Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь

разносился на километры вокруг. Остальные птицы стремительно слетались к нему.

Нил одеревенело замер, глядя, как птицы собираются в стаю и летят к ним. Наверное, бывает и так. Он рискнул – и оглушительно, с треском проиграл.

Глава 18

Золотой и зеленый

Птицы летят быстро, им хватит нескольких минут. Чувство времени вернулось, стало острым, как никогда в жизни.

– Они нас убьют? – выдавил Нил, глядя на Ястребов, приминающих воздух огромными крыльями.

– Думаю, тебя – да, – негромко сказал Кадет. – Слишком рискованно оставлять тебя в живых. Меня убьют, только если мне повезет.

Нил кивнул и отвернулся к озеру, подтянув колени к груди. Не хотел провести последнюю минуту своей жизни, глядя на птиц.

– Я могу их задержать. Минут на десять, – глухо произнес Кадет. – Это ничего не решит, но… Но… – Он закончил через силу, едва выталкивая из себя слова. – Но я хочу жить. Хотя бы еще десять минут.

Нил не ответил. Он был раздавлен. Монструм подошел и лизнул руку. Нил вяло потрепал его по холке, а потом Кадет взял пса двумя руками и поднял.

– Монструм – это просто запас магии на крайний случай, – прошептал Кадет. – Если Ястребы поймают и блокируют магию, можно развоплотить его в чистый анимус и потратить на нужные заклинания.

Нил медленно, заторможенно повернулся к нему. Кадет ласково покачивал пса, лежащего у него на руках.

– Нет, – хрипло выдавил Нил. – Нет.

– Его все равно сейчас заберут и передадут в общие запасы Тени, – еле слышно проговорил Кадет, лихорадочно гладя собаку по торчащим ушам, по боку, по носу. – И это все равно не настоящий Сполох. Тот, наверное, давно умер, это просто его тень. Остановка времени – слишком сильная магия, на нее нужно все без остатка, а монструм – это как… Как отдать часть тела. Но животные отгрызают себе лапу, попав в капкан. Нет ничего ценнее жизни. Ты сам всегда это говорил.

Ястребы были все ближе, и Кадет протянул Нилу притихшего монструма.

– Попрощайся. Ты всегда очень ему нравился.

Нил обнял пса и разрыдался. Ему хотелось закрыть глаза, но пес смотрел прямо на него, виляя хвостом, и Нил прижался лбом к его лбу, глядя в ответ. И вдруг почувствовал: монструм счастлив, он никогда еще не был таким счастливым.

И эта крупица анимы, полная любви, единственная, столько лет хранившаяся внутри теневого пса, потянулась к Нилу. Нил плакал и сжимал пальцы на черной шерсти. Он не знал, кто отдавал ему эту искру, Кадет так захотел или сам монструм, но это было невыносимо, потому что он каждой клеткой своего тела чувствовал эту крошку золотой пыли, почти незаметную и огромную, – она вливалась в его собственную аниму, становилась ее частью.

– Малыш, ты хороший пес, – выдавил Нил, задыхаясь от слез, но Кадет уже забрал монструма у него из рук.

Теперь это была та же неуклюжая бесформенная болванка, какая утром пришла вместе с Кадетом. Кадет прижал ее к груди и резким движением вдавил в себя. Сгусток тьмы растворился в нем, Кадет сделал сложное движение рукой – и все вокруг застыло.

Нил поднял голову. От слез все перед глазами расплывалось, но он все равно вздрогнул, увидев, как близко уже подлетели Ястребы. Висели прямо над ним: распластанные крылья, хищно загнутые когти, холодные желтые глаза. Выглядели они очень страшно, но не шевелились, будто время остановилось. Похоже, так оно и было: больше не двигалась даже рябь на воде. Кадет упал на песок, едва успев выставить перед собой ладони.

Они двое были единственным, что в этом ненастоящем, неподвижном мире сохранило способность двигаться, и Нил сразу ею воспользовался: вскочил и заметался вдоль берега. Он чувствовал только пустоту и потерю, больше ничего не осталось, но нужно было что-то придумать, обязательно придумать. Монструм погиб не зря. Им нужно из этого выпутаться.

– Какие есть идеи? – дрожащим голосом выдавил он.

– Идеи? – без интереса спросил Кадет и тяжело, неуклюже поднялся. – Никаких. При благоприятном исходе мы скоро умрем. Я на это надеюсь. Все остальные варианты гораздо менее предпочтительны.

– Но можно же что-то сделать! Мы придумаем, ну же! – Нил схватил Кадета за плечи и встряхнул. – Давай думай!

– Ты не понял? Это конец. Успокойся, ничего больше не сделать. Думаю, они уже вызвали подмогу. Даже если ты чудом одолеешь этих, придут другие. – Кадет оторвал от себя руки Нила и до боли сжал запястья – видимо, чтобы лучше донести мысль. – Десять минут – и все. Ясно?

– Нет. Нет, нет, не ясно, так не бывает, так…

Кадет сухо, невесело рассмеялся.

– Именно так и бывает. Вы не умеете принимать смерть, потому что это – несовершенство жизни. Золотые народы ненавидят умирать. Ястребов готовят сделать это в любой момент, но я умираю против всех законов Ястребиной чести. – Он покачал головой и разжал руки. – Не ради цели. Не ради Империи. Презираемый своими. Проигравший.

Он тяжело опустился на песок у неподвижной воды. Глаза у Кадета были пустые, и его печаль немного отвлекла Нила от своей собственной печали.

– Прости. – Нил сел рядом. – Ты из-за меня все потерял.

– Что? – рассеянно спросил Кадет, глядя на воду. – Нет. Я не потерял. На самом деле это прекрасно. Я не хочу умирать, но… – Он шумно выдохнул. – Но тогда, в тот день, было гораздо хуже. Я не мог попасть домой. Хотел – и не мог. Остался снаружи. У Ястребов было не ужасно, но я… Я… Ты был прав. Я всегда хотел домой. – Глаза у него коротко, невесело улыбнулись. – Знаешь, что забавно? Я тогда шел к озеру. Хотел принести домой утят и развести уток у нас в пруду. – Кадет тяжело поднял руку и указал на коричнево-белые утиные спинки в камышах, застывшие, как и все остальное. – Вот. Дошел. А теперь давай… Давай просто молча посидим, ладно?

Нил сжал обеими руками холодный песок. Слова Кадета наконец дошли до него, пробились сквозь страх и надежду. Они сейчас умрут. Вот он, момент, когда все заканчивается: финал истории, бесславное прощание. Два тела на берегу озера, маленькая история, которую никто никогда не узнает.

Он думал, эта новость убьет его на месте еще до истечения десяти минут, но уродливая паника, стиснувшая горло, вдруг отпустила. В том, что ничего больше не сделать, было что-то освобождающее, что-то похожее на безмятежность. Они сидели и все еще дышали в этом сером, неподвижном моменте, и Ястребы распластались в небе над ними, и все подходило к концу.

Жить, наслаждаясь, и умереть, ни о