Книга превращений - Ньютон Марк

Повернув за угол, Фулкром увидел древний ритуал. С десяток женщин в одеждах воинов – такие были в ходу много сотен лет назад: стеганые рубахи, синие с красным, бацинеты с кольчужными бармицами, яркие кольчуги – шагали под развевающимся флагом с изображением красного листа и языков пламени. Образовав хоровод, они пустились в пляс вокруг бочонка с костром, бросая в огонь стебли разных зерновых и читая нараспев – чуть ли не визжа – стихи, посвященные памяти тех, кто расстался с жизнью после крупного неурожая три тысячи лет тому назад. Посмотреть на них собралась толпа, родители притягивали к себе детей и шепотом объясняли им смысл того, что происходило. Рассказывали, что тогда, три тысячи лет назад, голод поставил империю на колени. Фулкром редко вспоминал о культистах, которые снабдили тогда фермеров семенным зерном, устойчивым к жаре и засухе, установившимся на Джокулле; оно прибывало тогда на остров по морю целыми кораблями. Про себя он помолился о том, чтобы не увидеть повторения этой истории.

Фулкром продолжал свой путь на работу, когда что-то черное мелькнуло в небе над ним и приземлилось рядом.

Лан присела, гася импульс удара, потом выпрямилась и сказала:

– Я тебя не подстерегала, честное слово. – И, улыбнувшись, добавила: – Просто летела мимо.

Ее присутствие и проницательный теплый взгляд растопили, казалось, даже сильный холод.

– Вижу, ты ранняя пташка, – отшутился он. – Для охотника.

– Да, приходится: Вулдон и Тейн спят, они вчера допоздна работали. Вулдон вообще только и делает, что либо сидит у себя и носа не высовывает, либо работает, – короче, я не стала ждать, пока они проснутся.

Лан осторожно шагнула в его объятия, их губы встретились. Он прижимал ее к себе, такую маленькую и хрупкую, смутно ощущая любопытные взгляды горожан, которые хотя и обтекали пару молча, но все же не сводили с влюбленных заинтересованных глаз. Ему было безразлично. Только она, эта девушка, и вкус ее губ на его губах имели сейчас значение, и к черту все.

Не в силах разомкнуть руки, они открыто поцеловались в последний раз прямо на ступенях Инквизиции. Потом, на глазах восхищенных следователей, помощников и администраторов, Лан легко взбежала по красно-кирпичной стене здания наверх, оттолкнулась от карниза и перелетела пятнадцатифутовый проем между домами, едва не зацепившись ногой за горгулью на соседней крыше.

Тем, кто стоял к нему ближе, Фулкром сказал:

– Это не рисовка. Просто на стенах обычно нет снега и меньше риск поскользнуться.

Один следователь помоложе ухмылялся идиотской улыбкой во весь рот.

– Фулкром, она же знаменитость. Ты столько лет даже слышать о женщинах не хотел, а теперь обхаживаешь Рыцаршу?

– Многих дам ждет большое разочарование, – сказала Гейл, женщина-администратор. Ее лицо выражало легкое презрение, и Фулкром подумал, не задел ли ее как-то показательный уход Лан.

Не успел Фулкром войти в здание, как его сцапал Варкур.

– Фулкром, за мной, быстро, – распорядился он и затопал прочь.

Фулкром послушно пошел за ним, гадая о возможных причинах дурного настроения старого румеля.

Офис Варкура был кошмаром Фулкрома. Бумаги громоздились тут высоченными кипами, которые грозили рухнуть в любую минуту и находили поддержку лишь в опоре друг на друга; все горизонтальные поверхности были завалены документами, сплошь в каракулях комментариев. На полу можно было споткнуться о раскрытые своды законов и прочие юридические тексты, страницы которых пятнали круглые коричневые отпечатки стаканов с чаем. Как в таких условиях Варкур умудрялся не заблудиться в дебрях древнего, нового и новейшего, но всегда одинаково витиеватого, а порой и несколько эксцентричного права Уртиканской империи, оставалось для Фулкрома загадкой.

На стенах тоже живого места не было: наградные документы, сертификаты и грамоты покрывали их сплошь, причем ни одна из этих бумаг, накопленных за долгие годы службы, не висела параллельно другой, а все были прикноплены или приклеены кое-как, под самыми невероятными углами. На полках громоздилось оружие неведомого назначения и происхождения: то ли конфискованное у преступников, то ли собственная коллекция Варкура. В уголке лежали подушки и одеяло, штормовой фонарь стоял на столе. Попахивало тухлятиной, но какой именно – разобрать в таком беспорядке было невозможно.

