Судебные речи - Андрей Вышинский

«Эскимосы, — говорит т. Ушаков, — народ беспечный в известном смысле; эскимос может сидеть дома до того момента, пока у него не исчезнет последний кусок мяса. Поэтому нужно организовать эскимоса чтобы в период иммиграции они могли отдавать все свои силы охоте».

Так работал т. Ушаков, так каждый шаг своей практической, хозяйственной работы он освещал светом великой ленинско-сталинской национальной политики. Этим светом ленинско-сталинской национальной политики он согрел холодное сердце эскимоса, он расплавил и разбил лед, который сковывал отношение эскимосов к белому человеку, он воспитал уважение и любовь к большевикам как к своим старшим братьям, друзьям и помощникам.

Эту линию блестяще, прекрасно продолжал сменивший т. Ушакова т. Минеев, пять лет проработавший на острове Врангеля в качестве начальника зимовки 1929–1934 годов.

И нет ничего удивительного, нет ничего странного в том, что, разбирая это дело уже в 1936 г., мы встречаемся с таким документом, который пришел с этой «малой земли» на «большую землю», как письмо одного из старых охотников острова Врангеля — Таяна. Это письмо здесь было оглашено. На этом письме я считаю необходимым остановиться ещё раз. Это письмо дышит такой непосредственностью, простотой, свежестью, таким прямодушием, теплотой и любовью, что мимо этого письма нельзя пройти, разбирая настоящее дело.

«Здравствуй бывший мой начальник (умилик) Минеев. Я получил все посылки с самолета, книжка, журнал и конфеты, фотографий. Учин ряд посылками и получил с парохода л/к Красинах посылки и письмо от т. Казанского все эскимосы рады посылками, фотографиями. Я роздал всем кому написану. Ждем аскрыни. Привет тебе и Анахаку. Мы вас эскимосы помним и не забодем скучаем оп вас», — пишет Таян, добавляя, что он «хотел бы что-нибудь прислать, но не может».

«Мы бы вам что нибудь прислали, — пишет Таян, — но у нас ничего нет. Ну мы знайм, вы проживете как не буд. Ну помни если по чиму не буд нужно будет денег пиши телеграмму, а мы поможим Вам пошлем денег с Власовой».

Это письмо — живое свидетельство любви и доверия, которое сумели завоевать у эскимосов тт. Ушаков и Минеев — эти настоящие, подлинные большевики Они сумели внушить им уважение, доверие, любовь, симпатию к себе, а следовательно, и к нашему государству, к нашей партии.

Неудивительно и то, с какой болью в сердце расставался Ушаков, а потом Минеев с эскимосами. Нечего удивляться и тому, что, например, Минеев, как он здесь признался, до сих пор скучает по своим северным друзьям.

Письмо Таяна — достойная и прекрасная награда за правильное проведение нашими товарищами нашей национальной политики, хозяйственной и культурной работы, которую они вели в Арктике. В итоге, — говорит Ушаков, — и это подтверждает и ряд других объективных материалов, остров Врангеля на всем Чукотском полуострове прославился как «земной рай».

За три года пребывания т. Ушакова на острове, благодаря его прекрасной организаторской работе, песцов было собрано 800 штук, медведей убито 225, моржовых клыков собрано 2 тонны и немалое количество было собрано мамонтовых костей. Это громадное богатство свидетельствует о громадном материальном благосостоянии острова. Так же обстояло дело и при Минееве. И когда мы здесь стали задавать вопросы, а не было ли там недоедания, переходящего порой в голод, и не было ли на этой почве болезней, и не было ли на этой почве смертей — то, должен признаться, я почувствовал себя несколько сконфуженным перед картиной, которая открывалась перед нашими глазами и которая характеризовала положение острова Врангеля в период времени с 1926 по 1934 год.

«Туземцы, — говорит т. Минеев, — мясом были вполне обеспечены. Нужно знать, что для туземцев главный продукт питания — это мясо, как для нашего крестьянина главный продукт питания — это хлеб». Нас это удивило, и председатель суда спросил, достаточны ли были нормы питания? Это вновь вызвало удивление. Минеев сказал: «Совершенно достаточны, и вообще никаких норм у нас не было. Я давал туземцам столько, сколько они просили. Если они приезжали и просили два мешка муки, а у нас были мешки по 50 английских фунтов, то я им отпускал; если они приезжали и просили сахару, то я им отпускал, впрочем, до тех пор, пока они из этого сахара не начали варить себе бражку». Эскимосы очень скоро поняли, что сахар не только сладок, но сладок и в горечи своей, и т. Минеев, как большевик, как хозяйственник, как организатор, сейчас же насторожился: «из сахара вы, друзья мои, варите бражку, отравляетесь сахарным пивом, — я сахару вам больше не дам». И не дал, и правильно и хорошо сделал. Выходит, что и Минеев иногда отказывал в выдаче продуктов; но сравнивать отказы Минеева с теми отказами в выдаче продуктов, которые позволял себе Семенчук, абсолютно нельзя.

