Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка - Уэстлейк Дональд Эдвин

— Вы разработали новый план, — предположил я.

— Который определенно лучше прежнего со всех точек зрения, — он стряхнул столбик белого пепла со своей нелепой сигары и, сияя, добавил: — А произошло это, как ни странно, благодаря вам.

— Благода…

Дверь у меня за спиной с грохотом распахнулась. Тен Эйк молниеносно вскочил, опрокинув стол прямо мне на ноги, и с размаху запустил стулом в дверь. Одновременно он отскочил в угол и выхватил из–за пазухи своей черной куртки черный люгер. Все это произошло в мгновение ока, меньше чем за секунду. Видимо, он уже давно вел эту пагубную для нервной системы жизнь и неплохо усвоил ее уроки.

Стол упал на меня, а я, в свою очередь, на мокрый бетонный пол. Я с трудом сел, выглянул из–за поваленного стола и увидел в дверях трясущегося от ужаса Сунь Куг Фу с высоко поднятыми руками.

— Н–не стреляйте, — выдавил он. — Это я.

— Придурок, — прошипел Тен Эйк. Какой же ценой давалась ему наука выживания! Он крикнул: — Лобо!

Лобо возник в дверях. Его похожая на связку бананов морда дивным образом приняла виноватое выражение.

— Он прошмыгнул мимо меня, — промямлил Лобо.

По–прежнему держа руки высоко над головой, Сунь Куг Фу сказал:

— Я должен был вам сообщить, мистер Тен Эйк, я должен был вам сообщить. Федеральные агенты! Они обыскали храм!

О, Господи! Расставшись со мной и два часа не получая никаких вестей, Пи его ребята бросились на выручку. А меня уже и след простыл!

Тен Эйк спрятал свой люгер.

— Выйдем отсюда другим путем, — решил он. — Пошли, Рэксфорд.

— Мои ботинки!

— Получите новые, — пообещал он. — Идемте же!

18

«Надень эти волшебные красные башмачки, — со сладенькой улыбочкой сказала мне Билли Бэрк, — и с тобой не случится ничего дурного. Ты сможешь мчаться как ветер, исполнять любые танцы, ходить по воздуху, ступать по воде и горящим угольям. Ноги твои никогда не устанут и не заболят, и ты будешь отплясывать до рассвета. Но что бы ты ни делал, никогда не снимай эти башмачки и не допусти, чтобы они попали в руки злой колдуньи Тайроны».

«Ну, ну, Билли, неужто ты и впрямь веришь во всю эту чепуху?» — спросил я.

Ее удивленное личико превратилось в физиономию Тайрона Тен Эйка, словно выкованную из тускло блестящего металла. Он улыбнулся и сказал:

«Ни секунды не верю, друг мой. Я разделаюсь с тобой, какие бы ботинки ты ни напялил».

Этого оказалось достаточно, чтобы разбудить меня. Я резким движением сел на кровати, очнувшись от тяжелой дремы, и увидел незнакомое ложе в незнакомой комнате. Вполне, впрочем, обыкновенной: это была простенькая спальня с широкой кроватью, трюмо с зеркалами, прикроватными тумбочками с ночниками и стулом, на котором в относительном порядке висела моя одежда. Единственное окно было прикрыто занавеской, что делало комнату похожей на оранжевый аквариум. Так выглядят все спальни, когда просыпаешься после недолгого дневного сна.

Но я–то не просто прикорнул после обеда. Я спал с тех пор, как… С каких же пор я спал?

Я попытался вспомнить, что произошло. Приблизительно в половине пятого утра мы с Тен Эйком сбежали из той кромешной сырой каморки в подземелье и помчались через хитросплетение извилистых коридоров, странных комнат, галерей и гулких пустых залов, пропыленных и давно всеми забытых. Облаченный в черное Тен Эйк возглавлял отступление. Полы его одеяния развевались на бегу. Я, насколько позволяли проклятые сандалии, поспешал за ним, а Лобо прикрывал тылы, топая, грохоча и рокоча у нас за спиной. Сунь Куг Фу бросился куда–то в другую сторону. Видимо, у него была иная цель.

Ну а куда стремилась и куда прибыла наша троица? Невероятно, но в конце концов мы очутились на темной и грязной станции подземки. Тут была какая–то старая ветка, заброшенная после постройки новой линии. Чумазая зеленая дверь, казавшаяся запертой, на самом деле была открыта. Мы прошли в нее, поднялись по очень узкой бетонной лестнице, миновали еще одну дверь и очутились на глухой улочке. Наконец–то над головой снова было небо.

