Тайная дочь - Шилпи Сомайя Гоуда

бети, куда ушла твоя ба? Скажи ей, пожалуйста, что я хочу ее видеть, — говорит он, глядя прямо на Кавиту. На секунду она отстраняется, не в состоянии принять сразу оба печальных открытия. Отец не только не узнает ее, но так же до сих пор не понимает, что матери уже нет в живых. Кавита не знает, как реагировать, и на помощь приходит Рупа, которая садится на другую сторону кровати.

— Бапу, это Кавита. Она сегодня приехала прямо из Мумбай! — с наигранной оживленностью говорит она.

— Кавита, — повторяет отец и поворачивается к Рупе, ориентируясь по голосу. — Кавита, как ты, бети? — он подносит руку к щеке Рупы. — А ты знаешь, где твоя мать?

Рупа нежно, как ребенку, объясняет ему:

— Бапу, мы говорили с тобой об этом. Ба больше нет. Она долго болела и умерла. В субботу будут похороны.

Кавита видит, как исхудавшее лицо отца на миг озаряется пониманием и в ничего не видящих глазах мелькает страдание. Старик откидывается на тощую подушку и закрывает глаза.

— Ай, Рам, — тихо произносит он молитву. Кавита тоже крепко зажмуривается, и стоявшие в глазах слезы скатываются по щекам. Она прижимает руку отца к своему лицу и целует ее.

* * *

— Не принимай на свой счет, Кави. Меня он тоже иногда не узнает, хотя я каждый день здесь, — утешает Рупа сестру, ополаскивая тхали и подавая его Кавите.

Эти сказанные без злого умысла слова наносят Кавите новую рану, потому что напоминают о том, что она покинула свою семью.

— Акча, я понимаю, все в порядке, — покорно отвечает Кавита, обтирая тряпкой тхали.

— Смерть ба ухудшила его состояние. Как будто вместе с ней исчезло хотя бы слабое желание жить дальше. Я беспокоюсь, как он перенесет похороны. Хорошо, что ты здесь. Ты всем нам придала сил, — Рупа приобнимает сестру и стискивает ее плечо мокрой рукой.

Способность сестры так здраво смотреть на вещи, заботиться обо всех, поддерживать порядок в доме и готовить все к церемонии погребения удивляют Кавиту. Ее собственные чувства сводятся к одному — глубочайшему отчаянию из-за потери родителей: смерти матери и ухода отца в какой-то другой мир. Женщине кажется, что разрушаются основы ее семьи. Кавита оглядывается вокруг, и ей почти не верится, что стены этого дома до сих пор стоят. Без родителей она перестает понимать, кто она в этом мире. Несмотря на то что Кавита покинула Дахану пятнадцать лет назад, в доме отца и матери она никогда не переставала чувствовать себя маленькой девочкой. Она укоряет себя за детское поведение и самовлюбленность по сравнению с тем, какой сильной кажется сестра.

— Когда приедут Джасу и Виджай? — спрашивает Рупа.

— Послезавтра. — Кавита берет у Рупы следующее тхали и не говорит, что Джасу, скорее всего, будет один.

51

ИНДИЯ-МАТЬ

Мумбай, Индия, 2005 год

Аша

Аша сидит за столом в редакции «Таймс», обложившись своими записями. Еще перед ней лежат две записки от Санджая. Девушка не раз вспоминала о нем с тех пор, как съездила в «Шанти» две недели назад, но никак не могла заставить себя позвонить. После того что она узнала в холле дома на Винсент-роуд, она пребывала в замешательстве. Аша сама-то не могла разобраться в своих чувствах, не говоря уже о том, чтобы говорить о них кому-то еще. Девушке не хотелось встречаться с Санджаем и переживать все заново.

Сегодня Аша пыталась расшифровать интервью, но у нее из головы не шли слова Мины, которые она сказала тогда в Дхарави: «Индия-мать любит своих детей неодинаково». Аша идет к компьютеру, чтобы заглянуть в базу данных «Таймс». В окошке поиска она вводит «Индия, уровни рождаемости», но эта формулировка оказывается слишком общей и система выдает Аше тысячи материалов. Тогда она меняет поисковый запрос на «девочки и мальчики» и получает всего с десяток статей. Девушка кликает на первую попавшуюся ссылку и читает написанный по данным ООН от 1991 года материал о постоянном падении рождаемости среди девочек. Линия на графике также показывает стремительное уменьшение числа новорожденных девочек и увеличивающийся разрыв между количеством младенцев мужского и женского пола.

Следующая статья критикует появление в Индии переносных аппаратов для ультразвукового исследования, небольших и доступных по цене, что позволило беспринципным людям свободно разъезжать по индийским деревням и за деньги сообщать будущим родителям пол еще не родившихся детей. И хотя правительство десять лет назад запретило использовать эти устройства, окончательно практика не искоренена до сих пор и способствует распространению селективных абортов в стране. Такой формулировки Аша еще не слышала.

В третьей статье цикла о борьбе за права женщин в Индии упоминаются убийства новорожденных девочек, обряд сжигания невесты и убийства из-за приданого. Эту статью Аша проглядывает лишь мельком, прикрывает глаза и сворачивает окно. Внутри у нее все переворачивается. Она заставляет себя прочитать еще одну историю и ищет хоть что-нибудь более радостное. Ей попадается на глаза краткий биографический очерк о женщине-филантропке из Канады, учредившей в Индии несколько приютов для детей-сирот. Аша рассматривает фотографию немолодой белокожей женщины в сари, окруженной со всех сторон улыбающимися индийскими детишками. Под фотографией стоит цитата о том, что усыновление детей из этих приютов за границу не поощряется.

Аша делает над собой усилие, встает с кресла и возвращается к своему столу. На мониторе застыло изображение Яшоды — живущей в трущобах девчушки с остриженными волосами. Маленькая Яшода, как сосуд, полный энергии и надежд, среди нищеты Дхарави. Яшода мило улыбается, не думает о вшах и о том, что никогда не будет ходить в школу. Так вот какой была бы моя жизнь в Индии? Последние несколько месяцев Аша не переставала завидовать Мине, построившей блестящую карьеру журналистки, и Прии с ее беззаботным стилем жизни, складывающимся из походов по салонам красоты и магазинам. Но теперь Аше стало предельно ясно, что ее жизнь здесь была бы совсем не такой. Она стала бы очередной Яшодой или ее сестренкой Биной — всего лишь очередной единицей в индийской статистике, еще одной маленькой никому не нужной девочкой. Какое будущее у этих малышек? Они что, сначала вырастают сами, а потом сразу начинают растить своих детей в Дхарави, как та женщина в синяках, с которой беседовала Аша? Или, если им посчастливится, выбираются из трущоб и живут как те две женщины из съемных квартир на Шиваджи-роуд, под гнетом мужей, детей и домашних дел?

Аша всегда считала, что чего-то недополучила, не зная своих настоящих родителей: безусловной любви, настоящего понимания