Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - Крис Огден

То, что она говорила, было важно, но куда важнее было то, как она это говорила. Она кричала. Она вопила. Она снова и снова стучала ладонью по столу. В своей непримиримости она сумела сплотить Европейское сообщество — против себя. «Единственное, о чем мы просим, — это вернуть нам немалую толику наших собственных денег, — настойчиво требовала она, стуча для убедительности по столу и ошеломляя присутствующих. — Верните мне мои деньги!»

«Она, безусловно, была непреклонна, настойчива и, я сказал бы, утомительно однообразна», — заметил ирландский премьер-министр Джек Линч. Жесткость Тэтчер вызывала сравнения с решительными лидерами-мужчинами, что побудило Жискара впоследствии заметить с галльской иронией, что Тэтчер не нравится ему «ни как женщина и ни как мужчина». Однажды во время совещания, когда Тэтчер вошла в раж, Гельмут Шмидт притворился спящим. Выпрямившись потом, словно проснувшись от сна, он сказал ей: если вы добиваетесь настоящего кризиса, «вы можете получить его здесь и сейчас». В холодной ярости он демонстративно покинул зал заседаний, и Дублинское совещание закончилось ничем; участники разъехались, недовольные друг другом. Критики, в том числе и европофил Тед Хит, напустились на Тэтчер, обвинив ее в неумении вести государственные дела и промахах, поставивших ее в невыгодную позицию на переговорах. «Терпение не принадлежит к числу самых очевидных моих качеств, — признавалась она, — но я изо всех сил стараюсь развить его в себе сейчас».

Как бы ни выглядела позиция, занятая Тэтчер, она не была плодом импровизации. Она заранее разработала свою стратегию и перед отъездом в Дублин не преминула проинформировать о своей линии комитет по иностранным делам консервативной партии. Понимая, что сразу Англия не получит того, чего добивается, она была исполнена решимости сдвинуть дело с мертвой точки: разница между тем, что Англия вносила в ЕЭС, и тем, что она получала взамен, составляла более двух миллиардов долларов. Она никогда не согласится с этим несоответствием. Она ни за что не уступит.

Идея, что даже большая драка за круглым столом конференции может положительно сказаться на ходе переговоров, является главным принципом ее подхода. Зачем терять время на перетягивание каната, если, рубанув по нему, скорее достигнешь цели? «Я неуступчива, потому что верю в то, что хочу сделать, — утверждает она. — Переговоры идут туго, когда кто-то другой так же твердо придерживается иной точки зрения, но необходимо найти выход из положения. Иногда я говорю: у меня нет никакой возможности провести это через мой парламент; нет, я никак не смогу представить это моему парламенту. Сознание того, что дважды в неделю я должна отвечать на вопросы в парламенте, способствует тому, что я гораздо лучше отдаю себе отчет в политических проблемах, затрагиваемых на переговорах, но оно также дает мне большое преимущество перед моими европейскими коллегами» {10}.

Тэтчер неоднократно применяла этот подход по отношению к английским профсоюзам. Во всех странах Европы количество членов профсоюзов в 70-е годы сокращалось, но только не в Англии, где доля объединенных в профсоюзы рабочих выросла с 44 до 53 процентов. К моменту прихода Тэтчер на Даунинг-стрит около двенадцати миллионов англичан, 22 процента населения страны, были членами профсоюзов. Правительство и парламент стали жертвами профсоюзного всесилия и управляли страной в основном с согласия профсоюзов, которые, если что-то вызывало у них недовольство, периодически прекращали работу в стране. В ходе опросов общественного мнения, призванных выявить самого могущественного человека в Англии, таковым снова и снова называли Джека Джонса, бывшего ливерпульского докера, который возглавлял гигантский профсоюз транспортных и неквалифицированных рабочих.

После того как Вильсон победил на выборах Хита в 1974 году, лейбористская партия, действовавшая в согласии с профсоюзами, разочаровалась в своих прежних союзниках. Барбара Касл, талантливая и раздражительная лейбористская деятельница, бывшая министром, ответственным за отношения с профсоюзами, излила свою досаду на страницах дневника. «Мы осыпали их благодеяниями, — записала она в 1975 году, — а они ничего не дали нам взамен». В следующем, 1976 году член парламента — консерватор Норман Синджон Стивас, впоследствии министр по делам искусства в кабинете Тэтчер, в отчаянии писал: «Никакое правительство в Англии не может рассчитывать сегодня на успех, не заручившись доброжелательным отношением профсоюзов».

После «зимы тревоги» 1979 года даже избиратели, традиционно голосовавшие за лейбористов, находили обещания тори обрушиться на профсоюзы все более привлекательными. Тэтчер поспешила воспользоваться этим положением. Она хотела положить предел требованиям профсоюзов и четко обозначить свою позицию. В свете инфляции, уже выросшей до ужасающей величины в 17 процентов, она стремилась ограничить способность профсоюзов добиваться крупных надбавок к зарплате и тем самым подстегивать дальнейший рост инфляции. С этой целью она поручила министру по делам занятости Джеймсу Прайору безотлагательно обнародовать правительственный план профсоюзной реформы в июле 1979 года. Главными компонентами реформы были запрещение вторичного пикетирования, или пикетирования солидарности, призванного помешать расширению забастовок; попытка разрушить систему «закрытых предприятий», где прием на работу открыт только для членов данного профсоюза; наконец, поощрение процедуры тайного голосования при проведении выборов, с тем чтобы ограничить как принуждение, так и представительное голосование.

Профсоюзы снова рвали и метали. «Брошен серьезный вызов имеющимся у рабочих и у их профсоюзов правам», — заявил генеральный секретарь Британского конгресса тред-юнионов Леон Марри. Но Тэтчер была готова к бою. «Мы имеем абсолютно законный мандат на осуществление этих предложений, — настойчиво утверждала она в ходе жарких дебатов в палате общин. — Они отвечают желанию народа… В значительной мере благодаря этим предложениям мы получили более широкую, чем когда бы то ни было, поддержку со стороны членов профсоюзов».

А тем временем потерпевшая поражение лейбористская партия, которой на ближайшие пять лет пришлось уйти в оппозицию, замкнулась в себе. На выборах она набрала на два с лишним миллиона голосов меньше, чем консерваторы, и исчерпала свой интеллектуальный потенциал; ее мыслители и мудрецы, выдвинувшиеся еще в довоенные времена, поумирали или ушли на покой. К концу 70-х годов в лейбористской партии не было лидеров, которые соединяли бы идеологический энтузиазм с интеллектом. Акции социализма падали, особенно в том, что касалось государственной собственности, и маятник снова качнулся в сторону свободы предпринимательства. Об этом свидетельствовали голоса сотен тысяч членов профсоюзов, отданные в 1979 году Маргарет Тэтчер.