Владыка мира - Алекс Ратерфорд

– Светлейший… – К нему трусцой подъехал Захид-бат, чья густая борода и овчинная шапка покрылись коркой инея, а изо рта вылетали клубы пара. – Саиф-хан, наместник Кабула, послал отряд, чтобы сопроводить тебя в конце твоего пути.

Салим немного сгорбился, расслабившись. Его долгая дорога в ссылку почти завершилась.

Глава 25

Казначей Кабула

Толстые стены цитадели – почти везде не меньше десяти футов толщиной – хорошо защищали от метелей, которые неустанно мели, начиная с прибытия Салима в Кабул два дня назад. В огне очага потрескивали ветки, время от времени выплевывая сноп красно-золотых искр. И все равно Салим застыл до костей. Он приблизился к огню, чтобы согреть руки, пока ждал возвращения Саиф-хана, который пошел дать указания слуге. В то время как слуги подкладывали в огонь еще дров, Салим повернул голову, чтобы внимательно рассмотреть низкое возвышение в дальнем конце длинного зала и престол, который на нем стоял. Его красные бархатные подушки вытерлись, а позолоченные ножки и высокая изогнутая спинка немного запятнались. В далеких дворцах Моголов в Лахоре или Фахтепур-Сикри за мерзлыми горными перевалами такой потертой мебели не встретишь, но Салим смотрел на него с почтением. Именно здесь его прадед, будущий первый падишах Моголов, восседал как правитель Кабула и вершил правосудие. Возможно, именно с этого самого престола он заявил о своем намерении вторгнуться в Индостан и объявить его владением Моголов. В мерцающем свете факелов, висевших высоко на грубых каменных стенах, Салим мог бы в мыслях воззвать к духу Бабура, ведь у него при себе на поясе был его меч Аламгир.

Если Бабур смог выбраться из Кабула и осуществить свои замыслы, то, быть может, и его правнук сумеет сделать то же самое, и пророчество суфийского провидца исполнится, успокаивал себя Салим. Сразу же, как только эти снежные бури немного утихнут, он посетит могилу Бабура в саду на склоне над Кабулом. Да, огромная пропасть разделяла драгоценную роскошь могольских дворцов в Индостане с их затейливой каменной резьбой, благоухающими фонтанами и тщательно продуманными церемониалами – и эту нерушимую цитадель, где Бабур лелеял свои завоевательные планы. Разумеется, кабульская крепость, которая высилась на скалистом мысу над городом, никогда и не служила дворцом, предназначенным создавать атмосферу утонченности. Она была построена, чтобы внушать местным племенам страх и контролировать торговые маршруты. Богатство Кабула зависело от огромных обозов, которые каждый год тряслись по дорогам, везя драгоценности, сахар, ткани и специи, и это богатство нужно было защищать. Даже сейчас кабульские доходы были важны для могольской казны.

– Прошу простить, светлейший, что покинул тебя…

Саиф-хан вошел, шурша одеждами с подкладкой из лисьего меха. Это был крепкий добродушный человек средних лет; впрочем, длинный белый шрам на левой щеке и розоватое на просвет изорванное левое ухо выдавали в нем бывалого воина, да и Салиму было прекрасно известно, что за плечами у него были годы военных кампаний, за заслуги в которых отец и назначил его наместником.

– Если ты позволишь, я хотел бы представить тебе остальных членов своего совета.

– Разумеется.

Саиф-хан шепнул что-то слуге, который вышел за дверь и затем ввел шесть советников. Наместник по очереди представил их всех – конюший, главный дворцовый управляющий, командующий гарнизоном… Салим вежливо ответил на их поклоны, но взгляд его оставался отсутствующим. Но затем Саиф-хан произнес имя, которое заставило принца оживиться.

– Это – Гияз-бек, казначей Кабула.

Гияз-бек… где он прежде слышал это имя? Салим вглядывался в высокого угловатого человека, который сейчас склонился перед ним. Когда тот снова поднял голову и Салим разглядел благообразное лицо, не такое изможденное, как тогда, когда он видел его в последний раз, но все же со следами усталости (годы брали свое), – он снова оказался в детстве, потрясенно слушая стоящего перед Акбаром в Фахтепур-Сикри Гияз-бека, который рассказывал о своем отчаянном побеге из Персии и о том, как он оставил свою новорожденную дочь под деревом…

– Я помню тебя, ты приезжал в Фахтепур-Сикри, Гияз-бек.

– Какая честь для меня…

– Как твоя семья?

– Все в добром здравии, светлейший. Горный воздух Кабула пошел им на пользу.

