Явление Люцифуга - Александр Белогоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но едва Боня, слегка разомлевший и очень довольный, начал повествование в своем привычном высокопарном стиле, нас прервали. В дверь постучал кто-то из придворных, отозвал Марка, они слегка пошептались, а потом Марк все так же, шепотом, передал что-то князю.
– А пойдемте-ка все в тронный зал, поприсутствуете на совете! – предложил правитель, поднимаясь со своего места. – Тут один ублюдок, мой сосед, герцог Дондурдурский, прислал посла. Говорит, что очень срочно! Войну он, что ли, объявлять собрался?
Мы последовали за князем, однако Боня с Эльзой заметно побледнели. Они уже догадывались, по какому такому срочному делу прибыл посол. Во герцог дает: уже пронюхал, где мы! И откуда столько шпионов понабрал! Здешний правитель, конечно, на вид мужик хороший, однако всякое бывает. Сдаст ни за что ни про что и объяснит все государственными интересами. У нас вот, кажется, все политики так делают – и ничего, переизбираются! А здешним князьям да герцогам вообще раздолье: ни о каком рейтинге заботиться не надо! Ты правитель с рождения, и все тут! Если же кто-то что-то вякнет, значит, изменник. А с изменниками разговор короткий!
Народ в зале собрался в том же составе. Появление моей парочки на столь важном мероприятии, конечно, вызвало некоторое удивление и даже тихий ропот, однако возражать князю вслух никто не решился. Эльза с Боней, как гости, уселись поблизости от князя, и что особенно приятно, для меня был приготовлен отдельный стул! Ну наконец-то хоть один понял, что демону тоже хочется посидеть по-человечески! Едва мы уселись, как тот самый молодой человек со странноватым взглядом вскочил с места, вперился в Эльзу и продекламировал:
Как черный ворон сел на древо,Так я присел к себе на стул.Увидел вдруг прекрасну девуИ от волнения сглотнул!Как ерш на сковородке бился,Так и в груди больной моейБольшое сердце колотилось,Вместилище моих страстей!Как мир встает навстречу солнцу,Так в панталонах у меня…
– Стоп! Стоп! Стоп! – крикнул князь и захлопал в ладоши. – Я думаю, что продолжение нельзя читать в обществе, да еще при дамах! Если захочешь, потом расскажешь мне!
Молодой человек обиженно пожал плечами и проследовал на свое место.
– Что он такое говорил? Да как он посмел? – Боня в поэзии разбирался неважно, однако на этот раз смысл метафор, особенно последней, странным образом не ускользнул от него. Как и от Эльзы, которая слегка покраснела, но, кажется, осталась довольна. – Ах он…
– Это придворный поэт, Аполлинарий, – пояснил князь и добавил вполголоса, чтобы обидчивый молодой человек не услышал: – Иногда такое сочинит – хоть святых выноси! Но что делать! Приходится терпеть! Говорят, гений! Прославит меня в веках, и все такое…
– Исключительно наглый и самовлюбленный тип! – вынес вердикт неумолимый Боня. – У него не грудь больная, а голова!
– Ну я и говорю, поэт, – заметил князь. – Это как большой и избалованный ребенок!
– Да хоть епископ! – расхрабрился бывший монашек. – Хотя, если сии качества являются акциденциями данной профессии… – Ну, понеслось! Наверное, он с академиками быстро найдет общий язык!
– Ты бы не читал такое при муже! – посоветовал князь нахохлившемуся Аполлинарию. – Я тебя и в прошлый раз едва спас от поединка! Помнится, капитан гвардии обещал кое-кому подрезать уши! – И, снова понизив голос, пояснил: – Как понравится ему дама, такое словоизвержение начинается… Тут же муж или жених его на дуэль вызывает, а он бежит ко мне, просит защиты, болтает про свободу творчества. Поэт, одно слово!
– А кто здесь муж? – не сообразил Боня.
– Так вы не муж и жена? – нахмурился князь. – А я-то было поселил вас вместе. Теперь придется расселять, блуда я не потерплю! Но ты хотя бы жених?
– Увы! – вздохнула Эльза. – Ему сан не позволяет.
– Ну и дурак! – решил правитель. – Тем более что сана-то уже нет!
– В душе я остаюсь монахом! И даже святым! – воскликнул скромный Боня.
– Эй, Аполлинарий! Тут выяснилось, что девушка она свободная! Так что читай стихи на здоровье! – задорно крикнул князь. – Только не сейчас, и выбирай что-нибудь поприличнее!
