Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

– Биа дозванивалась до Аракажу, не выпуская из рук трубки. Когда же наконец мы узнали, где находится его семья, я закричал «ура». Вначале ничего не было слышно из-за музыки; телефон в Яхт-клубе находится в баре, и Кристован сидел именно там и пил виски. Когда я сообщил ему новость, он, похоже, потерял дар речи, и мне пришлось кричать в трубку, пока кто-то не взял её и не сходил за зятем доктора. Тот сказал, что они выедут немедленно…

Вместе с врачом пришел Жоан Нассименто Фильо, грустный и взволнованный.

– Ох, Тереза, какое несчастье! Эмилиано ведь моложе меня, ему не исполнилось и шестидесяти пяти. Никогда не думал, что он умрёт раньше меня. Такой крепкий, я не помню, чтобы он чем-нибудь болел.

Тереза оставила их в комнате и пошла приготовить кофе. С отрешённым видом, вся в слезах, Нина выглядела по меньшей мере безутешной родственницей – племянницей или двоюродной сестрой. Лулу спал, сидя у стола в буфетной, уронив голову на руки. Тереза принялась готовить кофе сама.

На постели, застеленной чистыми простынями, одетый, будто должен отправиться на совет директоров Межштатного банка Баии и Сержипе, лежит доктор Эмилиано Гедес; его светлые глаза открыты, кажется, он проявляет живой интерес к окружающим, желая видеть начало продолжительного бдения у его тела в доме любовницы, в объятиях которой он умер. Жоан Нассименто Фильо, с набухшими веками, обращается к врачу:

– Бедный Эмилиано, ну, прямо как живой! Смотрит на нас, собираясь нами командовать, как это бывало на факультете. И роза в руке, вот только кнута не хватает. Суровый и щедрый, лучший из друзей и худший из врагов, Эмилиано Гедес, сеньор Кажазейраса…

– Его погубили неприятности… – повторил врач причину, вызвавшую смерть. – Нет, он мне ничего не говорил, но говорили люди, которые всё знали. Он ведь был вашим другом, Жоан, неужели вы ничего не знали о сыне и зяте?

– Эмилиано никогда не рассказывал о своей жизни даже близким друзьям. И ничего, кроме похвал семье, я от него не слышал. Все хорошие, прекрасные люди, просто императорская семья. Гордость его не позволяла дурно отзываться о родне. Я знаю, у него была слабость к дочери, когда она была девочкой. О ней, когда приезжал, он рассказывал: о её красоте, уме, любопытных историях. Потом она вышла замуж, и он перестал о ней говорить…

– Да что говорить? Что она наставляет рога своему мужу? Апаресида пошла в отца, у неё горячая кровь, чувственна, быстро, воспламеняется; говорят, разрушает семейные очаги Аракажу. Они с мужем стоят друг друга, тот тоже хорош, вот и живёт каждый как хочет…

– Таковы времена и браки, ненормальные браки! – заключил Жоан Нассименто Фильо. – Бедный Эмилиано, он безумно любил семью, детей, племянников, всем помогал, всем, до последнего родственника. Да, просто как живой, только нет в руках кнута.

Тереза вошла с чашками кофе на подносе.

– Кнута? А почему, сеу Жоан, кнута?

– Потому что Эмилиано носил и розу, и кнут.

– Но не тогда, когда бывал со мной, сеу Жоан, не здесь…

Это было правдой.

– Да, Тереза, вот смотрю на вас и вижу Эмилиано, вы в чём-то похожи. За годы совместной жизни люди становятся друг на друга похожими: та же гордость и честность… – Он помолчал, потом добавил: – Я хотел проститься с ним, пока он в нашем обществе. Мне бы не хотелось быть здесь, когда появятся его родственники. Ведь в Эстансию он приехал из-за вас, и нам всем перепали его любовь к жизни и часть его свободного времени. Когда он приехал, я чувствовал себя почти стариком, а он воскресил меня к жизни. Вот я и хочу проститься с ним при вас, других я не знаю и не хочу знать.

Опять воцарилось молчание. Глаза мертвеца открыты. Жоан Нассименто продолжает:

– У меня, Тереза, не было братьев, и Эмилиано был мне как брат, даже ближе. Ведь я не потерял состояния, оставленного мне моим отцом, только потому, что Эмилиано занялся моими делами, но он никогда не напоминал мне об этом. Я сейчас говорил доктору Амарилио: гордость и щедрость, роза и кнут. Я пришёл, чтобы увидеть Эмилиано и вас, Тереза. Могу я быть вам полезен?

– Большое спасибо, сеу Жоан. Я никогда не забуду вас и доктора Амарилио, за прожитое здесь время я приобрела друзей, он подарил мне даже это.

– Вы останетесь в Эстансии?

– Без доктора? Думаю, не смогу.

