Любовь до гроба - Анна Орлова

– Я всего лишь хотел, чтобы вы мне погадали! – обезоруживающе улыбнулся дракон, разведя руками.

Сегодня он пребывал в таком нескрываемо чудесном расположении духа, что госпожа Чернова невольно подозревала подвох и готова была ухватиться за любой предлог, чтобы скрыться.

Как бы то ни было, долг гадалки – ответить на заданные вопросы, и она не смогла отказать.

– Вы ведь уже убедились, что я не в силах ничего рассказать об убийце и дневниках Шезарра, – предприняла она последнюю попытку.

Шеранн легко отмахнулся.

– Разумеется. Меня интересует совсем иное.

– Но…

– Это очень личный вопрос, – вкрадчиво добавил дракон. – Я не могу обсуждать его в присутствии посторонних, поэтому и стремился остаться с вами наедине.

– Хорошо, – пробормотала София, опуская глаза.

Она пребывала в таком смущении и расстройстве, что, казалось, готова была практически на все, лишь бы он поскорее ушел. Уютная гостиная в собственном доме более не казалась ей надежным пристанищем, настолько ее пугал и одновременно завораживал Шеранн.

Стыдиться своих чувств и вместе с тем упиваться ими – слишком тяжкое испытание для благовоспитанной молодой женщины.

Надо думать, ее состояние не укрылось от дракона, одарившего ее еще одной пленительной улыбкой, но он смолчал, наблюдая за приготовлениями к гаданию.

Под пристальным взором Шеранна София чувствовала себя будто птичка, прельщенная гипнотической силой змеи. Невольно вспомнив сочинения господина Месмера, молодая женщина с неожиданной иронией подумала, что на собственном опыте убедилась в наличии животного магнетизма, коим, несомненно, обладал дракон.

К счастью, именно данный аспид был определенно сыт и необыкновенно благостен, так что немедленное съедение Софии не грозило. К тому же он ведь заверил, что нуждается в ней лишь в качестве гадалки!

Он устроился на диване напротив госпожи Черновой, оставив между ними достаточно места – и для ворожбы, и для соблюдения приличий.

Немного успокоившись на этот счет, она вытряхнула плашки из мешочка и перевернула их пустыми сторонами вверх.

Знакомое прикосновение к рунам вернуло молодой женщине утерянное было душевное равновесие. Привычное ощущение поразительной ясности накрыло ее с головой…

Руны… Разве можно считать их бессмысленными черточками? Неужели можно не слышать тихих голосов, не видеть ярких (и часто, увы, расплывчатых) картин грядущего?

Это словно лишиться, к примеру, руки или ноги.

С древних времен принято самолично их изготавливать – вырезать одинаковые кусочки дерева, процарапывать или выжигать на них нужные знаки и покрывать символы красным (не суть важно, будет это кровь или краска). Изготовленные руками гадателя, они помнят его душу и тело и подчиняются ему наилучшим образом.

Со временем руны становятся частью гадалки, будто продолжением пальцев, кусочками души, перенесенными на деревянные плашки…

Дракон с любопытством наблюдал за превращением взволнованной молодой женщины в уравновешенную ворожею.

Она тихонько, почти ласково обратилась к богам, моля о помощи в гадании, потом устремила чистый, лучащийся безмятежностью и силой взгляд на него.

– Что вы хотите спросить?

Шеранн стряхнул оцепенение и вспомнил свою цель.

– Я хочу погадать на отношения с некой дамой, – пояснил он и уточнил: – Я могу не называть ее имени?

София вздрогнула, разом растеряв невозмутимость, согласно кивнула и опустила взгляд на руны. Помедлив несколько мгновений, она уточнила:

– Что именно вы желаете узнать?

– Меня интересует ее отношение ко мне, – определился дракон.

– Одна руна?

– Да!

«Я не должна об этом размышлять! – твердила София про себя, привычным движением перемешивая руны, которые будто ластились к пальцам, пытались подбодрить смятенную гадалку. – Спокойствие, только спокойствие…»

И вовсе не нужно терзаться догадками, о ком идет речь!

Ей стоило немалых трудов не думать о неведомой пассии Шеранна, но сердце больно сжималось. Опасаясь выдать свое замешательство, София низко опустила голову, притворившись полностью занятой ворожбой.

Кано.

– Ключевым здесь является понятие «рассеяние тьмы», высвобождение чего-то ранее сокрытого. Означает озарение, вдохновленное любовью…

Дракон серьезно кивнул, принимая толкование, и задал следующий вопрос:

– Как я к ней отношусь?

Софию подмывало сказать, что это следует спрашивать у него самого, но она прикусила язык и послушно вытянула руну.

Тейваз.

– Новый роман, страсть. В данном случае знаменует, что вы добиваетесь того, о чем мечтали…

Гадалка говорила холодно, лишь крепко сжатые кулаки выдавали ее чувства.

– Наши отношения в ближайшем будущем? – задал еще один вопрос дракон, внезапно напружинившись.

София сжала зубы, но послушно вытянула еще одну руну. Она взглянула на символ и с трудом сдержала досадливое восклицание. Она стала с нарочитым безразличием объяснять:

– Ингуз означает благоприятный исход того дела, которым вы сейчас заняты. Эта руна приносит с собой радость осуществления, часто предвещает важное событие, а также символизирует мужчину и воплощение плодородия… – По мере трактовки расклада голос гадалки все слабел, и последние слова она почти прошептала.

По правде говоря, книги давали вполне внятное объяснение, как трактовать «мужчину» и «воплощение плодородия» в совокупности, однако ничто не заставило бы ее произнести это вслух. Впрочем, слов не требовалось. Судя по горящему взгляду и ублаготворенной улыбке дракона, для него не осталось тайной истинное значение туманного высказывания госпожи Черновой.

– Вы знаете, кто та дама, на которую вы гадали? – вкрадчиво спросил Шеранн, отвлекая молодую женщину от невеселых размышлений.

Она покачала головой, опустив глаза, и почувствовала смутное недоумение. Зачем он допытывается? Разве мало той боли, которую он уже причинил?

Дракон протянул руку, осторожно тронул подбородок Софии и повернул ее лицо к себе, легко преодолевая слабое сопротивление.

Он взглянул в почти серые от переживаемого ею душевного смятения глаза и тихо, с необычайной лаской промолвил:

– Это вы.

Мгновение – и София вспыхнула, испытывая гремучую смесь растерянности, желания спрятаться где-нибудь в укромном уголке, недоверия, восторга, радости и необоримого смущения.

Разумеется, все зароки были тут же позабыты…

Руны были впервые небрежно брошены. Но они не обижались, лукаво улыбаясь и тихонько перемигиваясь.