Киропедия - Ксенофонт

Кроме того, и на охоту раньше они выходили так часто, что ее одной хватало им для закалки себя самих и выездки Коней. Однако с тех пор как царь Артаксеркс и его приближенные пристрастились к вину,[404] больше уже они так часто ни сами не отправляются, ни других не выводят с собой на охоту. Более того, если кое-кто оказывается чересчур трудолюбивым и много охотится вместе со своими всадниками, то другие относятся к такому с явным неодобрением и ненавидят его за превосходство.

Равным образом остается еще в силе обычай воспитывать мальчиков при дворе правителя.[405] Однако обучение верховой езде со всеми необходимыми упражнениями давно заброшено, потому что негде больше показать свое умение и благодаря этому прославиться. Затем, в прежние времена дети слушали там справедливые приговоры по различным тяжбам и таким образом, несомненно, учились справедливости, но теперь и это совершенно изменилось, ибо они видят своими глазами, что выигрывает тот, кто больше даст. Наконец, свойства различных растений в прежние времена изучались детьми для того, чтобы уметь пользоваться полезными растениями и воздерживаться от употребления вредных.[406] А теперь, похоже, этому учатся лишь для того, чтобы совершать побольше злодеяний; по крайней мере, нигде так много людей не погибает и не страдает от яда, как там.

Вдобавок ко всему, персы стали теперь гораздо изнеженнее, чем при Кире. Ведь тогда они еще придерживались персидской системы воспитания и умеренности, хотя и восприняли одежду и роскошь мидян. Нынче же они с равнодушием смотрят на исчезновение персидской выносливости, зато воспринятую у мидян изнеженность сохраняют всеми силами. Впрочем, я намерен яснее показать нынешнюю изнеженность персов. Во-первых, им уже недостаточно стелить себе мягкие постели: они ставят свои ложа ножками на ковры, чтобы те не упирались в пол, а утопали в этих коврах.[407] Затем, они не только сохранили все блюда, какие прежде были изобретены для стола, но постоянно придумывают все новые и новые. Точно так же обстоит дело и с приправами; ведь они держат даже специальных изобретателей как кушаний, так и приправ к ним.[408] Кроме того, зимой им недостаточно прикрыть голову, тело и ноги — даже кисти рук они прячут в толстые рукавицы и перчатки. Наоборот, летом им мало тени от деревьев или от скал — специальные люди, стоя рядом с ними, создают им вдобавок искусственную тень.[409] Они гордятся, если обладают множеством кубков, однако ничуть не стыдятся того, что эти кубки могут быть добыты откровенно не честным путем: до такой степени развились у них несправедливость и постыдное корыстолюбие.

Затем, хотя прежде у них тоже было правилом не показываться на людях идущими пешком, но держались они этого правила лишь для того, чтобы стать совершенными наездниками. А теперь у них на конях больше покрывал, чем на ложах, ибо они не столько думают о верховой езде, сколько о мягком сидении для себя. Разве не очевидно после всего этого, что и в военном отношении они должны быть теперь гораздо слабее, чем прежде? Ведь в прежнее время у них было в обычае, чтобы владельцы поместий поставляли со своих земель всадников для службы в войске, если была такая необходимость, а воины, несшие охрану страны, состояли на жалованье. Нынче же знатные люди делают всадниками и ставят на жалованье всяких привратников, пекарей, поваров, виночерпиев, банщиц, слуг, которые подают кушанья и убирают со стола, помогают при отходе ко сну и при вставании, наконец, косметов, которые подводят глаза, накладывают румяна и вообще совершают туалет своих господ. Разумеется, их тоже набирается великое множество, но пользы от них для войны никакой. Это подтверждают и сами нынешние события: в стране персов враги их чувствуют себя вольготнее, чем друзья.[410] В самом деле, когда-то Кир покончил с обычаем дальних перестрелок и, одев в панцири всадников и коней и дав в руку каждому по копью, положил начало тактике ближнего боя; нынче же они и перестрелок издали не ведут, и в рукопашный бой вступать не желают. Пехотинцы по-прежнему вооружены плетеными щитами, саблями и секирами, чтобы сражаться так же, как это делали воины Кира, однако теперь и они не желают сходиться для боя. Наконец, и серпоносные колесницы не используются ими больше для той цели, для которой их предназначал Кир. Ибо тот, возвышая своих возничих почестями и отличая их перед всеми, всегда имел под рукой храбрецов, готовых устремиться на вражескую пехоту, тогда как нынешние правители даже не знают своих колесничих и думают, что те без всякой выучки сгодятся им не хуже закаленных бойцов. И действительно, они устремляются в атаку, но, прежде чем проникнуть в ряды неприятеля, одни, даже не желая того, сваливаются, а другие сами спрыгивают на землю, так что упряжки, лишившись возничих, нередко причиняют больше вреда своим, чем врагам.[411] Впрочем, персы и сами понимают, какие военные средства остались теперь в их распоряжении; они смирились с существующим положением и никогда уже не вступают в войну без помощи эллинов, враждуют ли они друг с другом или же отражают нападения этих самых эллинов, потому что они убеждены, что и с самими эллинами надо вести войну при поддержке их же сородичей.[412]

Итак, я полагаю, что вполне справился с той задачей, которую поставил перед собой. Думаю, что мне удалось доказать, что по сравнению с прежним временем персы и их союзники стали теперь нечестивее относиться к богам, бессовестнее — к сородичам, несправедливее — к прочим людям, стали трусливее вести себя на войне. Если же кто придерживается иного мнения, то пусть взглянет на их дела, и он найдет, что они полностью подтверждают мои слова.