Последний глоток кофе они выпили молча. Жоан Нассименто думал о будущем Терезы. По слухам он знал, что в жизни бедняжки Терезы было много горького, прежде чем Эмилиано привез её сюда.

Обеспокоенный врач ждёт падре, чтобы вместе встретить родственников усопшего – дочь, зятя, брата, куму и прочих.

Амарилио волнует предстоящая встреча членов семьи усопшего с любовницей, это вопрос деликатный, и как его разрешить? Он почти никого из них не знает. Их знает падре Винисиус, он несколько раз бывал на заводе, служил мессу… Где же падре, почему он опаздывает?

Жоан Нассименто Фильо долго смотрит на покойного, не пряча слёз и не тая ужаса, охватившего его перед лицом смерти:

– Никогда не думал, что он уйдёт из жизни раньше меня, теперь и моя очередь не за горами. Тереза, милая, я уйду до приезда этих людей. Если я понадоблюсь…

Он обнял Терезу, слегка коснулся губами её лба. Сейчас он выглядел куда более старым, чем когда пришёл увидеть друга и с ним попрощаться. До скорого, Эмилиано!

18

Тереза, а ты никогда не испытала удара его кнута, его твердости, его непреклонности? Никогда не почувствовала острой стороны стального лезвия?

Разве до этой ночи, ночи бдения у тела известного гражданина доктора Эмилиано Гедеса, ты, Тереза, не испытала уже однажды смерть? Её физическое присутствие в тебе, твоём чреве, её раздирающую горячую и леденящую руку, нет, не испытала?

Да, было и такое, сеу Жоан; смерть запустила свою руку в их взаимопонимание и нежность, нет, не только розами была усыпана жизнь Терезы Батисты с доктором Эмилиано Гедесом, было и печальное, траурное событие в их, в её жизни, смерть произошла в ней, в её чреве – горький день её жизни. Она и себя считала умершей, но возродилась, возродилась от ухода, ласки, нежности, преданности влюбленного – этой чудодейственной медицины. Смерть и жизнь, кнут и роза.

Из уст Терезы Жоан не услышит этой истории, и, прощаясь с умершим, она вложит розу в руки доктора. Однако, хочет она того или нет, воспоминания не оставляют её, и рядом с телом доктора возникает тельце того, у которого бдения не было, ни бдения, ни похорон, он умер, не родившись, он – её мечта, утопленная в крови, её и его ребенок. И вот перед Терезой два трупа в постели, две смерти, и обе случились с ней. И даже не две, а три, ведь сегодня Тереза умерла второй раз в жизни.

19

Когда второй месяц подряд у Терезы не пришли месячные, а они всегда были точные, ровно через двадцать восемь дней, и появились другие симптомы, она почувствовала, что сердце её замерло: она беременна! И первое, что испытала, была радость: ай, она не бесплодна, она будет иметь ребёнка, ребёнка от доктора, безграничная радость!

На ферме капитана дона Брижида не разрешала ей заниматься или играть с её внучкой, видя в Терезе хитрого и опасного врага, способного завладеть тем, что по праву должно принадлежать дочери Дорис, ведь только ей должно было достаться состояние её отца Жустиниано Дуарте да Роза, когда с небес наконец спустится ангел-мститель с огненной шпагой. Позже, когда однажды Тереза, уже будучи в пансионе Габи на Куйа-Дагуа, была приглашена Маркосом Лемосом в кино, что находится в центре Кажазейраса-до-Норте, она увидела дону Брижиду с внучкой у их собственного дома, когда-то купленного доктором Убалдо, потом продан­ного с молотка и вновь выкупленного. Она не узнала ни сумасшедшей старухи, ни девочки, что раньше ходила в лохмотьях, – да, что верно, то верно, для неко­торых болезней нет лучшего средства, чем деньги. Да, на ферме дона Брижида запрещала Терезе прикасаться к ребёнку и кукле, подаренной крёстной – матерью Дана.

Любопытно: разбуженная Даном, слепая и влюбленная Террза даже не помышляла о ребёнке от обожаемого молодого человека, а уж когда случилось то, что случилось, испытала страх и ужас при мысли, что могла от него забеременеть. Однако случившееся вызвало менструации гораздо раньше срока, – похоже, побои в тюрьме сослужили ей хорошую службу. И после долгого раздумья Тереза решила, что в этом жестоком мире ей детей не иметь, она бесплодна, и тому причиной – грубое лишение девственности ненавистным ей капитаном.

Она не забеременела от Дана, с которым познала радость в постели, как не беременела больше двух лет, живя с капитаном, который никогда не предохранялся, как и никогда не признавал своих детей. Как только какая-нибудь из им обесчещенных девочек забеременела, он тут же вышвыривал её на улицу. Пусть делает аборт, родит, что хочет, его, капитана, это не интересует. Если какая-нибудь появлялась на руках с ребёнком, он прибегал к помощи Терто Щенка. Ребёнок у него один, от Дорис, ребёнок законный.