Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов

были значительно шире. Сегодня нам представляется, что миллионные жертвы были напрасны. Но это – сегодня. А тогда никто не хотел задумываться, что миллионные жертвы не оправдывают того «счастья», за которое боролись и красные и белые. Непримиримость и беспощадность считались добродетелью, хотя само это слово казалось «буржуазным». Мало кто думал и верил, что реформой, эволюцией можно добиться в конечном счете больше, чем революцией.

Так или иначе, Гражданская война в России, которую развязали как отстраненные от власти классы совместно с иностранными интервентами, так и октябрьские победители, стала одним из жесточайших проявлений тотального насилия. Не только в военной области, но и в экономической, социальной, духовной. В. И. Ленин, выступая 7 ноября 1918 года с речью на митинге-концерте сотрудников ВЧК, заявил: «…когда нас упрекают в жестокости, мы недоумеваем, как люди забывают элементарнейший марксизм». Но кто знал тогда марксизм, кроме узкой прослойки членов партии? Крестьянин, если и слышал о марксизме, то воспринимал его лишь в одном ключе: даст он землю и мир или не даст? Ему было трудно понять, почему для этого нужно так много крови. Той самой крови, которую, не задумываясь, пускали и белые, и те самые сотрудники ВЧК, перед которыми тогда выступал Ленин. «Для нас важно, – продолжал Владимир Ильич, – что ЧК осуществляют непосредственно (курсив мой. – Д. В.) диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, – нет»{468}.

Иного пути к освобождению, кроме насилия, – нет… Страшные слова. Тогда, к сожалению, это было как бы естественным. Но сегодня сознание протестует против этого обоюдного, всестороннего, восславленного, тотального насилия. Сегодня «то» насилие нам, видимо, осуждать просто. Было другое время, другие люди, другое мышление. Мы сильно изменились вместе со временем. А тогда все было по-другому.

«Свияжск, Троцкому.

Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово-беспощадное. Горячий привет. Ленин»{469}.

Но Троцкому приходилось проводить «образцово-показательный» террор не только против «кулаков-кровопийц». В армию по мобилизации загоняли тысячи крестьян, многие из которых уже по нескольку лет отсидели в окопах империалистической бойни. Получив землю, они совсем не горели желанием вновь месить грязь по бесконечным дорогам войны, ходить в штыковые атаки, кормить вшей в окопах. Наскоро сформированные батальоны и полки нередко тут же таяли. Красноармейцы разбегались по домам. Дезертирство приняло огромные масштабы. После Гражданской войны появилась интересная работа С. Оликова «Дезертирство в Красной Армии и борьба с ним». Автор книги, работавший в военные годы в органах по «отлову» дезертиров, отмечает особенно большие размеры этого негативного явления во второй половине 1918 года и в первой половине 1919-го. Вот какие данные приводит Оликов только за апрель 1919 года: «Первые две недели оперативно-карательной и агитационной деятельности комиссий дали 31 683 задержанных и добровольно явившихся дезертиров. Следующие две недели дали 47 393 дезертира. В некоторые месяцы удавалось задерживать до ста тысяч дезертиров. Только насилие, угроза расстрела (и многих беспощадно расстреливали) заставляли тысячи людей вновь возвращаться на фронт»{470}. Троцкий почувствовал, что без пресечения этой эпидемии «бойкота войны» боеспособной армии ему не создать. Были организованы многочисленные комиссии по борьбе с дезертирством. 2 июня 1919 года Ленин и Склянский подписали специальное постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, согласно которому добровольно не явившиеся в части (или к властям) сбежавшие бойцы «считаются врагами и предателями трудящегося народа и приговариваются к строгим наказаниям, вплоть до расстрела». Были разработаны многочисленные инструкции по борьбе с этим бедствием, появились такие странные для нас должности и органы, как «дивизионный комдезертир», «арм-комдезертир», «фронтовой комдезертир»{471} и т. д. Бегство с фронта приняло угрожающие размеры.

