Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны» - Джеффри Робертс

Хрущев вставил свое замечание – не единственный комментарий, сделанный им и остальными, – когда Молотов произносил на Пленуме речь, где настаивал на разумной оценке достижений и ошибок Сталина. Он критиковал внешнюю политику Хрущева, говоря, что он стремится заключать разные соглашения с США, игнорируя отношения с другими капиталистическими странами. А это, продолжал Молотов, нарушает ленинский принцип игры на противоречиях, которые существуют между империалистическими государствами, и в результате он упустил возможности укрепить международное положение Советского Союза.

В отношении Югославии Молотов указал, что его мнение о том, что Тито – это либерал, а не коммунист, разделяют Мао Цзэдун и другие китайские коммунисты. Кроме того, он ругал личное поведение Хрущева, в том числе за то, что он опозорился, отправившись в баню вместе с президентом Финляндии17.

Из всех ораторов, последовательно клеймивших Молотова, самые недобрые слова произнес его бывший зам Андрей Громыко, который скоро станет министром иностранных дел при Хрущеве. Громыко хвалил вклад нового генсека в советскую внешнюю политику и поносил деятельность Молотова. В качестве примера он привел нормализацию отношений с Западной Германией в сентябре 1955 г., приписав эту заслугу Хрущеву. Когда Молотов перебил его, заметив, что он тоже поддерживал этот курс, Громыко отвечал, что тот отсутствовал в ООН, когда Президиуму предложили установить дипломатические отношения с ФРГ, а вернувшись в Москву, начал возражать против этого проекта. Молотов парировал, что он не соглашался с формой, а не с содержанием18.

В заключительной речи на Пленуме 29 июня Хрущев снова стал развивать тему ошибок Молотова в иностранной политике. Он обвинил его в догматизме и в том, что его работа в должности министра иностранных дел позволила империалистическим врагам СССР объединиться, а его друзей и соседей настроила против него. Хрущев особо остановился на действиях Молотова в отношении Ирана и Турции после войны, его позиции по Австрийской декларации независимости и противостоянию нормализации отношений с Западной Германией, Японией и Югославией. Эта критика вошла в официальную резолюцию Пленума: «В области внешней политики эта [антипартийная] группа, особенно товарищ Молотов, проявляла косность и всячески мешала проведению назревших новых мероприятий, рассчитанных на смягчение международной напряженности, на укрепление мира во всем мире. Товарищ Молотов в течение длительного времени, будучи министром иностранных дел, не только не предпринимал никаких мер по линии МИДа для улучшения отношений СССР с Югославией… Товарищ Молотов тормозил заключение государственного договора с Австрией и дело улучшения отношений с этим государством… Он был также против нормализации отношений с Японией, в то время как эта нормализация сыграла большую роль в деле ослабления международной напряженности на Дальнем Востоке. Он выступал против разработанных партией принципиальных положений о возможности предотвращения войн в современных условиях, о возможности различных путей перехода к социализму в разных странах, о необходимости усиления контактов КПСС с прогрессивными партиями зарубежных стран. Товарищ Молотов неоднократно выступал против необходимых новых шагов советского правительства в деле защиты мира и безопасности народов. В частности, он отрицал целесообразность установления личных контактов между руководящими деятелями СССР и государственными деятелями других стран, что необходимо в интересах достижения взаимопонимания и улучшения международных отношений»19.

Возможности прокомментировать эту резолюцию Молотов не имел. Иначе он, наверное, сказал бы, что именно его линия европейской коллективной безопасности и урегулирование германского вопроса – против которой возражал Хрущев – явилась самым эффективным способом, позволившим после смерти Сталина наладить стабильность в мире. И не мог он или сотрудники его ведомства мешать заключению договора с Австрией, ведь именно они были инициаторами изменений в советском курсе, благодаря которым это соглашение стало реальным. На XX съезде Молотов приводил Хрущеву тот же самый довод о возможности предотвращения войны. Единственной крупицей правды в обвинении было отношение Молотова к сближению с Югославией. На Пленуме он повторял, что Югославия Тито – это буржуазное государство, не годящееся для участия в социалистическом лагере.

В конце Пленума и Молотов, и Маленков, и Каганович покаялись в грехах против партии. Если Маленков и Каганович капитулировали полностью, то Молотов до конца не сдался. Он признал, что политика партии и руководство правы, но доказывал, что нынешний кризис спровоцировал именно Хрущев, нарушив принцип коллективного руководства. И если с его стороны было ошибкой ставить перед Президиумом вопрос о снятии Хрущева с поста главы партии, то поднять темы, требующие обсуждения, он имел полное право20. Во время голосования о резолюции Пленума Молотов воздержался, но после заседания изменил свое решение и согласился поддержать осуждение антипартийной группы. Таким образом, он поступил так же, как при исключении из партии его жены в 1948 г.: сначала посопротивлялся, потом пошел на попятный.

ПОСОЛ СССР В МОНГОЛИЮ

Молотов, равно как Маленков и Каганович, лишился всех правительственных должностей, а также был исключен из Президиума и ЦК. Но в партии он остался. И 3 августа Президиум решил поручить ему новую работу: послом в Народную Республику Монголия. Это был не самый плохой поворот судьбы, если сравнивать с Маленковым (его отправили руководить электростанцией) и Кагановичем (он стал директором Уральского горно-обогатительного завода). Как отмечает Таубман, несмотря ни на что, Хрущев Молотова уважал. Без взаимности. Как пишет Чуев, Молотов рассказывал: «Хрущев мне напоминал прасола [1] . Прасола мелкого типа. Человек малокультурный, безусловно». По другому поводу он выразился так: «Хрущев-то ноготка Сталина не стоит!» Впрочем, глупым Молотов Хрущева не считал: «Хрущев… он же противник марксизма-ленинизма, это же враг коммунистической революции, скрытый и хитрый, очень завуалированный… Нет, он не дурак. А чего же за дураком шли?»21

Молотов провел в Монголии три года. Он успел установить хорошие рабочие отношения с монгольским руководителем Юмжагийном Цэдэнбалом. Полина уехала в Монголию вместе с мужем и там сблизилась с русской женой Цэдэнбала – Анастасией Филатовой. Молотов подружился с ней, и однажды он организовал прилет врачей из Москвы к ее тяжело заболевшему младшему сыну22.

На посту посла Молотов занимался привычным делом – произносил речи о внешней политике. Одни отличалась формальным дипломатизмом, какого ждешь от второстепенного посла; другие представляли собой масштабные комментарии по поводу современных международных вопросов, достойные министра иностранных дел. Многие из тех удачных выступлений были сделаны в полузакрытом «Ленинском клубе», собиравшемся в монгольской столице Улан-Баторе. В них Молотов тщательно следовал партийной линии, уважительно отзывался о Хрущеве, хоть и не втягивался в набиравший обороты культ личности нового руководителя. Но его слушатели не сомневались: все, что говорит Молотов, является плодом его личных размышлений, а не просто поддакиванием официальному курсу.