Судебные речи - Андрей Вышинский

Акт медицинского вскрытия трупа Вульфсона от 19 апреля, произведенного доктором Крашенинниковым, исключал смерть Вульфсона от замерзания или от какого-нибудь несчастного случая (падение с нарт, падение на лед, на камень и т. п.). По всем внешним и внутренним признакам трупа Вульфсона, Крашенинников пришел к выводу что смерть Вульфсона могла последовать только от удара, нанесенного в лицо убитому и вызвавшего сотрясение мозга.

Материалами дела установлено, что Старцев всегда был послушным и абсолютно преданным исполнителем приказаний Семенчука. У Старцева и Вульфсона не было каких-либо столкновений. Убить Вульфсона Старцев мог только по указанию другого лица и в интересах этого лица. Семенчук был заинтересован в устранении Вульфсона — единственного человека на зимовке, выступавшего против, него и опасного для него как возможного разоблачителя его преступных действий на острове.

По показаниям свидетелей, до убийства Вульфсона Семенчук угрожал ему расправой. Предвидя, по видимому, такую расправу, доктор Вульфсон перед отъездом 25 декабря оставил дома записку, в которой писал, что в случае своей гибели он просит винить только Семенчука. Семенчук, приказывая доктору Вульфсону ехать в бухту Предательскую и на мыс Блассон выдумал, что туда вызывался врач, а между тем такого вызова не было. Семенчук назначил Вульфсону проводником Старцева, ранее никогда проводником не ездившего, в то время как на мысе Роджерс находились два охотника с запада (Таграк и Итуй), которые могли ехать с доктором; Семенчук, однако, их отправил на север за керосином, в то время как на мысе Роджерс керосин был. Семенчук 31 декабря, получив известие о потере Старцевым доктора, пытался отложить выезд на розыск до следующего дня.

По приезде в бухту Сомнительную Семенчук направил Старцева на поиски на восток, в направлении, обратном тому, где, по словам Старцева, он потерял доктора. При нахождении трупа он вместе с Вакуленко пытался сбросить труп в лунку, что сделало бы невозможным раскрытие причины гибели доктора. Без всякого основания, более того, вопреки всем обстоятельствам, сопутствовавшим нахождению трупа, и его внешнему виду, он сразу пустил версию о том, что доктор, будучи пьян, погиб, заблудившись.

Он задерживал всякие сообщения о гибели доктора, особенно со стороны Фельдман, проявляя исключительную заботу, чтобы не ускользнуло из его рук проводимое им следствие, и держал это следствие в секрете от всех (кроме Вакуленко). Он систематически, последовательно начал сейчас же после гибели Вульфсона травлю Фельдман, вплоть до попытки выселения ее в малообитаемую часть острова, что было бы для нее равносильно смерти. Того, что он именно намеревался с ней расправиться, Семенчук не скрывал; он говорил об этом Старцеву, что последний подтвердил.

Все эти преступные действия Семенчука — развал зимовки, бессердечное, жестокое, колонизаторское отношение к местному населению, полное пренебрежение к его интересам, доведение его до голода, антисоветское, граничащее с вредительством, поведение как начальника зимовки, как представителя советской власти на важнейшем форпосте советской Арктики, организация с помощью Старцева убийства преданного зимовщика — врача-общественника Вульфсона и, наконец, подлоги актов, рапортов, следственных материалов, издевательства над Фельдман как единственным возможным разоблачителем всех его преступлений — являются тягчайшими преступлениями, за совершение которых Семенчук К. Д., а также Старцев С. П. и были преданы суду по ст. 593 УК РСФСР.

Дело это рассматривалось в Москве 17–23 мая 1936 г. Верховным судом РСФСР.

Товарищи судьи, в течение почти полных шести дней вы со всей тщательностью, удаляясь в самые мелкие подробности, исследовали дело, которое сейчас, в процессе прений, должно получить свою окончательную оценку. Мы, стороны, должны изложить в окончательно сформулированном виде свои точки зрения по поводу основного вопроса каждого судебного дела, и настоящего дела в частности, вопроса о самом событии, представляющем собою предмет обвинения, и об отношении к этому событию со стороны обвиняемых, привлеченных по настоящему делу к уголовной ответственности.

