История упадка. Почему у Прибалтики не получилось - Александр Носович

Во-первых, в Первой республике, как и во второй, на выборах в Сейм регулярно побеждали социал-демократы (Латвийская социал-демократическая рабочая партия), однако правые и правоцентристские партии объединялись против них и оставляли в оппозиции.

Во-вторых, сразу возникли голосование по национальному признаку и партии, созданные на этнической основе (Латышский крестьянский союз, Объединенные немецкие партии, Еврейский национальный блок, Объединенный русский список).

В-третьих, сразу же проявилась специфика восточного региона страны — Латгалии. Латгалия ещё в XVI веке вошла в состав Речи Посполитой, местное население было перекрещено из лютеранства обратно в католицизм. После первого раздела Речи Посполитой Латгалия была включена в состав Российской империи не в составе Лифляндии или Курляндии, а как часть Витебской губернии. Это определило многонациональный состав региона (русские, поляки, белорусы), а его многонациональность, наряду с влиянием католицизма, привела к выделению местных латышей в особую этническую группу — латгальцы, характеризующуюся отличным от латышского языком, культурой, вероисповеданием. В результате включения Латгалии в состав Латвии по итогам Брестского мира и последующих событий в первых созывах латвийского Сейма было представлено сразу несколько партий, подчеркивавших свою латгальскую идентичность, — Христианские крестьяне Латгале, Латгальская трудовая партия, Прогрессивное объединение латгальских крестьян. В выборах по другим историко-географическим областям латгальские партии, как правило, не участвовали.

Латышская свобода и демократия на практике обернулись хроническим кризисом власти, политической нестабильностью, правительственной чехардой.

Политические партии лихорадочно создавались, распускались, объединялись и раскалывались, политический процесс состоял по большей части из публичных выяснений отношений между политиками. В Латвии и в зародыше не было демократической традиции: даже институты местного самоуправления у латышей начали формироваться спустя более полувека после отмены крепостного права в остзейских губерниях. В результате в Латвии год от года росли левые, просоветские настроения — большинство населения и так жили в бедности, но ещё больше социально-экономическое положение Латвии ухудшил мировой экономический кризис 1929–1932 годов. При этом Великая депрессия вовсе не затронула Советский Союз, вступивший в то время в эпоху сталинской модернизации. Всё это только больше усиливало страх новоявленного правящего класса перед приходом к власти в республике «красных».

Поэтому в 1934 году в Латвии произошел военный переворот: все правительственные здания в Риге были заняты силовиками, Сейм республики был распущен и более не созывался, вся полнота власти перешла к премьер-министру Карлису Улманису, ставшему затем президентом и создавшему в Латвии режим личной диктатуры.

Улманис приостановил действие Конституции, закрыл оппозиционные газеты, запретил политические партии, арестовав при этом всех членов Латвийской социал-демократической рабочей партии.

Военный переворот, произошедший в Латвии, не был свержением власти — это было свержение демократии властью.

Во главе переворота стоял действующий премьер-министр и один из отцов-основателей республики, все силовые акции были осуществлены армией и полицией, весь информационно-пропагандистский официоз был брошен на объяснение и оправдание свержения конституционного строя. Выработанная тогда ими аргументация популярна в Латвии и сегодня. Она заключается в том, что демократия оказалась… опасна для дальнейшего развития страны. Нужен был переходный период и авторитарная мобилизация государства, с которой несовместимы работающие демократические институты. Только правый авторитаризм мог, по той версии, закрепить в Латвии рыночную экономику и западную структуру общества, которые только и в силах обеспечить стране успешное демократическое развитие без прихода к власти коммунистов и прочих «леваков».

Эти объяснения популярны в Латвии и поныне, и они превращают Карлиса Улманиса в одну из самых популярных фигур в латвийской истории. История и современность Латвии небогаты на выдающихся исторических деятелей: Улманис — это едва ли не единственный подобный пример.

Поэтому личность Улманиса среди латышей мифологизирована: он считается воплощением «сильной руки», которой так не хватает современной Латвии для того, чтобы вырваться из бедности и безнадежности, преодолев бессмысленную чехарду парламентских правительств и партий-однодневок с их никчемными лидерами. Многие латыши до сих пор ждут появления «нового Улманиса».