– Садись. – Варкур шумно вздохнул, опускаясь в свое кресло.

Фулкром на цыпочках прошел через кабинетный апокалипсис, боясь, как бы не вызвать бумажную лавину, и осторожно присел на краешек стула напротив начальника.

– Что-нибудь случилось, сэр?

– Случилось, еще как случилось, черт подери! Один сраный печатный станок – вот все, что у нас осталось.

– Второй тоже сломался?

– Если бы. Его сперли.

– Как – сперли? – И тут до него дошло. – Вы хотите сказать, что кто-то вынес печатный станок прямо из штаб-квартиры Инквизиции?

На лице Варкура ясно читались две вещи. Во-первых, он ужасно устал. А во-вторых, всякому, кто хотя бы намекнет о происшествии за стенами этого здания, он лично подпишет приказ о расстреле.

– Какие-нибудь предположения, кто мог это сделать? – спросил Фулкром.

– Только одно – на месте пресса остался небольшой флажок, который мы все хорошо знаем и любим, – ответил Варкур, – и оставили его наверняка наши друзья-анархисты.

– О!..

– Вот тебе и «о», мать твою за ногу! – выругался Варкур. – Кроме того, где тебя вчера весь день носило? Тут анархисты сцепились с военными, а ты как сквозь землю провалился.

– По моим сведениям, это было столкновение военных с гражданским населением Кейвсайда, сэр, а не с анархистами.

– А ты откуда знаешь, раз тебя там не было?

– Мне рассказала Лан.

– Тебе рассказала Лан.

– Да, сэр. Мы были…

– Знаю я, где вы были, – сказал Варкур. – Видел вас двоих на улице, где ты облизывал ее, как конфету.

Фулкром твердо поглядел на босса.

– Проекту это никак не помешает – никаких столкновений интересов, мы оба отдаем себе отчет в возможных последствиях.

– Ладно. А между тем, по официальным сводкам, военные вступили в бой именно с анархистами – вот так, не больше и не меньше. Назревал мятеж, и храбрые солдаты подавили его в зародыше. – Взгляд Варкура стал рассеянным, словно он задумался о чем-то другом. – Знаешь, недолговечные они все.

– Простите, сэр?

– Страсти, – объявил Варкур. – Быстро выгорают.

Взгляд Фулкрома скользнул к постели за спиной Варкура, но он ничего не сказал, хотя о многом догадался.

Варкур сам сменил тему, затребовав у него отчет о текущем состоянии всех дел, которыми занимался Фулкром, как будто это могло приблизить их к разгадке дела анархистов.

Фулкром признался, что ничего конкретного на них пока нет. Анархисты неуловимы, точно тени, и Рыцари всегда отстают от них на один шаг – ликвидируют последствия преступления, а не предотвращают его, как было задумано. Ни один из старых преступных кланов с ними не связан – анархисты смогли предложить людям нечто совершенно новое, и вопрос денег больше не стоит у них на повестке дня. У них отличная организация, они связаны в сеть. О Шалев после той стычки между нею и Рыцарями на открытии нового ирена ничего пока не слышно.

– Но Рыцарям пока удается нарушать преступные планы анархистов, и они держат положение в городе под контролем, – заключил Фулкром.

Варкур обдумывал услышанное.

– А теперь я тебе кое-что скажу, новенькое. Помнишь того жреца, который приходил к тебе как-то? Так вот, Тейн и Вулдон привели его вчера сюда.

– Ульрик под арестом?

– Нет. Скорее сидит тут ради собственной безопасности. С ним принесли еще труп, очень странный. Поди-ка погляди.

Потакая изредка возникавшей у нее потребности в одиночестве, Лан обозревала сейчас городской пейзаж с высокой церковной крыши. Сегодня она впервые в жизни чувствовала себя счастливой. Люди в Виллджамуре сразу преобразились. Оказывается, они умели улыбаться, хотя прежде она ничего такого за ними не замечала. Там, где раньше слышалось лишь мрачное ворчание да скрытный шепот вышедших из подполья фигур, теперь раздавался веселый смех. Даже гаруды, плывущие по воздуху, больше не казались ей устрашающими: они превратились в изящных созданий, владеющих свободой, о которой она раньше лишь мечтала, которая воплощала для нее все прежде недостижимое.