Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

Бесплодна, пуста, сказала Тереза доктору, Когда он её привез в Эстансию и стал ей говорить о мерах предосторожности и противозачаточных средствах.

– Я ни разу не беременела.

– Это хорошо. Я не хочу иметь ребёнка на улице. – Голос воспитанного человека, но жесткий и твёрдый. – Я всегда был против, это вопрос принципа. Никто не имеет права производить на свет существо с клеймом. Кроме того, человек, связанный семейными узами, не должен иметь ребёнка на стороне. Ребенка надо иметь от супруги, для того и женятся. Супруга – для того, чтобы беременеть, родить, воспитывать детей, любовница – для удовольствия, а когда она должна заботиться о ребенке, то она уподобляется супруге и между ними нет никакой разницы. Дети на улице – нет, я против этого. Я хочу иметь мою Терезу для моего отдыха, для того, чтобы вести весёлую жизнь в те немногие дни, что мне остались, а совсем не для того, чтобы иметь детей и головную боль от них. Согласна, Сладкий Мёд?

Тереза смотрела в светлые, стальные глаза доктора.

– Я тоже не могу иметь…

– Тем лучше. – Лицо доктора помрачнело. – Мои два брата, как Милтон, так и Кристован, наделали детей для улицы, дети Милтона бегают, побираются, и меня это волнует; у Кристована – две семьи и куча детей от одной и другой жены – это тоже плохо. Супруга – это одно, любовница – совсем другое. И я хочу тебя иметь только для себя и не делить ни с кем, тем более с ребенком. – Молчание, и вдруг голос снова делается мягким и глаза голубыми, чистой воды, взгляд любовный и чуть печальный. – Всё это говорит, Тере­за, о моём возрасте. Я уже не гожусь быть отцом маленького ребенка, у меня уже нет времени, чтобы его или её вырастить, воспитать, как я это сделал со своими. И всё своё свободное время хочу отдать тебе… – И он взял её на руки, чтобы положить на постель. – Вот для чего любовница, Сладкий Мёд.

Ну, поскольку Тереза бесплодна, проблем нет. Если бы она могла рожать и хотела иметь детей от доктора, чтобы чувствовать себя более счастливой, и не имела бы его согласия, она бы страдала, и очень. Заводчик был честен, прям, хотя и несколько жесток, он, такой всегда внимательный и тонкий. Но раз она бесплодна, то никаких проблем.

Но вот она не бесплодна, ах, в ней – да благословен Господь! – ребенок доктора. Но прошел первый прилив радости, и Тереза задумалась, думать научила ее тюрьма. Доктор прав. Ну, родит она ребенка и обречёт несчастного на страдание. В пансионе Габи она была наслышана о судьбе таких детей; вот сын Катарины, он умер шести месяцев от роду из-за неухода, хотя женщине, которая его взяла на воспитание, всё было сполна уплачено; а дочка Виви заболела грудью, стала харкать кровью, а всё потому, что взявшая её старуха все деньги Виви тратила на кашасу. Матери в доме терпимости, дети – без защиты, отданы в руки чужих людей. Да, самое худшее для проститутки – неравнодушие к детям.

Пока доктор отсутствовал три недели в Эстансии, он был занят важными банковскими делами в Баии, Тереза пошла в консультацию врача Амарилио. Гинекологическое обследование, вопросы, диагноз прост: беременность, ну, Тереза? Он ждал ответа. Черные глаза Терезы были задумчивы, она ушла в себя, в свои мысли: ребенок её и доктора, выращенный прекрасным и мужественным, у него такие же небесно-голубые глаза и такие же манеры, у него будет всё в этом мире, он будет таким же фидалго, что и отец! Или девочка, похожая на неё.

– Я хочу сделать аборт, доктор.

У врача был определённый взгляд на эти вещи, он считал это аморальным.

– Я не одобряю аборты, Тереза. Конечно, мною сделан, и не один, но в случаях абсолютной необходимости, когда нужно спасти жизнь женщины. Аборт – это всегда плохо, и физически, и морально. Никто не имеет права распоряжаться чьей-то жизнью…

Тереза внимательно смотрела на врача. Как легко говорить и как тяжело это слушать.

– Но когда нет другого выхода… Я не могу иметь ребенка, доктор не хочет… – Она понизила голос, соврав: – И я тоже…

Ложь, она хотела и не хотела. Хотела всеми фибрами своей души, она не была бесплодна, какая радость! Ах, сын её и доктора! Но, когда она задумывалась о завтрашнем дне, уже не хотела. Сколько еще продлится к ней чувство Эмилиано, эта прихоть богача? Она может кончиться в любой момент, ведь она уже давно его любовница, удовольствие в его жизни и в его постели. Когда наконец доктор решит заменить её, так как она наскучит ему, ей ничего не останется, как вернуться в пансион Габи, двери которого для неё открыты: она в доме терпимости, а ребенок в чужих руках. Ей придётся отдать его в чужие руки, заплатив за заботу о нём, которой не будет, как и не будет материнской ласки, любви, ведь только время от времени она сможет видеть его. Нет, нет, никто не имеет права, доктор Амарилио, обрекать несчастного на муки жизни, когда еще есть время предотвратить это.

