов с солдатами, разнеслась по всей деревне быстро, как свет из окна в окно. Женщины, дети, старики, старухи — все, кто мог ходить, несли в общий котел солдатам все съедобное, что было приготовлено в каждом доме к ужину.
— Это пока на первосыток, ночью мы для них погреба раскроем.
— Спроси, Петровна, что ихний командир пуще всего кушать любит. Он, говорят, большой шибко.
— Принимай, Петровна. Как они германцев сегодня поколошматили! Для таких ничего нельзя жалеть.
Мария Петровна своим ушам не верила. Как откликнулись на ее голос люди! Понимают, их не обманешь, они знают, с кем делиться последним куском.
Кто подсказал командиру назначить ее на такую должность, она не могла догадаться до тех пор, пока не узнала, что из Хомутовки сюда пришли вместе с командиром партизанский разведчик Петя Ворохобин и его сестренка Таня с матерью.
Всю ночь дымились трубы почти над всеми домами Юдовки, в погребах и подвалах горели коптилки, лучины. Дети и старики чистили картошку, рушили просо, молотили и толкли в ступках зерна кукурузы, пшеницы и ячменя. В утру кроме готовых завтраков с картофельными ватрушками, тыквенными паренками на пунктах сбора продуктов появились кадушки соленой капусты, огурцов, решета яиц, мешочки с крупами. Муку не принимали — советовали делать тесто и печь капустные и морковные пироги.
Занимаясь продуктовыми делами, Мария Петровна не могла навестить больного сына. Она вырвалась к нему, когда немецкие снаряды начали долбить взгорье, где стояли «дальнобойные гаубицы» из бревен. Прибежала в дом и поразилась: мальчик с увлечением перебирал разложенные по лавкам немецкие автоматы, пистолеты.
— Что ты делаешь, сынок?
— Это трофейные, — не отрываясь от своего дела, ответил мальчик.
— Кто тебе разрешил?
— Сам командир. Мы с ним теперь друзья. Он спал рядом со мной. Добрый дяденька, только ночью, сонный, долго стонал...
— Вы завтракали?
— Завтракали. И тебе оставили. Козье молоко вкусное-вкусное и курица тоже.
Мария Петровна присела к столу и чуть не заплакала от радости. Она не знала, кто принес комдиву козье молоко и жареную курицу, но ей было ясно: теперь люди ничего не пожалеют для тех, кто овладел великим искусством побеждать врага.
Шесть суток оборонялся юдовский гарнизон. Немецкие войска обходили Юдовку справа и слева, но ни один немецкий солдат не мог прорваться в деревню до тех пор, пока не поступил приказ «юдовскому гарнизону отойти на новые позиции».
Командир артиллерийского дивизиона, названный здесь комдивом, мог вести за собой в любом направлении не две противотанковые батареи, вокруг которых объединились более трехсот стрелков-пехотинцев, разделенных на два батальона, а еще сотни и сотни добровольцев из местных жителей — больше полка, но он взял лишь несколько десятков.
Первыми оставили Юдовку мирные жители. Отходили ночью тихо и спокойно. Спокойно потому, что на прикрытие отхода остались бойцы во главе со своим комдивом.
Отходили ночью. Впереди колонны шла Мария Петровна с сыном, оглядываясь на свой дом. Старый, с просевшей крышей, он будто поднялся еще выше над Юдовкой и долго не прятался в темноту мартовской ночи.
Запись третья
Связная партизанского отряда, быстрая и остроглазая смуглянка Катя Чернышева, возвращалась в родное село Березы. Девушка шла вдоль уже разлившейся речки Свопы по знакомой тропе, теперь уже не опасаясь ни привязчивых немецких патрулей, ни продажных полицаев: здесь были свой войска.
День выдался по-весеннему солнечный, теплый, с запахами южного ветра. Но нынешняя весна, как и прошлая, не радовала Катю: на пашнях ни души — в бороздах и бурьянах осталось много мин, туда нельзя пускать людей. Опасно, могут подорваться. А голубеющие в разливах луга, которыми она любовалась в довоенные годы, порой забывая про уроки в школе, на этот раз пугали ее всплывающими трупами. Вон два в мундирах, с белыми квадратами на погонах, всплыли возле березки...
На душе у Кати было тревожно еще и потому, что она знала, как много танков, артиллерии и мотопехоты стягивает Гитлер к границам освобожденной недавно курской земли. Какие силы подтягивались сюда с нашей
