Мила Хант - Эли Андерсон

роется в сумке – ужасном вещмешке, как обычно забитом всякой всячиной. Она проходит мимо, не останавливаясь. Нильс замечает меня первым. Он останавливается. И, когда эффект неожиданности проходит – прожигает гневным взглядом. Его золотые глаза вспыхивают, лицо делается жёстким. Но за всем этим тем не менее чувствуется облегчение. У меня сжимается сердце. Умом я уже поняла, что их жуткая гибель была лишь ментальной конструкцией, внедрённой в мой мозг. И всё-таки тоже испытываю огромное облегчение, увидев их живыми и невредимыми.

– Жанна, ты веришь в призраков? – спрашивает Нильс ледяным тоном, не сводя с меня глаз.

Жанна продолжает копаться в своём бауле.

– М-м-м-м, – отвечает она, не поднимая головы.

Потом вынимает изо рта ручку, которую держала в зубах во время своих раскопок, и наконец отрывает взгляд от сумки.

– Что ты хочешь ска…

Жанна не заканчивает фразу и наливается краской. Я её знаю. У меня меньше секунды, чтобы начать говорить и обезвредить бомбу, готовую взорваться. Но тут вмешивается Сина:

– Ладно, всё нормально. Она исчезла. Теперь она снова тут. Она вам всё объяснит. Мы можем пойти? Не стоит топтаться здесь слишком долго. – Сина нервно озирается по сторонам.

– Это кто? – изумлённо спрашивает Нильс.

– Мне плевать, кто это, – цедит Жанна сквозь зубы.

Она подскакивает ко мне и, прежде чем я успеваю открыть рот, влепляет такую монументальную затрещину, которую, должно быть, слышно на другом конце улицы.

– Ну вот, – заключает она. – Теперь, если ты хочешь «всё нам объяснить», как выражается твой накачанный гормонами телохранитель, можешь приступать. Только мне твои объяснения на фиг не нужны.

Сина улыбается, подняв бровь. Бешеный темперамент Жанны ей явно по душе. Я же потираю щёку, понимая, что недооценивала физическую силу моей подруги. Жанна порывается уйти, я ловлю её за локоть.

– Угомонись, а? И без этого проблем хватает.

Жанна грубо выдёргивает руку и начинает орать:

– Ну извини, ладно?! Извини, что мы тут слегка сошли с ума из-за тебя! Ты пропадаешь на неделю, мы прочёсываем весь город, ставим на уши лицей, твоих родителей, всех, а потом ты вырастаешь, как цветочек, у порога кафе и ждёшь, что мы бросимся тебе на шею и пропустим стаканчик на радостях?

– Я понимаю, послушай…

– Да, мы послушаем, – перебивает Нильс ледяным тоном.

Он держится на расстоянии, и его слова режут как кинжалы.

– Мы послушаем, – повторяет он. – И в твоих интересах, чтобы речь шла как минимум об угрозе твоей жизни.

– Хотела бы я, чтобы этим всё и ограничивалось! Проблема в том, что и вы в опасности.

– Отлично, на том и порешим, – вмешивается Сина. – Все в опасности. А теперь поскорее сматываемся на Периферию.

– Что она несёт?! – взрывается Жанна, переводя взгляд с Сины на меня. – Я никуда не собираюсь ехать. Если хочешь что-то рассказать, делай это здесь!

Глаза Сины сужаются. Напряжение растёт. Если у неё такой же характер, как у той, виртуальной, Сины, она не долго будет сохранять хладнокровие. Реакция следует незамедлительно.

– Кажется, эта малышка начинает меня нервировать, – цедит Сина сквозь зубы. – Ладно, тогда я тебе всё объясню. И быстро. У Милы на хвосте половина спецслужб, мне это предстоит в скором времени. А вы двое, ты и этот надутый гелием блондин, имели глупость быть её дружками. Поэтому история может плохо кончиться и для вас. И либо вы нам верите. Либо убираетесь к чёрту и ждёте, пока нагрянет полиция и закроет вас по ложному обвинению. Выбирайте. Быстро!

Нильс, смерив Сину взглядом с головы до ног, оборачивается к Жанне. Той, похоже, в кои-то веки нечего сказать. Но они явно готовы нам поверить. Нильс решается первым.

– ОК, мне без разницы, где я получу объяснения, здесь или в другом месте. А свою дозу гелия я приму позднее. Если только ты не извела всё на себя, – добавляет он, кивая на мускулистый торс Сины.

– Куда отправимся? – всё ещё недоверчиво спрашивает Жанна.

Я оборачиваюсь и показываю на мост, виднеющийся в конце проспекта.

– На ту сторону.

Жанна закатывает глаза и издаёт протяжный вздох.

– О чёрт, как же мы отдыхали от тебя всю эту неделю!

53

Звук шагов на обледеневших ступенях суда заставляет его поднять голову. Он так окоченел на холоде, что опять задремал. Нет, эта работёнка точно уже не для него. Ему сорок три. И последние два года он то и дело просит начальство перестать ставить его на охрану правительственных и официальных зданий. Но им, похоже, наплевать. Так что он продолжает без дела топтаться возле судов и администраций. Да ещё на таком собачьем холоде! Добром это не кончится, уж он-то чувствует.

Полицейский, встряхнувшись, выпрямляется и смотрит на девушку, которая поднимается к нему. Блондинка, волосы забраны назад, идеальные, почти нереальные, черты лица, голубые глаза – их цвет он различает издалека. Тоненькая фигурка в длинном облегающем пуховике, чёрные обтягивающие джинсы и высокие шнурованные ботинки. Хм, не самое неприятное происшествие в жизни часового. Хоть и несколько странное. Ведь стоит глубокая ночь. Девушка останавливается прямо перед ним, не произнося ни слова.

– Я могу вам помочь? – спрашивает он.

– Да. Вы охраняете центральный суд, так?

– Правильно.

– Вы гордитесь этим?

Полицейский с удивлением смотрит на девушку. Она не улыбается. Глаза – ледяные. И леденящие.

– Ну, скорее да, – уклончиво отвечает полицейский.

– Вы гордитесь правосудием в нашей стране?

Он вздыхает. Сногсшибательно красивая и сумасшедшая. Как жаль.

– Тоже. Ладно, если у вас нет других вопросов…

– И вы считаете наше правосудие справедливым? – продолжает девушка, словно не слыша.

– Знаете, уже поздно, – нетерпеливо перебивает полицейский. – Не то чтобы я не хотел поболтать с вами. Но не на эту тему. И не сейчас. Возвращайтесь домой, очень холодно.

Она глядит в упор, глухая к его словам.

– То есть, по-вашему, правосудие одинаково справедливо для Периферии и для Центра? И вообще, вы считаете, это справедливо? То, что мы живём, стиснутые на окраинах, чтобы не мозолить глаза жителям богатых районов? Мы, бедняки, с той стороны реки. А стоит нам возмутиться, нас волокут сюда и дают огромные сроки всего за несколько слов. Это тоже кажется вам справедливым?

– Так, хватит. Я уже сказал, что не хочу обсуждать это. Я на службе. А вам нельзя здесь оставаться.

Девушка приближается к нему и произносит тихо, но отчётливо:

– Вам кажется справедливым, что здесь люди наслаждаются жизнью, а там – страдают? Мне вот нет. Наши родители даже не задумываются об этом. Но для нас такое положение нестерпимо.

Она продолжает смотреть ему прямо в глаза, словно гипнотизируя.