Троцкий уже при первом выезде на фронт продиктовал несколько весьма жестких, суровых приказов и показал себя человеком, который готов принимать самые суровые решения, касавшиеся судеб и жизней тысяч людей в военных шинелях. Видимо, просто внутренний радикализм, обожествление революции в ее крайних формах, убежденность в святости пролетарской диктатуры позволили наркомвоену стать одним из главных столпов военного террора в годы Гражданской войны. Вот один из приказов, который Троцкий подписал 30 августа 1918 года:

«Приказ № 31

по Красной Армии и Красному Флоту

Изменники и предатели проникают в ряды Рабоче-Крестьянской армии и стремятся обеспечить победу врагов народа. За ними идут шкурники и дезертиры… Вчера по приговору военно-полевого суда 5-й армии Восточного фронта расстреляны 20 дезертиров. В первую голову расстреляны те командиры и комиссары, которые покинули вверенные им позиции. Затем расстреляны трусливые лжецы, прикидывавшиеся больными. Наконец, расстреляны несколько дезертиров-красноармейцев, которые отказались загладить свое преступное участие в дальнейшей борьбе…

Да здравствуют доблестные солдаты Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Гибель шкурникам. Смерть изменникам-дезертирам.

Народный комиссар по военным и морским делам»{472}.

Это помогало, но не всегда. Страх поселялся в разношерстные, пестрые колонны бойцов, удерживая многих, но не всех, от бегства к своим семьям с опостылевшей войны. Кроме того, были случаи дезертирства и по идейным, политическим мотивам. Под мобилизацию попадали и тысячи бывших царских офицеров. Генерал А. И. Деникин в своих воспоминаниях так охарактеризовал эту категорию профессиональных военных, которую он условно разделил на три группы. «В первой – весьма малочисленной – были ”стоящие на советской платформе“ – коммунисты искренние или ”октябрьские“, во всяком случае настолько скомпрометированные своим близким участием в кровавой работе большевиков, что вне советского строя им выхода не было… Во второй… – столь же малочисленной – так называемые контрреволюционеры, невзирая на необычайный гнет, сыск и террор советской власти, работавшие активно против нее. Работа эта проявлялась в разрозненных вспышках, восстаниях, покушениях, в переходе на сторону белых армий и т. д. … Наконец, третья группа – наиболее многочисленная, брошенная в ряды Красной Армий голодом, страхом, принуждением, разделила общую судьбу русской интеллигенции, обратившейся в спецов»{473}.

Деникин пишет, что он и другие командующие принимали все возможные меры к тому, чтобы бывшие царские офицеры незамедлительно покинули ряды Красной армии или уклонились от службы в ней.

Последние строки одного из приказов, подписанного Деникиным, гласили: «Всех, кто не оставит безотлагательно ряды красной армии, ждет проклятие народное и полевой суд Русской Армии – суровый и беспощадный»{474}. Приказ этот тайно распространялся в Советской Республике, и некоторые офицеры выполняли его. В ответ были новые беспощадные репрессии. Несмотря на это, бывшие царские офицеры продолжали переходить на сторону белых. Тогда Троцкий без колебаний взял на вооружение глубоко аморальный метод заложничества.

«Серпухов, реввоенсовет, Аралову.

Еще в бытность Вашу заведующим оперода (оперативным отделом. – Д. В.) Наркомвоена мною отдан был Вам «приказ установить семейное положение командного состава из бывших офицеров и сообщить каждому под личную расписку, что его измена или предательство повлечет арест его семьи и что, следовательно, он сам берет на себя таким образом ответственность за судьбу своей семьи. С того времени произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, но ни в одном из этих случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по-видимому, регистрация бывших офицеров вовсе не была произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо…

2.12.18.

Предреввоенсовета Троцкий»{475}.

Решением этой «важнейшей задачи» пытались укрепить Рабоче-крестьянскую Красную армию. Троцкий напоминал об этом не только Аралову.

«Казань. Военкомокр Межлауку.

11-я дивизия обнаружила свою полную несостоятельность. Части продолжают сдаваться без сопротивления. Корень зла – в командном составе. Очевидно, Нижегородский губвоенком сосредоточил свое внимание на строевой и технической стороне дела, позабыв о политической. Предлагаю обратить сугубое внимание на привлекаемый состав, ставя на командные должности только тех бывших офицеров, семьи которых находятся в пределах Советской России, и объявляя им под личную расписку, что они сами несут ответственность за судьбу своей семьи…

Предреввоенсовета Троцкий»{476}.

В течение 1918–1920 годов Троцкий весьма серьезно считал, что, превращая в заложников семьи военных специалистов, он тем самым заставляет последних сражаться из страха за жизнь своих близких. Не знаю, понимал ли Троцкий глубокую аморальность этих