Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

– Ты действительно помогал этому lépero похитить крест?

– Разумеется, нет, – процедил я сквозь зубы. – С какой стати мне помогать всякой швали? Я мог бы и сам взять то, что мне нужно.

Он разрезал мои веревки.

– Мне очень жаль, – пробормотал ученый. – Наказывать человека за чужое преступление – это вопиющая несправедливость.

Брат Бенито отошел в сторону и толковал о чем-то с другими участниками экспедиции, причем физиономия у него была не угрюмая, как раньше, а оживленная. Не иначе, вид пролитой крови поднял ему настроение.

Вообще-то мне ничего не стоило поквитаться с ним, но тогда пришлось бы покинуть экспедицию. Я вынужден был выдавать себя за пеона и держать язык за зубами. Но, да будут тому свидетелями Бог на Небесах и дьявол в бездне ада, спускать монаху свое унижение я не собирался. Уж будьте уверены, рано или поздно я зажму его яйца в тиски и хорошенько закручу винт.

Погрузившись в свои мысли, я не сразу почувствовал, что священник-инквизитор брат Балтар смотрит на меня в упор.

– Я только что узрел в тебе демона! – воскликнул он, указав на меня пальцем. – Берегись! Я чую зло! И буду наблюдать за тобой!

44

Паленке

Теперь мы направились на юг, к непроходимым джунглям и древнему городу майя, известному под названием Паленке, откуда нам предстояло совершить путешествие в Чичен-Ицу и другие таинственные поселения майя на Юкатане.

– Мы могли бы сократить путь, вернувшись к побережью и отправившись на юг морем, но никто не хочет идти обратно в Веракрус, – пояснил Карлос, шагая рядом со мной пешком. Как у каждого полноправного участника экспедиции, у него имелся верховой мул, но он частенько ходил пешком, чтобы поговорить со мной. Ну а я на своем муле ехать не мог, потому что он был навьючен горами снаряжения и припасов.

– Все, видишь ли, боятся vomito negro. По прибытии из Испании мы миновали Веракрус почти без потерь (лишь один человек умер), но никто не хочет снова рисковать подхватить желтую лихорадку. Поэтому мы проследуем на юг по суше. Что, возможно, и к лучшему: на борту корабля исследовать и заносить в каталог явно нечего.

Карлос показал мне на карте, куда приведет нас маршрут.

– Из Пуэблы мы проследуем к Истмо-де-Теуантепек, узкой горловине, которая лежит между Мексиканским заливом со стороны Атлантического океана и заливом Теуантепек со стороны Тихого, а потом двинемся дальше, к Сан-Хуан-Батиста. Оттуда мы повернем в глубь материка, к руинам Паленке, которые находятся примерно в тридцати лигах от Сан-Хуана.

Я кивнул.

– Однако карта показывает лишь расстояние и направление, а не трудности маршрута, а между тем нам предстоит путешествие с высокого плато в самое сердце джунглей, из зоны умеренного горного климата в жару и влагу тропических лесов и рек провинции Табаско. Возможно, что когда нам удастся добраться до этих индейских руин, выяснится, что «черная рвота» побережья далеко не так страшна, как удушливые джунгли, в которые нам придется углубиться.

* * *

Бóльшая часть путешествия до Сан-Хуана прошла без происшествий, но когда до города оставалось всего несколько дней пути, зарядили дожди. Собственно говоря, зачастили они, то усиливаясь, то ослабевая, еще с тех пор, как мы спустились с плато, но теперь это был сплошной, не прекращающийся ливень, настоящий потоп, как будто боги майя наслали на нас проклятие за то, что мы вторглись на их территорию.

Мы брели в грязи по колено, а наши тяжело груженные мулы проваливались по брюхо, так что нам с трудом удавалось их вытаскивать. ¡ Dios mío! Насекомые ели нас поедом, словно взбесившиеся дикие звери; с ветвей деревьев, под которыми мы проходили, свисали, явно желая познакомиться с нами поближе, огромные животные; а в реках и болотах подстерегали похожие на драконов, злобные, как демоны, зубастые крокодилы.

Когда ваш мул по брюхо в грязи, у вас нет выбора: волей-неволей придется слезть с него и сражаться с вязкой жижей самому. Так что очень скоро все наши гачупинос промочили ноги.

Вдобавок спина моя еще не зажила, и когда мы оказались во влажных тропиках, воспалилась еще пуще. Всякий раз, когда раны открывались заново, изводя меня кровотечением, болью или зудом, я вспоминал монаха, из-за которого их получил.

Мы перебирались через влажные низины, реки, лагуны, болота и топи, хлюпая по вязкой жиже и преодолевая броды рядом со своими мулами. На некоторых реках, там, где лошади не могли нести участников экспедиции, мы, носильщики, тащили их на своих плечах. Лишь Карлос перебирался через все потоки на собственных ногах.

Частенько нам приходилось прорубать себе путь через такие густые заросли, что, казалось, осилить этот маршрут могли только птицы, благо они летают по воздуху. Стояла страшная духота, воздух был наполнен жаркой сыростью, мы исходили потом, а до северных гор или великих морей было так далеко, что о глотке свежего воздуха приходилось только мечтать. Чем дальше, тем реже встречались нам европейцы. Торговцы-метисы и те попадались нечасто. Один раз мы встретили креола, управляющего гасиендой; основным же здешним населением были индейцы из маленьких, забытых богом и людьми деревушек, где жизнь почти не отличалась от той, что вели их предки и три столетия тому назад, когда на побережье Америки высадился Кортес, и еще раньше, когда Сын Божий ступал по берегам Галилеи.

Туземцы тут ходили почти голыми и не говорили по-испански, но, несмотря на все эти очевидные признаки дикости, «дикарями» я их в присутствии Карлоса не называл. Ибо для него они были «исконными жителями страны», которых испанцы завоевали, ограбили и подвергли насилию, вдобавок бесстыдно погубив их древнюю культуру.

Насчет культуры мне судить было трудно, а вот чисто внешне эти лесные жители производили сильное впечатление. Невысокие, но крепко сложенные, они были идеально приспособлены к здешним условиям и тяготам, включая изнуряющую жару, разносящих заразу насекомых и вездесущих хищников, таких как аллигаторы, ягуары и питоны, охотившихся на нас – да и на них тоже – на каждом шагу. И все же я не мог разделить восторгов Карлоса. Тоже мне, достижение – ходить голышом, не иметь лошадей и толкового оружия, да еще и разрисовывать свои тела, вдобавок к татуировкам, пахучей краской из древесной смолы. При всем моем уважении к Карлосу, пахли местные жители чем угодно, только не культурой.

Их систему, если можно так выразиться, уголовного права я тоже находил варварской. Так, например, совершившего убийство здесь просто-напросто отдавали семье убитого, и он либо договаривался с родственниками о выкупе, либо они предавали его смерти. Уличенного в воровстве заставляли вернуть законному владельцу похищенное, после чего отдавали потерпевшему во временное рабство, продолжительность которого зависела от величины нанесенного ущерба. Карлос считал, что здесь воплощается в жизнь принцип «око за око», я же подметил, что даже в этой глуши тяжесть наказания зависит от платежеспособности виновного.