Искупление Путника - Сара Дуглас

— Как, прямо сейчас?

— Почему бы нет? Я чувствую, что теряю связь с Матерью. Как бы не лишиться ее покровительства.

Ир поцеловала Фарадей в щеку.

— Не волнуйся, дорогая. Мать никогда не оставит тебя своей милостью. Но ты права: забывать Мать нельзя.

Фарадей покопалась в мешке и достала чашу, подарок Серебристого Рогача.

— Ир, ты знаешь, как с помощью этой чаши можно увидеться с Матерью?

— Пожалуй, я помогу тебе. Для начала нужна вода. Наполни чашу, — Ир кивнула в сторону столика, на котором стоял кувшин.

— Теперь, — продолжила Ир, — надо принести Матери жертву, которой может быть только кровь. А вот и нож. — Ир потрогала лезвие. — Туповат, но другого нет. На!

Фарадей взяла нож и с силой провела лезвием по большому пальцу левой руки. Показалась кровь.

— Полагаю, ты знаешь, что делать дальше, — сказала Ир и отошла в сторону.

Фарадей кивнула. Она должна предстать перед Матерью обнаженной — такой, какой появилась на свет.

Раздевшись, она склонилась над чашей и, выдавливая из пореза на пальце кровь, прошептала:

— О Всемогущая Мать, пусть эта кровь утолит твою жажду. Прими меня в свои благостные объятия!

И о чудо! Едва Фарадей произнесла эти слова, как чаша засияла изумрудно-зеленым светом, и свет этот, словно туман, стал обволакивать девушку, заполняя собою комнату.

Фарадей замерла от восторга. Она почувствовала, как по телу разливается умиротворяющее тепло, а на душе становится радостно и светло. Ощущения одиночества как не бывало. Она почувствовала, что о ней думают, что любят ее, и тут же ощутила сама беспредельную любовь к миру, ко всему сущему. Фарадей вспыхнула слезами вдохновенного потрясения.

И тут раздался стук в дверь.

Ир бросилась к чаше и вылила воду в таз. Изумрудно-зеленый свет сразу померк.

Накинув на Фарадей плащ, Ир поспешила к двери.

— Кто там? — спросила она.

— Это я, Тимозел.

Ир чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Чего тебе надо?

— Я пришел узнать, как устроилась Фарадей.

— Прекрасно. Сейчас ляжет спать. Иди спать и ты.

Топороносец ушел.

— Идиот! — буркнула Ир, закрыв дверь на щеколду. — Да и мы с тобой хороши: даже дверь не замкнули. Когда снова захочешь встретиться с Матерью, выбирай место получше, да убедись, что тебе не помешают. Представляешь, что было бы, если б Тимозел вошел в комнату? А на его месте мог оказаться и Борнхелд.

— А Мать не рассердилась, что я исчезла, не попрощавшись?

— Мать всевидяща, она не винит тебя.

— А скажи, Ир, на что еще годна эта чаша?

— В этой чаше заключена древняя магия, существующая испокон веку. Она может творить разные чудеса. Какие, не знаю. Теперь чаша твоя, и ее тайны постепенно тебе раскроются. А сейчас пора спать. Рано утром к тебе явятся швеи. Запри за мной дверь.

Когда Ир вошла к себе в комнату, оказалось, что ее ждут: на кровати лежал Готье. Ир улыбнулась и закрыла дверь на щеколду.

Глава тридцать восьмая

В Сигхолте

Стоя на площадке сторожевой башни, Аксис задумчиво смотрел на темную волнистую полосу, видневшуюся на линии горизонта. Ледяные Альпы! Он их ни разу не видел, да и никогда не был севернее Олдени, а воевать на территории королевства ему и вовсе не приходилось. Теперь придется. Аксис поежился: дул сильный холодный ветер. Скоро зима. Что она принесет? Удастся ли ему справиться с Разрушителем? Возможно, он скоро схватится с ним. От Сигхолта до Горкентауна две недели пути.

Размышления Аксиса прервал старческий голос:

— Принцесса тоже любила проводить время на башне.

Боевой Топор обернулся, недоуменно взглянув на своего провожатого, маленького беззубого старика с лицом, изборожденным морщинами.

— Какая принцесса, Рейнольд?

— Твоя мать, Боевой Топор, принцесса Ривка.

— И что же она делала здесь?

— Говорила, что любуется панорамой. Бывало, проводила на башне весь день. Я тогда служил в форте поваром, и мне вместе с прислугой частенько приходилось подыматься сюда по три раза на дню, чтобы принести принцессе еду.

— Наверное, вы ругали ее в душе?

— Что ты! Принцесса была доброй, внимательной. Она всякий раз извинялась за причиненное беспокойство, а бывало, приглашала и нас постоять рядом с ней и полюбоваться на горы.

— На Ледяные Альпы?

— Ну да. Ей очень нравились эти горы, она восхищалась ими и даже поговаривала о том, что если б имела крылья, то непременно облетела бы их, любуясь их красотами с высоты. Когда она умерла, видно, ее душа отправилась в горы.

— Но эти горы еле видны.

— Еле видны сейчас, а в ясный солнечный день они прямо как на ладони. Такое впечатление, что до них не больше двух лиг.

— Ривка, вероятно, была несчастлива, раз ее тянуло из дома?

— Ривку удручало общество Сиэрласа, за которого вышла замуж по принуждению, но зато когда герцог куда-нибудь уезжал, она расцветала, становилась радостной и веселой.

— Верно, в отсутствие Сиэрласа Ривка проводила время с моим отцом?

Рейнольд не ответил, задумался, перевел взгляд на горы. Он вспомнил, какой ужасной пытке подвергся, когда Сиэрлас, вернувшись в Сигхолт после годового отсутствия, застал жену на восьмом месяце беременности. Прослышав, что Ривка, по странной прихоти, часто проводила время на башне, куда ей даже носили пищу, взбешенный герцог ворвался на кухню и учинил самый настоящий допрос, пытаясь узнать, с кем тайно встречалась его жена. Когда допрос не помог, герцог пришел в неистовство. Рейнольд машинально взглянул на руки. В тот страшный день Сиэрлас вырвал ему все ногти раскаленными кухонными щипцами. Хотя ногти и отросли, своего первоначального вида они так и не приняли. Ломкие, похожие на наперстки — на них лучше и не смотреть.

— Рейнольд! — напомнил о себе Аксис. Старик встрепенулся.

— Не скажу точно, — ответил он, — но думаю, что принцесса и в самом деле встречалась на башне с твоим отцом. Ни я, ни кто другой его никогда не видел. Зато и я, и другие с кухни не раз слышали его голос. Этот таинственный человек не только говорил с Ривкой, но и пел ей, и пел замечательно. Его можно было слушать часами, что мы и делали, дожидаясь, когда Ривка откроет дверь, чтобы взять еду. Кем был этот загадочный человек, откуда взялся — не знаю. До сих пор не могу понять, как ему удавалось подниматься на башню и спускаться с нее никем не замеченным.

Аксис кивнул. Теперь не вызывало сомнения: его отец — икариец. Совсем недавно Веремунд рассказал о том, что икарийцы — крылатые люди. Вот и ответ на недоумение Рейнольда. Отец просто прилетал на свидания. Отец! Внезапно в голове Аксиса зазвучала веселая песенка. Аксис закрыл глаза. Песенка звучала все громче, она согревала, вселяла успокоение.