ДОПОЛНЕНИЯ

АГЕСИЛАЙ

Глава I

Я сознаю, что не легко составить похвальное слово Агесилаю, достойное его добродетелей и славы: но все же следует попытаться сделать это. Будет несправедливо, если только из-за того, что добродетели Агесилая достигли совершенства, он не удостоится похвалы, даже если она и не вполне будет соответствовать его великим заслугам. О благородстве его происхождения что может свидетельствовать лучше и прекраснее, как не то, что и поныне, при перечислении предков, упоминается, какой он по счету потомок Геракла. И предки эти — не частные лица, а цари, происходящие от царей![413] При этом никто не смог бы упрекнуть их, что хотя они и цари, но царствуют над ничтожным государством. Ведь в той же мере, в какой род их является в государстве наиславнейшим, настолько же славным является и само их государство в Элладе. Так что они выступают не первыми среди второстепенных, но управляют народом гегемонов.[414] Одинаковой похвалы заслуживают и отечество, и предки Агесилая. Ведь государство спартанцев никогда не пыталось свергнуть их с престола, проникшись завистью к их главенствующему положению, а сами цари никогда не стремились выйти за пределы тех полномочий, на условиях которых они с самого начала получили царскую власть. Поэтому нигде нельзя отыскать другого управления — демократии, олигархии, тирании или царской династии, — которое обладало бы такой непрерывной преемственностью власти, как в Спарте. Только здесь власть переходит без перерыва от одного поколения царей к другому.[415]

О том, что Агесилай еще до того, как стать царем, был признан достойным царской власти, свидетельствует следующее. Когда царь Агис скончался и за право унаследовать его власть вступили в спор Леотихид, как сын Агиса, и Агесилай, как сын Архидама, спартанское государство постановило, что более достойным и по происхождению, и по личным качествам является Агесилай, предоставив ему царский престол.[416] Поскольку в могущественнейшем государстве Эллады самые доблестные мужи сочли его достойным высочайшей чести, — какие еще нужны свидетельства его добродетелей, которыми он обладал до того, как стать царем?

Перейду теперь к описанию его деяний за время царствования. Эти деяния, я полагаю, могут наияснейшим образом свидетельствовать о его нравах и характере. Ведь царскую власть Агесилай получил еще совсем юным.[417] Как только он вступил на царский престол, разнеслась весть о том, что персидский царь собрал многочисленное войско, сухопутное и морское, чтобы напасть на эллинов.[418] Когда спартанцы и их союзники стали обсуждать создавшееся положение, Агесилай предложил отправиться в Азию, если ему дадут тридцать спартанцев,[419] две тысячи неодамодов[420] и отряд союзников числом до шести тысяч. Там он попытается установить мир — или же, если царь варваров проявит желание воевать, сделать так, чтобы отнять у него самую возможность начать поход против эллинов. Многих тут привело в восторг уже одно то, что Агесилай предложил упредить персидского царя, тогда как прежде персы первыми нападали на Элладу.[421] Казалось гораздо более предпочтительным напасть самим, вместо того, чтобы ожидать нападения персидского царя; самим разорять его государство, чем допустить ведение военных действий на эллинской земле. Однако самым прекрасным, как решили все, было то, что война будет вестись ради завоевания Азии, а не обороны Эллады. Агесилай, получив войско, отплыл.[422] Можно ли найти иную возможность наглядно представить его полководческий талант, если не рассказать по порядку обо всех совершенных им подвигах? Вот какой первый подвиг он совершил в Азии. Тиссаферн[423] договорился с Агесилаем, подкрепив договор клятвой, о следующем: если Агесилай заключит с ним перемирие до того, как вернутся послы, которых Тиссаферн собирается направить к персидскому царю, то он, Тиссаферн, добьется, чтобы находящиеся в Азии греческие города были объявлены свободными и независимыми. Агесилай, в свою очередь, поклялся в том, что будет верен этому договору, обусловив время его действия тремя месяцами. Тиссаферн сразу же нарушил условия договора, в верности которому он поклялся: вместо того, чтобы заботиться об установлении мира, он стал добиваться от персидского царя большого войска в добавление к тому, которое у него уже имелось. Агесилай же, хотя и узнал об этом, оставался верен условиям перемирия. Мне это представляется первым прекрасным подвигом, который совершил Агесилай. Изобличив Тиссаферна в клятвопреступлении, он сделал так, что все перестали ему верить. Что же касается самого Агесилая, то все увидели прежде всего, как он верен клятвам, как он не нарушает условий заключенного с ним договора. И это породило доверие, с которым и эллины и варвары заключали с ним договоры, если он на это соглашался.