Авторитарный режим Улманиса носил вождистский характер: самоназначенный президент официально именовался народным вождем. Деятельность режима была основана на антикоммунистической риторике. При этом президент Улманис пошел на заключение Соглашения о взаимопомощи с Советским Союзом в 1939 году, а после ввода в Латвию советских войск успокоил народ, заявив по радио, что «пришли друзья», месяц после ввода войск в 1940 году оставался президентом и сотрудничал с советской властью. Однако прощен ею не был: просьбу «отца латышской нации» о выезде в Швейцарию не удовлетворили, депортировали в Россию и арестовали. В 1942 году Карлис Улманис умер в тюремной больнице в Туркмении.

Латвия во Второй мировой войне (1940–1944)

В июне 1940 года Советский Союз выдвинул балтийским государствам обвинения в нарушении заключенных ранее Договоров о взаимопомощи и предъявил ультиматумы: формирование в течение месяца просоветских правительств и ввод в Литву, Латвию и Эстонию дополнительного контингента советских войск. Ультиматумы были выполнены всеми тремя странами, 17 июня в Латвию были введены советские войска. На прошедших 14 июля всеобщих безальтернативных выборах победил прокоммунистический Союз трудового народа, неделю спустя была провозглашена Латвийская ССР, 6 августа 1940 года вошедшая в состав СССР.

Союз трудового народа получил 97,8 % голосов при явке в 94,5 % избирателей. Эти данные считаются сфальсифицированными, однако описанные многочисленными наблюдателями огромные очереди на избирательные участки и дальнейшие митинги в поддержку вхождения Латвии в состав СССР показывают, что советская власть в республике всё-таки имела мощную социальную базу.

В первые недели после начала Великой Отечественной войны территория Латвии была оккупирована войсками вермахта. Страна была включена в состав рейхскомиссариата Остланд и получила название округа Леттланд, управлявшегося немецким военным командованием. В отличие от вхождения Латвии в состав СССР в предыдущем году, появление гитлеровских войск в 1941-м было классической, образцово-показательной оккупацией. При этом, как и год назад советские, местное население радостно приветствовало нацистские войска на своей земле — опять же, существуют свидетельства очевидцев. Остается предположить, что это были разные группы одного населения — иные выводы были бы крайне неприятны для латышского народа.

Как уже говорилось в главе III, по инициативе сотрудничавших с оккупационным режимом местных коллаборационистов был создан Латышский легион СС, в которой по собственному выбору вошли около 100 тысяч латышей. С другой стороны, в Красной армии были сформированы две латышские стрелковые дивизии, один полк легких бомбардировщиков, один зенитный полк. Героями Советского Союза стали 12 латышей, на оккупированной территории действовали 20 отрядов красных партизан. Латышский стрелковый корпус входил в состав Второго Прибалтийского корпуса и участвовал в освобождении Латвии от фашизма.

В современной латвийской историографии события 1940–1944 годов описываются как «теория трех оккупаций». Сначала была «мирная оккупация» Советским Союзом, затем классическая военная оккупация гитлеровской Германией, затем — опять Советским Союзом. При этом всячески подчеркивается, что латыши оказались заложниками геополитической ситуации и невинными жертвами «двух равно преступных тоталитарных режимов».

«Теория трех оккупаций» является классикой прибалтийского мифотворчества: в латвийском случае даже больше, чем в литовском и эстонском.

И в Вермахт, и в Красную армию латыши действительно призывались принудительно и массово дезертировали и от немцев, и от Советов. Но костяк латвийских воинских формирований в обоих случаях составляли добровольцы: убежденные коммунисты и убежденные националисты. Первые верили во всемирную пролетарскую революцию — в то, что скоро не только Латвия, но и вся Европа, а за ней и весь мир войдут в состав СССР и будут интернационально строить коммунистический рай на земле. Вторые — в то, что Третий рейх по итогам Второй мировой войны даст Латвии независимость. Вторая легенда оказалась живуча — не случилось победы нацистской Германии во Второй мировой войне, и это оставляет пространство для фантазий. Хотя эти фантазии не имеют никаких оснований.