Лев - Конн Иггульден

своих потрескавшихся сосках, то дело может дойти и до убийства. Конечно же, малыша уже давно было нужно отнять от груди. И не ее вина в том, что Фетида в гневе отослала кормилицу, когда у нее заболели полные молока груди. Тогда Агариста ничего ей не сказала, но выслушивать бесконечные жалобы становилось все труднее.

– Почему бы тебе не взять лодку и не выяснить в порту, что там происходит? – обратилась она к сыну.

Он посмотрел на нее удивленно и даже недоверчиво, разрываясь между долгом и любопытством.

– Ты уверена?

Агариста выразительно вздохнула:

– Пока ты отвлекаешься, толку от тебя никакого. Бери Эпикла и отправляйтесь, а потом вернешься за нами. Маний где-то поблизости, ищет дикие фиги. Он, правда, немного глуховат, но здесь нам опасаться нечего.

Эпикл хлопнул его по руке, и Перикл ухмыльнулся и, оглянувшись, посмотрел на Фетиду, которая все еще кормила сына.

– Я скажу ей, – успокоила его Агариста. – Дай ей отдохнуть от тебя. Может, и настроение улучшится, кто знает.

Перикл, поколебавшись, отвернулся.

– Ты будешь хорошей, правда, мама? Она уже раздражена и злится на меня.

– Я не сделаю ничего, что могло бы расстроить твою драгоценную супругу.

Агариста произнесла это совершенно бесстрастно, но Перикла ее заверения не успокоили. Ко всему прочему, мать и в свои годы оставалась грациозной и изящной, что было особенно заметно в сравнении с его женой. Разумеется, Фетида воспринимала такое сравнение как своего рода постоянный упрек.

– Спасибо тебе, – вздохнул Перикл. – Эпикл, ты готов?

Они побежали по берегу к тому месту, где оставили на якоре небольшую лодку, и быстро, как подобает старым мореходам, подняли парус. Эпикл столкнул лодку с отмели, запрыгнул на борт и повернул руль так, что ветер мигом наполнил полотнище.

* * *

Когда Перикл и Эпикл нашли место у причалов Пирея, военный корабль успел пришвартоваться и спустить сходни. В сравнении с лодкой он выглядел огромным, настоящим символом афинской мощи. Что не менее важно, неподалеку строились еще три триеры – вклад Афин в общеэллинский флот. Поднявшись по железной лестнице рядом с одним из строящихся кораблей, он увидел триерарха и группу гоплитов.

Это был мир, который Перикл знал до возвращения в отцовское поместье, и теперь, оказавшись рядом с ним, он ощутил боль утраты. В этом мире, частью которого был каждый корабль, все были на виду, все знали слабые и сильные стороны друг друга. Здесь негде было укрыться, но тот, кто любил такую жизнь, никогда не променял бы ее на другую.

Капитан, когда они с Эпиклом подошли к нему, изучал список припасов, отмечая те, которые требовалось пополнить за время стоянки. Окруженный шумной стайкой торговцев, он окинул двух незнакомцев неодобрительным взглядом. Проведя на острове бо́льшую часть дня, они предстали перед ним загоревшие, с распущенными волосами, в просоленных туниках. Возможно, капитан принял их за портовых рабочих.

Обойдя столпившихся на причале торговцев, Перикл обратился к нему:

– Добрый день, триерарх. Есть ли у тебя новости о навархе Кимоне?

– Полагаю, это не твое дело, – не поднимая глаз от ведомости, ответил капитан.

– Может, и так, – легко согласился Перикл. – Хотя Кимон, когда бывает в Афинах, обычно находит время повидаться со мной. Передай ему, что кости Тесея упокоились на Акрополе – там у него прекрасная гробница и статуя.

Капитан прикусил губу, обдумывая услышанное.

– Мои извинения, куриос. Отвлекся. Я триерарх Филандер с корабля «Хоркос». Можно узнать твое имя?

– Перикл из племени Акамантиды, дем Холаргос. Сын Ксантиппа, хорег Эсхила, – ответил он с улыбкой.

К его удивлению, капитан усмехнулся:

– Тогда ты тот, кого мне велено найти. Я уже отправил за тобой посыльных – придется их отозвать.

Он повернулся и отдал соответствующий приказ.

– Какие новости ты принес? – спросил Перикл.

Капитан улыбнулся, довольный тем, что одно из данных ему поручений исполнилось само собой.

– Новостей нет, куриос. Всего три слова. Наварх Кимон наказал мне передать всего три слова: «Приди и увидишь».

– И это все? – удивился Перикл. – Ничего больше?

– Ничем другим он со мной не поделился. «Приди и увидишь» – только это.

Перикл подумал об оставшихся на острове жене и матери. Вечером на Пниксе ожидалось голосование по вопросу о новых колониях, в частности колонии Неаполис, к югу от Рима. Город успешно развивался и процветал, в отличие от другого, во Фракии, где дела шли намного хуже. Перебравшиеся туда десять тысяч добровольцев получили орудия труда и семена и возможность начать новую жизнь в обмен на продукты своего труда. На новом месте они подвергались постоянным нападениям, и Перикл собирался выступить с предложением направить туда гоплитов – на несколько лет, пока положение там не изменится к лучшему. Конечно, такие предприятия стоят дорого, но он рассчитывал провести обсуждение…

Перикл почесал затылок и ощутил запах моря. Утром они купались у берега, и оставшаяся на коже соль жалила при каждом движении, словно зудящее напоминание о других, счастливых временах. Однако там, на острове, его возвращения ждала Фетида, да и матери нужен был кто-то, кто встал бы между ними и не допустил, чтобы язвительные реплики переросли в открытое противостояние.

Триерарх ждал ответа. Перикл кивнул и повернулся к другу:

– Я вернусь на лодке за женщинами. Не мог бы ты привести на причал Анаксагора и Зенона? Хочу взять их с собой.

– А меня? – возмутился Эпикл.

– Не хотел тебе предлагать, – сдержанно ответил Перикл. – Ты уже не молод и…

– Не уходи без меня, – уже на бегу бросил через плечо Эпикл.

Перикл проводил его долгим взглядом. Понятно, что Фетиде и Агаристе это, мягко говоря, придется не по вкусу. Если сообщить им эту новость до высадки в Пирее, переправа через пролив станет тяжелым испытанием. И все-таки даже эта перспектива не омрачила радости, охватившей его при мысли, что он снова выйдет в море.

– Приди и увидишь, – пробормотал он себе под нос и расплылся в улыбке.

* * *

Опустившись на траву рядом со снохой, Агариста увидела, что Фетида плачет, тихонько, почти неслышно всхлипывая, чтобы не разбудить ребенка. Столь очевидны были ее страдания, что сердце той, которую молодая мать сводила с ума своими неумеренными требованиями и постоянным раздражением, дрогнуло.

– В чем дело, дорогая? – спросила Агариста.

Фетида покачала головой, но при этом оглянулась.

– Ах да, Перикл отправился с Эпиклом узнать, что делает в порту какой-то корабль. Они вернутся, а если не вернутся, то мы переправимся в Пирей на рыбацкой лодке. Боюсь, мой сын склонен к таким неожиданным поступкам. Он не всегда продумывает все до конца.

Спохватившись, что Фетида может подумать, будто речь идет об их браке, Агариста прикусила губу. Неподалеку