В этом проулке стояла машина, или тот же «кадиллак», на котором меня везли из Куинса, или очень похожий. Мы забрались внутрь. Тен Эйк сел за руль, и мы принялись колесить по неведомым мне улочкам пренеприятного вида, а потом вдруг оказались на Кэнел–стрит, тоже пренеприятной, но хотя бы известной мне, и пересекли ее. Тен Эйк и я сидели впереди, Лобо громоздился сзади. За Кэнел–стрит начинался туннель Холланд. Проехав его, мы оказались в Нью–Джерси. (Все–таки это был другой «кадиллак», без штор на боковых окнах.)

Пока мы мчались на север через Нью–Джерси, справа забрезжило нечто похожее на рассвет. Ехать было тоскливо, а я не спал уже почти двадцать четыре часа, и совокупное воздействие этих двух обстоятельств привело к тому, что я клевал носом, зевал и не очень четко представлял себе, где нахожусь. Смутно помню, что мы где–то останавливались и Тен Эйк что–то говорил мне своим веселым и одновременно предостерегающим голосом. А потом кто–то затолкал меня в эту спальню.

Наверное, часов в шесть. Да, вполне разумное допущение.

Мои часы (теперь уже только часы, а не переговорное устройство) сообщили мне, что теперь было десять минут четвертого. Я десять часов проспал как сурок в окружении убийц, погромщиков и душевнобольных!

Вскочив с кровати в шортах и тенниске, я поспешил к стулу, где лежала остальная моя одежда, и быстро облачился в нее. Единственной имевшейся в комнате обувью были все те же проклятые сандалии, кто–то аккуратно поставил их в ногах кровати. Я втиснул в них ступни, проверил, на месте ли мой арсенал, убедился, что все цело, и вышел из комнаты.

Я очутился в одном из чудес американского жилищного зодчества — помещении на верхней площадке лестницы. Оно слишком квадратное, чтобы назвать его коридором, и слишком маленькое для комнаты, обычно в нем либо вовсе не бывает никакой мебели, либо стоит какой–нибудь столик, который жалко выбросить. Со всех сторон в это помещение ведут двери, поскольку оно сообщается с комнатами второго этажа. Это непонятное пространство наверху, наверное, можно назвать втулкой, или сердечником, но, насколько мне известно, его называют именно так, как назвал я: «помещение на верхней площадке лестницы».

В нем–то я и стоял. Сейчас мне больше всего хотелось умыться и почистить зубы. Чувствуя себя героем «Женщины или тигра», я изучал эти двери, похожие на ячейки колеса рулетки, и гадал, за которой из них находится ванная.

Первая из моих догадок не подтвердилась. За одной дверью была комната без всякой мебели, за исключением двух столов и нескольких стульев. В ней расположились шесть человек восточной наружности; они доставали из большого деревянного ящика детали и собирали автоматы. Они уставились на меня, когда я возник на пороге.

— Х–хы, — тихонько хихикнул я, пятясь назад. — Я ошибся дверью. Х–хы.

И опять закрыл дверь, чтобы не видеть этих рож.

Вторая попытка оказалась успешнее. Я умылся, почистил зубы пальцем, покинул ванную, прошел по помещению на верхней площадке лестницы, не чувствуя никакого желания выяснять, что скрывается за остальными дверьми, и спустился по лестнице. Внизу я увидел Тен Эйка, который беспечно сидел в гостиной, листая толстый и дорогой альбом французских импрессионистов. Яркие краски страниц играли на его лице, и казалось, будто в книге идет шабаш нечисти. Увидев меня, Тен Эйк улыбнулся и сказал:

— Ага, наш соня пробудился.

— Впервые за неделю смог так поспать, — ответил я, стараясь говорить убитым голосом и снова входя в образ душегуба, преследуемого полицией, хитрого безумца, отчаянного искателя приключений.

— Еще бы, — сказал он, улыбаясь своей пластмассовой сочувственной улыбкой. — Если вы заглянете в кухню, то хозяйка дома, надо полагать, найдет, чем вас попотчевать.

— Прекрасно.

— Поговорить мы еще успеем, — добавил Тен Эйк, когда я шагал мимо него. — У меня есть для вас работа.

Точно не знаю, но, возможно, я побледнел от страха. Однако мне удалось достаточно искренне выговорить: