Киропедия - Ксенофонт

Агесилай также объявил воинам, что намерен вскоре повести их кратчайшим путем в плодороднейшие районы страны, рассчитывая, что и это заставит их усерднее закалять свое тело и укрепит их для будущих сражений. Тиссаферн решил, что Агесилай сказал это с целью еще раз его обмануть, что в действительности он теперь вторгнется в Карию. Поэтому Тиссаферн, как и в прошлый раз, повел свою пехоту в Карию, а коннице предназначил место в долине Меандра. Однако Агесилай не солгал, но двинулся сразу, как и объявил, в область Сард. Двигаясь в течение трех дней по стране, свободной от вражеских войск, он захватил большое количество продовольствия для своей армии.

На четвертый день появилась конница врага. Предводитель[427] приказал начальнику обоза перейти реку Пактол и разбить там лагерь. Сами же персы, заметив обозных из эллинского войска, рассеявшихся на местности с целью грабежа, перебили многих из них. Узнав об этом, Агесилай приказал своим всадникам прийти к ним на помощь. В свою очередь, персы, заметив всадников Агесилая, сгруппировали свои силы и выстроили против войска эллинов все свои многочисленные отряды всадников. Тут Агесилай; зная, что у противника все еще нет пехоты, в то время как у него самого все уже было готово к бою, счел этот момент самым подходящим для сражения, если только он сможет навязать его персам. Принеся жертвы богам, он сразу же повел фалангу в атаку против выстроившейся конницы врага. Тем из гоплитов, которым было по десяти лет от поры возмужания,[428] он велел устремиться прямо на неприятеля, а пельтастам бегом двигаться впереди них. Всадникам также был отдан приказ атаковать врага, сам же он со всем остальным войском должен был следовать за ними. Удар греческих всадников приняли на себя лучшие воины персов; но когда на них обрушилась вся сила эллинского войска, персы подались назад. Одни из них попадали в реку, другие бежали с поля сражения. Преследуя их, греки захватили вражеский лагерь. Пельтасты, естественно, кинулись его грабить. Агесилай, окружив своими войсками обозы вражеской армии и свои собственные, разбил вокруг лагерь.

Прослышав о смятении в стане врагов, в поисках виновников поражения обвинявших друг друга, он двинулся на Сарды. Там он стал разорять окрестности города, сжигая строения и жилища. Одновременно он объявил жителям Сард, — что желающие сохранить свободу должны явиться к нему как к союзнику. А если есть такие, которые претендуют на господство в Азии, пусть выйдут с оружием в руках против освободителей страны. Но так как никто не выступил из города, он беспрепятственно продолжал военные действия. Теперь он видел, как эллинам, до этого вынужденным пресмыкаться перед персидским царем, оказывают почет и уважение те, кто прежде угнетал их. Тех же, кто считал возможным наживаться даже за счет доходов, поступавших богам, Агесилай унизил настолько, что они и глаза не смели поднять на эллина. Землям друзей он обеспечил безопасность; напротив, на земле врагов он собрал такую богатую добычу, что смог в течение двух лет жертвовать дельфийскому святилищу более ста талантов.

Царь Персии решил, что виновником его неудач является сам Тиссаферн, и отправил Тифравста с приказом отрубить Тиссаферну голову. После этого дела варваров стали еще безнадежнее, а положение Агесилая укрепилось еще более. От всех народов являлись к нему посольства с предложениями дружбы, многие переходили на его сторону, чтобы добиться свободы, так что Агесилай стал во главе не только эллинских государств, но и многих варварских народов. Особого восхищения заслуживает он еще и по следующей причине. Хотя он стал повелителем многих государств на материке и властителем островов, после того как спартанское государство предоставило ему флот, несмотря на то, что слава его и могущество увеличились необыкновенно, и он смог бы добиться для себя любых благ, каких бы он ни захотел (особое значение при этом имел возникший у него замысел разгромить державу, пытавшуюся прежде завоевать Элладу), — итак, несмотря на все это, он не позволил себе увлечься ни одной из предоставлявшихся ему возможностей. Когда от властей его родины прибыл приказ оказать помощь отечеству,[429] он исполнил его точно с такой же готовностью, как если бы он один стоял перед эфорами в отведенном им помещении.[430] Тем самым он ясно показал, что не променяет своей родины на весь мир, своих старых друзей — на приобретенных вновь и что постыдным, хотя и безопасным, выгодам предпочитает справедливые и благородные действия, даже если они и сопряжены с опасностями. Нельзя не назвать деянием царя, заслуживающего самой высокой похвалы, и то, что Агесилай, застав государства, оказавшиеся со времени его отплытия под его властью, в состоянии междоусобной борьбы вследствие постоянно меняющегося там государственного строя, добился, никого при этом не изгоняя и не предавая смертной казни, того, что в этих государствах воцарились единодушие, всеобщее благоденствие и гражданский мир.[431] По этой причине, когда он покидал Азию, жившие там эллины были опечалены не только из-за того, что лишались правителя: они скорбели так, как если бы их покидал отец или друг. А в конце они доказали всю искренность своей дружбы: они добровольно отправились вместе с ним на помощь спартанскому государству. Так поступали они, хорошо зная, что им придется воевать с противником, который ничуть не слабее их. На этом закончились подвиги Агесилая, совершенные в Азии.