– И твоя дочь? – Салим силился вспомнить ее имя. – Мехрунисса… насколько я помню, ты так ее назвал?

– Действительно, светлейший. Мехрунисса, «Солнце среди женщин». С нею все хорошо.

– Ты здесь явно преуспел. Мой отец отправил тебя в Кабул помощником, а теперь ты казначей, – сказал Салим и продолжил немного смущенно: – Он послал меня в Кабул, чтобы убедиться, что город управляется должным образом и в особенности что все доходы правильно учитываются и без недостач посылаются в имперскую казну.

– Я готов поклясться жизнью, что ни один шахрукки[17] не потерялся.

– Рад это слышать, но все же должен буду просмотреть твои отчеты.

– Разумеется, светлейший. Я принесу бухгалтерские книги сюда? Или, буде у тебя такое желание, когда стихнут бури, удостоишь посещением мой дом?

– Я приду.

Салим с наместником снова остались одни; принц сидел, глядя на огонь. Что-то в Гияз-беке озадачивало его – как и в тот день, когда он увидел его в первый раз. Красивые слова, которые так легко слетали у него с языка, может сказать любой придворный. Однако Салим не упустил выражения лица Гияз-бека, когда тот отвечал на вопрос о доходах. Перс, казалось, ревностно чтит свою честь… или подозрительно громкими заявлениями напускает на себя вид оскорбленной невинности? Бабушка когда-то упоминала о причудливых узорах судьбы – и что именно Гияз-бек еще ему встретится. Разве она не предсказала, что этот перс однажды сыграет свою роль в судьбе Моголов? Но вопрос в том, как именно… К добру это или нет?

Оглядевшись, Салим увидел, что Саиф-хан с интересом за ним наблюдает. О чем он думал? О том, что приехал своенравный сын падишаха, сосланный в Кабул в наказание за свои проступки? Он, должно быть, знает, что приезд с инспекцией был простой отговоркой и что Салим покинул двор с глубоким позором. Сплетни разлетаются быстро; даже если Абуль Фазл и не описал Саиф-хану истинное положение дел – хотя это вряд ли, – то в любом случае должен был приказать ему предоставлять отчеты о поведении Салима. Чтобы скрыть замешательство, принц спросил:

– Расскажи мне подробнее о Гияз-беке. Он на самом деле такой хороший и честный казначей, как уверяет?

– Падишаху лучше слуги в Кабуле не сыскать. Он усовершенствовал систему взимания налогов с караванов, а также сбора податей с городов и селений. В течение пяти лет, что я был наместником, он увеличил наши доходы почти в два раза.

Наверное, Гияз-бек говорил от чистого сердца, представ перед ним сегодня, – да и тогда, в первый раз, при Акбаре много лет назад, решил Салим. И вообще, бессмысленно гадать, знает о его провинностях Саиф-хан или нет. Он должен вести себя как добросовестный проверяющий из столицы, прибывший надзирать за управлением провинцией империи. Это единственный путь получить хотя бы надежду вернуть расположение Акбара.

Снежная буря утихла, зубчатые стены крепости освободились ото льда. Салим ехал вниз по склону в сопровождении отряда воинов спереди и стражников Захид-бата позади него. Он пригласил Сулейман-бека сопроводить его в дом Гияз-бека в городе у подножия склона, но его молочный брат, смеясь, просил его извинить, сказав, что с цифрами он совсем не в ладах. Холодный ветер нес маленькие кудрявые белые облака по бледно-синему зимнему небу, когда Салим подъехал к городским стенам. За ними от больших постоялых дворов поднимался дым, – там сейчас проживали лишь редкие неугомонные путешественники. Когда зима закончится и все проходы снова откроются, улицы Кабула будут бурлить, и, идя по улицам города, можно будет слышать десятки чужеземных языков, если верить Саиф-хану. В отличие от Сулейман-бека, наместник стремился сопровождать Салима, оказываясь везде, куда тот хотел пойти. Принца это настораживало. Не пытается ли Саиф-хан следить за ним? В любом случае избитые истории и грубые шутки наместника уже немного утомили его. Ему хотелось повидать Гияз-бека один на один.

Казначей жил в большом двухэтажном доме, огороженном деревянным забором. Хозяин в тюрбане и зеленых шелковых одеждах, в окружении слуг, ждал на улице, чтобы приветствовать гостя. Салим обнаружил, что от мраморной плиты, с которой он должен был пройти по лужам до дверей из полированного каштанового дерева, была расстелена дорожка из лилового бархата.

– Светлейший, добро пожаловать. – Гияз-бек отодвинул конюха и сам поддержал стремя, пока Салим спускался с лошади. – Прошу тебя следовать за мной.