Туземцы, рассказывал здесь Минеев, очень падки до ярких вещей, а у зимовщиков были никелированные подносы, и эскимосы хотели иметь эти подносы и мельхиоровые ножи и вилки во что бы то ни стало.

На этих ножах, вилках и подносах они могли бы проесть все свое состояние Минеев и это учел. Тов. Минеев старается этих мельхиоровых ложек эскимосам не продавать Когда эскимосы приезжали к нему в гости, он выкладывал на стол мельхиоровые ножи и ложки, и эскимосы с удовольствием ели этими ложками и ножами, получая весь максимум эстетического удовольствия, но купить их не могли: т. Минеев их не продавал, так как не хотел играть на слабых струнах характера эскимосов, не хотел обирать их, получая за мельхиор пушнину в убыток охотникам Так поступали с эскимосами, грабя наивных людей, эксплуататоры, колонизаторы. Советский полярник так не сделает.

Высоко держа знамя советской политики и свято охраняя принцип советской культуры, т. Минеев поступал как подлинный большевик, борясь за укрепление эскимосского хозяйства. Он отлично понимал, что та грошовая выгода, которую он мог бы здесь получить, благодаря которой он мог блеснуть рапортом о перевыполненном плане при очень небольших сравнительно экономических затратах, означала бы крах нашей политики в условиях Арктики. И он опять-таки как достаточно дисциплинированный и политически воспитанный работник на это не идет. Он продавал эскимосам сахару сколько угодно до тех пор, пока это не угрожало подрывом самого благосостояния эскимосов. Он готов был продать им вещи, которые не являлись предметом первой необходимости, но лишь в том случае, если эскимосы обеспечены были уже предметами первой необходимости. Всю заботу свою он направил к тому, чтобы обеспечить эскимоса предметами первой необходимости, укрепить его хозяйство в своей основе, поднять это эскимосское хозяйство на дальнейшую высоту расцвета и на основе этого расцвета эскимосского хозяйства уже дальше раздвинуть круг его потребностей, всемерно и всячески эти потребности удовлетворяя. И так должен делать всякий, кто идет на Крайний Север полпредом нашего великого государства.

«У нас осталось, — говорит т. Минеев, — после пяти лет хозяйничания, когда люди ни в чем не нуждались, такое количество муки, риса, сливочного масла, что могло бы хватить на много лет вперед. Из предметов ширпотреба, — говорит он, — осталось много мехов». Минеев и оставил мехов несколько тысяч шкур, тысячу пыжиков, пять тысяч лап для сапог, даже была россомаха, готовые кухлянки, т. е. полный ширпотребовский ассортимент, которым могли бы похвастаться лучшие, а не только полярные «Мосторги».

На вопрос — много ли при вашем отъезде оставалось продуктов? — Минеев ответил: «Невероятно много. Я даже уговаривал Семенчука отправить половину муки, потому что она была бы обузой»: И уточняя, что это за «невероятно много», Минеев сказал: «У Семенчука было муки лет на десять».

Я просил Семенчука дать свои объяснения по поводу показаний т. Минеева и т. Ушакова. После того как мы заслушали показания Ушакова и Минеева, я поставил перед Семенчуком вопрос: «Обвиняемый Семенчук, что вы можете сказать по поводу этих показаний?».

И что же? Нехотя и вяло, как всегда во время процесса, поднявшись, Семенчук пробормотал: «Ничего». И действительно, нечего ему сказать, и ничего он не может сказать в свое оправдание.

Что мы можем констатировать? В результате правильно организованной работы девяти советских лет на зимовке острова Врангеля остров Врангеля действительно превратился в цветущий земной рай, поднялся на громадную высоту своего материального благополучия, и вместе с тем поднялось на громадную, недосягаемую до нашего прихода на этот остров высоту и материально-культурное положение эскимосского населения. Семенчук получил, таким образом, большое и прекрасно устроенное хозяйство, большое и прекрасное наследство.

А что же он с этим наследством сделал? Он превратил это хозяйство в дым и прах, в прямом смысле слова!

Спросили Минеева, что собою представляла зимовка, на которой хозяйничал Семенчук. Он сказал: «Зимовка, на которой хозяйничал Семенчук, была какая-то дикая, странная, и я думаю, что нормальные люди не могут жить в таких условиях; люди по доброй воле, с нашей точки зрения, не могли бы достигнуть таких результатов Мы жили пять лет, у нас люди, извините за выражение, — говорит Минеев, — не дохли. Там прожили несколько месяцев, и люди начали умирать пачками. Ничем другим, — говорит Минеев, — кроме как вредительством, я этого объяснить не могу».