Глава II

Перейдя Геллеспонт, Агесилай двинулся в путь через области, населенные теми же племенами, по земле которых некогда двигался персидский царь во время великого похода.[432] И путь, который царь варваров преодолевал целый год, Агесилай проделал менее чем за один месяц: он прилагал все силы к тому, чтобы не опоздать с прибытием на родину. Когда он пересек Македонию и прибыл в Фессалию, жители Ларисы, Краннона, Скотуссы и Фарсала, бывшие союзниками беотийцев, — словом, все фессалийцы, кроме политических изгнанников, стали нападать на его войско, двигаясь за ним вслед. Агесилай до этого вел войско выстроенным в каре; одна половина конницы двигалась у него в авангарде, другая — в арьергарде. Когда же фессалийцы, напав на арьергард, стали мешать его продвижению вперед, Агесилай переместил всадников, двигавшихся у него в авангарде, в арьергард, за исключением лишь тех, кто сопровождал лично его.[433] Когда враждующие армии выстроились друг против друга, фессалийцы, заметив, что местность неудобна для кавалерийской атаки против гоплитов, повернули назад и стали отходить. Спартанцы с большой осторожностью их преследовали.

Агесилай понял ошибку тех и других. Самым лучшим из сопровождавших его всадников он приказал изо всех сил преследовать фессалийцев, не давая им возможности перестроиться и встретить противника лицом к лицу. Этот же приказ Агесилая они должны были передать всем остальным воинам. Фессалийцы под натиском неожиданно напавших на них всадников Агесилая продолжали отступать. Те из фессалийцев, которые пытались встретить преследователей лицом к лицу, были застигнуты в тот момент, когда поворачивали своих коней. Гиппарх всадников из Фарсала, Полихарм, успел повернуть свой отряд лицом к противнику, но погиб в сражении. После этого фессалийцы обратились в беспорядочное бегство; часть их была перебита, другие — захвачены в плен. Продолжая бегство, они остановились только тогда, когда достигли горы Нартакия.[434] После этого Агесилай поставил трофей между Прантом и Нартакием; здесь он остановился, радуясь сознанию совершенного им подвига. Ведь он одержал победу над преисполненной высокомерия конницей фессалийцев с помощью всадников, набранных и обученных им самим.

На следующий день он перевалил через Ахейские горы во Фтии и в дальнейшем двигался уже по территории дружественной страны до самых границ Беотии. Там он столкнулся с выстроившимися войсками фиванцев, афинян, аргивян, коринфян, энианов, эвбейцев и обеих Локрид.[435] Агесилай не стал медлить, но перестроил свое войско на виду у врага. У него было полторы моры спартанцев,[436] из местных союзников с ним выступали только орхоменцы и фокийцы. К этому еще надо добавить войско, которое он привел из Азии. Теперь я собираюсь рассказать не о том, будто Агесилай, имея меньшее по численности и более слабое войско, решился дать сражение, — ведь если бы я стал говорить-подобное, я представил бы тем самым Агесилая безрассудным, а себя самого — глупцом, восхваляющим полководца, рискующего всем без какого-либо расчета, — но я прежде всего изумляюсь тому, как он сумел составить себе войско, ничуть не меньшее, чем войско противника, и так вооружить его, что оно все сверкало медью и пурпуром.[437] Агесилай заботился о здоровье воинов, чтобы они легко могли переносить самые разнообразные трудности, и делал все, чтобы сердца их преисполнились уверенности в превосходстве над любым противником, с кем бы ни пришлось сражаться. Он поддерживал в них дух соревнования, чтобы каждый стремился превзойти другого, и обнадеживал всех, обещая многочисленные блага, если они проявят храбрость в бою. Все это должно было, по его мнению, поднять боевой дух воинов в предстоящих сражениях. И в этом он не ошибся.