Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин

подошвами изредка хрустели угольки. Луна светила вполсилы, а когда ненадолго ушла за облачко, Олег с досадой подумал, что сейчас бы волчьи глаза оборотня…

Хотел возвращаться, но слева неприятно падала едва заметная в свете звезд тень, в том углу между стеной дома и конюшней темнее, чем в бочке с дегтем, он подошел, чувствуя смутно, что делает глупость, но в то же время чутье молчит, опасности вроде бы нет…

Темная тень мелькнула так стремительно, что он не успел и вспикнуть, как тяжелая туша обрушилась на спину, мощно пахнуло волчьим духом. Острые когти пробили толстую кожу волчовки, локоть ожгло болью, Олег сообразил, что это его тело само, защищаясь, мигом скорчилось, отбиваясь локтями, левый угодил волку по пасти, там взвыло, страшные зубы мелькнули у горла, он тут же, не отдавая себе отчета, вцепился обеими руками в мохнатое горло.

Темная земля и звездные россыпи поменялись местами, он ударился о твердое, покатились под стену, в глухую тень. Волк был непомерно тяжел, Олег давил горло изо всех сил, но шерсть толстая, длинная. Волк пытался достать до его лица когтями, Олег отстранялся, сам хрипел от натуги.

К счастью, послышались торопливые шаги. В лунном свете появились сыновья хозяина. С топорами наготове, остановились, напряженно всматриваясь в темень:

– Там что-то шебаршится!

– Точно!

– Эх, лук бы…

– Давай посмотрим, что там бьется…

Старший, Олег узнал по голосу, сказал осторожно:

– Если бы волк, уже бы прыгнул… Наверное, раненый.

– Добьем, – предложил Радко.

– Раненый зверь опасен, – сказал Збышко значительно. – Батя это всегда говорил.

– Так мы его разом топорами! С двух сторон.

Старший подумал, прислушиваясь к борьбе, слышались тяжелые хрипы, возня, будто тяжело раненный волк пытался ползти.

– Не стоит, – сказал он наконец. – Слышишь, как сопит?.. Он же размером с коня!

Младший долго вслушивался, сказал с сожалением:

– Да… Такого бы завалить, хотя бы добить – год бы хвастаться можно.

– Не будем, – решил Збышко. – Он если не ранит, то рубаху порвет. А ты знаешь, сколько я за нее отдал?

– Знаю, – ответил Радко, в голосе послышалась зависть.

Их залитые лунным светом фигуры уже расплывались перед глазами Олега. Он хрипел от усилий сдержать напор волка, тот навалился, и из распахнутой, как горящая печь, пасти валил смрад гниющего мяса, зубы блистали длинные, как ножи, глаза горели желтым, в них Олег увидел сквозь заливающий глаза пот свое искаженное мукой лицо.

Он ощутил, что волчьи зубы дотянулись до его лица. Больно царапнуло нос, он дернул головой, в шейных позвонках больно хрустнуло, и стало горячо. Едкий пот щипал глаза, голову изнутри разламывал грохот, а одна залитая лунным светом фигура сказала другой:

– Похоже, подыхает…

– Вот и пусть, – рассудила другая.

– А мы, добив, притащили бы бате шкуру!

– А кто мешает снять шкуру с подохшего?..

– Да застыла бы…

– А ты слушай!.. Как хрипеть перестанет…

Олег с усилием отвел на миг тяжелую тушу, пытался свалить, но с той стороны уперся в сырые бревна. Сверху на лицо капнуло горячим и липким, Олег затуманенным сознанием понял, что это то ли слюни, то ли кровь зверя, в последнем усилии сдавил шею сильней, пальцы дрожали и отказывались слушаться, он чувствовал, как по горлу зверя пытается пробиться что-то, может, он тоже задыхается, в желтых глазах тоже темнеет, теперь кто кого переможет…

– Не-а, – донеслось отвратительно-рассудительное из лунного тумана, – они живучие, заразы…

– Давай добьем?

– Я ж сказал!

– Ну, хотя бы камнями, отсюда!

Второй голос сказал с колебанием:

– Ну, разве что не подходя…

Он изловчился, перестал удерживать зверя за горло на вытянутых руках… уже давно не вытянутых, рывком прижал его к себе, обхватил за спину, сплетя пальцы в замок, прижал к себе как можно сильнее. Шерсть закрыла лицо, лезла в глаза и рот, забивала горло, но волчья пасть бессильно щелкала зубами возле уха, задевая носом мочку, а он удерживал изо всех сил, ибо теперь волк упирался и пытался отпихнуться.

Почудился топот ног, в сердце вспыхнула надежда, что пришла помощь, потом по голове больно стукнуло, в черепе загудело сильнее, чем если бы ударили в било над самым ухом. По лицу потекло теплое, липкое. Он слышал по тяжелым вскрикам, что два молодых парня уже бросают камни потяжелее, усердные ребята, старательные, хозяйственные…

Хрустели кости, он почти не понимал чьи, сам почти задушенный, задыхающийся, во рту клочья шерсти, весь в слюне, услышал, как тело зверя вздрогнуло, будто потяжелело на миг, тут же в бок уперлось холодное, влажное.

Из грохота и шума в ушах донесся далекий голос. Потом еще голоса. Руки в последнем усилии сжали вроде бы еще разок, сами бессильно расцепились. Горячая туша давила, он кое-как спихнул, долго лежал, слыша только грохот в голове и собственное сиплое дыхание.

Когда перед глазами прояснилось, он увидел, что все там же, под стеной сарая, рядом туша волка, которого то ли он задавил, то ли ребята камнями помогли, хотя и ему голову расшибли заодно, но их уже увели или позвали, а в этом углу они только с волком вдвоем…

Кое-как приподнялся на дрожащих руках, снова упал, малость перевел дух, вытер ладонями лицо, блестело мокрым, ухватился за стену и поднял себя на ноги. Все тело тряслось, как стебель на ветру, перед глазами плыло. Он часто и хрипло дышал, в голове уже было тише, только в ушах шум затихал медленно да уверенность в руки и ноги возвращалась по капле, хотя он помнил, как уходила потоками.

Стена под его пальцами дрогнула. Он вяло подумал, что какой-то зверь мог забраться вовнутрь, этот же сумел затаиться, а дом достаточно велик, чтобы отыскать в него ход… но чувствовал себя таким слабым, что вяло отмахнулся даже от мысли вернуться в дом – это ж четыре ступеньки на крыльце! – и отыскать этого зверя. Там Мрак и Таргитай, прибьют кого угодно. И то диво, что Мрак не появился. Видать, все это нападение для него пустячок, да и волки для него не противники.

Он перевел дух, поморщился, ребра больно задевают одно за другое, но холодный воздух врывался вовнутрь, там шипело, а обратно выплескивались почти струи пара. Наконец он ощутил, что может говорить и двигаться почти как раньше. По крайней мере, не сразу заметят, что ослаб, как весенняя муха.

С крыльца с осторожностью спускались воевода и отроки с факелами, за ними настороженно двигались, вздрагивая и пригибаясь при каждом треске угольков под сапогами, слуги княгини. На Олега внимания не обратили, только один бросил сочувствующе:

– Вишь, как гостя