Поэт тут же воспрянул духом, тряхнул длинными кудрями, с вызовом посмотрел на Боню и принялся сосредоточенно шевелить губами, явно сочиняя новое бессмертное творение. Монашек же нахохлился, словно мокрый воробей. Не знаю, чего тут было больше: обиды на «дурака» или ревности.
– Ну зовите посла! Послушаем, чего он там принес от этого… соседа! – В последний момент князь сдержался и не стал употреблять бранных эпитетов о другом государе. Наверное, чтобы не искушать приближенных.
Мы, все трое, напряглись. Сейчас должно было решиться наше дело.
В зал вошел герцогский посланник. Как и все его коллеги, он был одет в черное и имел вид такой мрачный, словно недавно похоронил всех родственников. Остановившись в центре зала и церемонно поклонившись (а вовсе не так насмешливо, как это делалось в отношении маркиза Сигизмунда), он прокашлялся, развернул какой-то свиток и принялся говорить, даже не заглядывая в него.
– Его Высочеству, славному герцогу Дондурдурскому, стало известно, что на территории княжества Чудиновского укрываются двое преступников, учинивших в герцогстве беспорядок и укравших ценную вещь. А посему герцог обращается к князю Чудиновскому с предложением незамедлительно выдать упомянутых преступников для справедливого суда. Их имена: бывший монах брат Бонифациус, осквернивший себя и свой сан сношениями с дьяволом, и ведьма Эльза, известная своим бесстыдным нравом и распутным поведением. В случае же…
И тут Боня проявил себя с самой лучшей стороны. Забыв о своем сане, о придворном этикете и вообще обо всем на свете, он подскочил к послу и отвесил ему такую оплеуху, что тот, не ожидавший ничего подобного, покатился по узорчатому дворцовому паркету, так и не закончив миссии. Боня собирался добавить еще, но, к сожалению, его удержала стража. Я и сам думал добавить, за Эльзу, но побоялся, что у нашего князя и без того будут неприятности.
– За дело! – азартно воскликнул князь. – Хотя и недипломатично!
– Неслыханно! Это нападение на представителя герцога! – завопил посол, поднимаясь на ноги и выплевывая на паркет окровавленный зуб.
За мерзкое свое злословьеТеряешь ты свое здоровье!Пусть демоны тебя найдутИ в бездну ада уведут! —
Аполлинарий драться побоялся, однако поспешил выразить свои чувства в экспромте. Только про демонов он не к месту сказал. Морду бы ему набил с удовольствием, а тащить такого в ад… Ну уж нет! Нечего ему там делать!
– Выведите господина посланника и пришлите к нему придворного лекаря! Нечего тут зубами сорить, паркет новый! – распорядился правитель. – А мы тут пока подумаем над его предложением.
– Если бы муж или хотя бы жених, это еще куда ни шло, простительно! Но когда посторонний человек устраивает международный скандал… – покачал головой посерьезневший князь, когда негодующего посла удалили из зала.
– Я не посторонний! – оправдывался Боня. – А он… он клеветал на Эльзу!
– В общем, так! В качестве жениха я тебе эту выходку прощу, а иначе буду страшно сердиться! – заявил правитель, которому втемяшилось в голову, что он должен помочь этой парочке пожениться. И, надо сказать, он повел дело так, что и я бы не смог провернуть все так ловко!
– Я тоже устроил дипломатический скандал! – вскричал поэт, тряхнув длинными волосами. – Значит, я тоже должен на ней жениться!
– Ты поэт, тебе можно. На поэтов, детей и юродивых обижаться грех, – заметил князь. – А вот многомужества я в своем государстве не допущу! Впрочем, если этого… святого не пускает его святость, то можешь попробовать сделать предложение.
Аполлинарий снова зашевелил губами: предложение он явно собирался делать в стихотворной форме, – но Боня его опередил.
– Я слагаю с себя сан! – мужественно заявил он, поняв, что Эльза может от него навеки ускользнуть. К тому же международный скандал прощался только жениху; другого же могли наказать, да еще неизвестно как. – Я… я делаю предложение!
– Руки и сердца? – уточнила Эльза, которая, как всякая девушка, не могла не пококетничать.
– Их самых, – кивнул пунцовый Боня. Его способность говорить длинно и красиво в этот момент куда-то испарилась.
– Ну, тогда я согласна! – улыбнулась девушка и взяла его за руку.
Князь зааплодировал, и придворные вынуждены были последовать его примеру. Поэт же принялся одной рукой бить себя в грудь, а другой тянул себя за волосы, однако не слишком сильно.
Я не добьюсь твоей рукиИ скоро я помру с тоски!Ты, дева, сердце мне разбила!Печально я сойду в могилу! —
воскликнул он, но, увидев, что окружающим сейчас не до него, быстро успокоился и помирать пока что передумал.