Было бы неправильно связанную с гибелью доктора Вульфсона тяжелую трагедию, занявшую в процессе судебного следствия достаточно много времени и сосредоточившую на себе общее внимание, рассматривать как центральный вопрос настоящего судебного дела. Было бы неправильно трагедию, которая унесла, вычеркнула из жизни одного из прекрасных представителей нашей работы в полярной Арктике доктора Николая Львовича Вульфсона, делать центром всего этого судебного дела, полагая, что именно в убийстве Вульфсона и сосредоточено основное обвинение, предъявленное по настоящему делу. Это было бы неправильно, это было бы неверно, грубо ошибочно и в политическом отношении с точки зрения задач настоящего процесса.

Это было бы неправильно раньше всего потому, что убийство доктора Вульфсона является лишь одним из звеньев, хотя и кошмарных звеньев, ряда чудовищных преступлений, совершенных Семенчуком, пробравшимся на должность начальника арктической зимовки. Это значило бы заслонить кровавой драмой, разыгравшейся 27 декабря 1934 г. на острове Врангеля, все то действительно громадное политическое содержание и тот громадный политический смысл, который государственное обвинение вкладывает в оценку деятельности Семенчука с первых же дней его появления на врангельской зимовке. Это было бы неправильно ещё и потому, что убийство доктора Вульфсона может быть раскрыто и может быть понято, может быть объяснено и правильно оценено лишь в связи и на основе всей деятельности Семенчука в целом, деятельности, проникнутой теми отрицательными качествами, тем своеобразным антигосударственным и антисоветским его поведением, которое позволяет государственному обвинению, руководствуясь ст. 593 Уголовного кодекса РСФСР, квалифицировать его преступления как бандитизм.

Вот почему в моем сегодняшнем изложении и соображениях которые я кладу в основание обвинения Семенчука, будет уделено и не может, конечно, не быть уделено достаточно внимания места убийству доктора Вульфсона; но этому ужасному и кошмарному преступлению будет уделено, если можно так выразиться, лишь подчиненное место.

Враги наши каждый акт уголовного преступления склонны возводить в степень политического акта. Враги наши склонны приписывать тем или другим лицам, совершающим уголовное преступление, роль чуть ли не политических деятелей. Это особенно часто делается тогда, когда мы имеем дело с преступлением не обычного уголовного порядка, а с преступлением, окрашенным некоторыми своеобразными чертами; когда это преступление совершается на передовых участках нашего социалистического строительства, совершается людьми, примазавшимися, присосавшимися к нашему обществу, а иногда и к органам нашей власти, людьми, о которых в свое время говорил еще Владимир Ильич как о той накипи революции, без которой ни одно глубокое народное движение, к сожалению, не обходится.

Этим отчасти объясняется и то внимание, которое сосредоточивают враги Советского государства на таких отрицательных фактах, которые так понятны и так естественны в жизни громадного, гигантского государства, в жизни государства, ведущего колоссальную, героическую борьбу за новое, социалистическое общество, ведущего борьбу против остатков эксплуататорских классов и против старых предрассудков, против старых привычек, против всей этой старой нравственной слякоти, мешающей нашему движению вперед, против всего того, что мы стараемся преодолеть, разоблачить, отбросить в сторону.

Враги пользуются каждым такого рода моментом для того, чтобы изобразить дело в свете высоких политических событий, извращая действительность и представляя каждое судебное дело как одно из проявлений болезни нашего государственного организма. Именно этим объясняется поведение газеты «Карьяла» — органа финской коалиционной партии, поместившей сообщение о том, что на Земле Франца-Иосифа раскрыт целый заговор среди зимовщиков, возглавляемый комендантом острова Семенчуком, и что доставленные Водопьяновым и Махоткиным агенты ГПУ ликвидировали этот заговор и доставили виновных в Москву, где они и находятся на скамье подсудимых в Верховном суде….

Пять с лишним дней, почти шесть дней судебного разбирательства, конечно, не оставили камня на камне от этой гнуснейшей выдумки, вранья, от этой вражеской брехни…

Настоящее дело характерно двумя особенностями: оно лишено политического характера, того характера, который позволил бы вам квалифицировать его по соответственным статьям о контрреволюционных преступлениях, но в то же время оно далеко выходит за пределы обычных уголовных преступлений. Оно, если можно так выразиться, представляет собой яркую иллюстрацию того, как бытовые преступления приобретают значение громадной государственной важности, перерастают в государственные преступления.