– Ребёнка без отца я не хочу. Если вы не поможете мне, я найду того, кто это сделает, таких много в Эстансии. Переговорю с Тука, она знает всех поставщиц ангелочков.

Ребенок без отца, бедная Тереза. Врач боится ответственности.

– Не будем торопиться, Тереза, у нас еще есть время. Вот вернется доктор Эмилиано, теперь уже скоро. Подождём, он приедет, и всё решится. А вдруг он не захочет, чтобы ты делала аборт?

Она согласилась, самое большое успокоение – это иметь надежду: ах, ребёнок, её ребёнок и доктора! Эмилиано приехал тут же вскоре, приехал к обеденному часу, он так соскучился по Терезе, что поспешил не к столу, а в постель.

– Я голоден, Тереза, голоден, моя Тереза.

Но Тереза испытывала беспокойство, такой он её никогда не видел: она была и странно весела, и озабочена. Спустя время, положив руку на живот Терезы, доктор спросил:

– Ты хочешь мне что-то сказать?

– Да, я не знаю, как это случилось, но я забеременела… Я так рада, я думала, что никогда не буду иметь ребенка. Это хорошо…

Лицо доктора стало сумрачным, рука на животе Те­резы тяжелой, а светлые глаза – стальными и холодными. Секунды длившееся молчание показалось Терезе вечностью, сердце перестало биться.

– Ты должна сделать аборт, дорогая. – Он говорил, стараясь быть мягким, чтобы не обидеть, но был непреклонен. – Я не хочу ребёнка на улице и уже тебе объяснял это, ты помнишь? Я совсем не для этого тебя привез сюда.

Тереза не ждала иного ответа, но оттого он не стал менее жестоким. Загоревшийся было свет потух в ней. Она собрала все силы.

– Я помню и нахожу, что сеньор прав. Я уже сказала врачу Амарилио, что хочу сделать аборт любым спо­собом, но он посоветовал мне подождать вашего приезда. Я решилась и готова это сделать.

Эти твердость и непреклонность в голосе Терезы, даже враждебность смутили доктора.

– Решила, что не хочешь моего ребенка?

Тереза посмотрела на него с удивлением, почему он это спрашивает, если сам именно этого хочет и даже говорил с ней о том, когда привез её в Эстансию, гово­рил, что не хочет ребенка на улице, что рожать ребенка – это дело супруги, а любовница – для удовольствия, любовница – для развлечения. Или он не заметил, что у неё, когда она объявляла ему о своей решимости, тряс­лись губы? Он читает её мысли, но не знает, как она хочет этого ребенка, сколько ей стоит её мужество?

– Не спрашивайте меня об этом, вы хорошо знаете правду. Я сделаю аборт, потому что не хочу, чтобы мой ребенок испытал то, что пришлось испытать мне. Если бы всё было по-другому, я бы оставила, да, даже пойдя против воли сеньора.

Тереза снимает руку доктора со своего живота, встаёт с постели и идет в ванную комнату. Эмилиано поднимается и успевает схватить Терезу за руку. Голые, они стоят друг против друга. Доктор садится в кресло, в котором обычно сидит, когда читает Терезе книги, она на его коленях.

– Прости меня, Тереза, но по-другому быть не может. Я знаю, как это трудно, но ничего не могу сделать, у меня свой взгляд на эти вещи, и я тебя предупреждал. Я никогда тебя не обманывал. Мне тоже тяжело, но этого не должно быть.

– Я же знала это. Это врач Амарилио мог подумать, что доктор захочет оставить, и я, дура…

Собака, побитая своим хозяином, голос её глохнет от боли, Тереза сидит на коленях доктора, она его любовница, а у любовницы нет прав иметь ребёнка. Доктор чувствует бесконечную печаль Терезы, её безутеш­ность.

– Я знаю, что ты испытываешь, Тереза, но, к не­счастью, по-другому быть не может, я не хочу и не буду иметь ребёнка на улице. Я не дам ему своего имени. Ты, без сомнения, спрашиваешь себя: неужели я не хочу иметь моего и твоего ребенка? Нет, Тереза, не хочу. Хочу иметь только тебя, тебя одну, и никого больше. Я не люблю лгать даже для того, чтобы тебя утешить.

Он передохнул, точно собирался сказать что-то очень весомое.

– Послушай, Тереза, и решай, как сочтёшь нуж­ным. Я тебя так люблю, что готов разрешить тебе родить ребенка, если ты того желаешь, и содержать его до тех пор, пока я живу, но я не признаю его своим, не дам ему своего имени, и с его появлением наша с тобой совместная жизнь кончится. Я хочу иметь только тебя, тебя одну, Тереза, и никого больше – ни детей, никого. Но видеть тебя раздосадованной, печальной, раненной в сердце, и чтобы все то, что было хорошим, стало плохим, не хочу. Так что выбирай, Тереза, между мной и ребёнком. Нуждаться ты не будешь ни в чём, я тебе обещаю, но мы с тобой расстанемся.