Кровавая месса - Жюльетта Бенцони

— Вы хотите, чтобы их всех арестовали? — возмутился де Бац.

Ему ответил маркиз де Лагиш:

— Мари права. У нас нет времени, чтобы привести дом в порядок таким образом, чтобы ничто не выдавало нашего недавнего присутствия. Правда, мы с Сартижем живем сейчас под вымышленными именами, но наши фальшивые документы отлично сделаны. Поскорее беги отсюда, мой дорогой Бац. А мы разойдемся по нашим комнатам, погасим свечи и станем ждать. Я надеюсь хорошо сыграть свою роль, — с улыбкой закончил маркиз.

Де Бац обвел взглядом решительные лица своих гостей и слуг, которые стояли здесь же. Все они были преисполнены отваги.

— Надо торопиться! — вмешался Питу. — Они скоро будут здесь. Я помогу нашему другу собрать вещи. Главное — позаботиться о бумагах, которые не должны попасть в руки врага.

Но барон не слушал его. Он подошел к Мари и обнял ее:

— Идем со мной, ангел мой! Я не могу смириться с мыслью, что ты подвергаешь себя бессмысленному риску. Мне бы так хотелось остаться рядом с тобой…

— А я этого не желаю! Подумайте о… обо всех тех, кто нуждается в вас! И потом, мне нечего бояться.

Мари поднялась наверх в сопровождении Питу. Анж сложил в кожаный мешок вещи Баца, которых, впрочем, оказалось совсем немного, а Жан тем временем освобождал свой кабинет, собирая деньги и бумаги. Последних тоже было немного: барон отлично знал, что ни один дом во Франции теперь не может считаться надежным убежищем. В любую минуту могут явиться представители Коммуны и обыскать его. Уже давно он перенес самые важные документы в тайный погреб — туда, где стоял станок для печатания ассигнаций. Барон был уверен, что там до них никто не доберется.

В доме не светилось ни одно окно, когда барон и Питу проходили через сад и перелезли через стену, отделяющую имение от парка замка Баньоле, бывшей резиденции герцога Орлеанского. Заброшенный парк медленно дичал, и мужчинам не составило труда скрыться в зарослях.

В это время Вернь, Лафосс и их люди, злые и уставшие, добрались наконец до деревни. В Шаронне они разбудили мэра, Жана Пипреля, и главу местного поста Национальной гвардии, чтобы совершенно легально обыскать поместье опасного заговорщика. Мэр хорошо знал Мари Гранмезон и начал с того, что послал куда подальше незваных ночных гостей. Но те заявили, что действуют по приказу Комитета общественной безопасности, и Пипрель не решился с ними спорить. Он послал за Жаном Панье, который командовал солдатами Национальной гвардии, и они все вместе отправились к дому гражданки Гранмезон.

Мари великолепно справилась со своей ролью. Когда солдаты вошли во двор, она появилась на пороге в батистовом пеньюаре, украшенном кружевами и бледно-голубыми лентами, и сложила руки на груди. Мари отлично изобразила женщину, поднятую с постели среди ночи. Она была так красива и грациозна, что Вернь и Лафосс машинально поклонились ей.

— Мы не тебя ищем, гражданка Гранмезон, — насколько мог вежливо сказал Вернь. — Нам нужен барон де Бац. Все знают, что он твой любовник…

— Не стану с вами спорить, но его здесь нет.

— Ты одна в доме?

— Со мной слуги и несколько друзей. Они ужинали у меня и остались ночевать. Вот и они. — Мари указала на троих мужчин, тоже вышедших на крыльцо.

— А Баца здесь нет?

— Я не видела его уже недели две. — Это мы сейчас проверим! Эй, вы, обыщите-ка этот дом! А мы пока допросим тебя, твоих слуг и твоих друзей.

Обыск и допрос длились несколько часов. Особняк обыскали от подвала до чердака, солдаты прочесали сад, а тем временем Вернь, усевшись за стол в беседке-ротонде, с которого еще не убрали после ужина, допрашивал по очереди слуг и друзей Мари, не забывая поглощать остатки пирога, шедевра повара Ролле.

Мари допрашивал Лафосс, усадив молодую женщину в углу гостиной. Ей казалось, что он поддается ее чарам, но, будучи не слишком большого ума, этот человек только и мог, что повторять на все лады один и тот же вопрос: «Где Бац?» Лафосс лишь менял интонацию, переходя от угрожающего тона к доброжелательному и обещая, что ее немедленно оставят в покое, если она скажет, где он скрывается. Но молодая женщина, в нежном голосе которой не было ни малейшего признака нетерпения или усталости, снова и снова отвечала ему, что она этого не знает. И это было правдой, хотя Мари и подозревала, что Жан может скрываться в Венсеннском лесу, ожидая, пока откроют ворота и он сможет попасть в город.

Наконец в гостиную вошел Вернь.

— Мы забираем всех! — рявкнул он. — Иди оденься, гражданка.

Мари повиновалась, не протестуя; она даже вздохнула с облегчением, когда увидела, что обыск не причинил слишком много вреда.

Поднявшись к себе, Мари надела светло-серое шерстяное платье под цвет глаз, отделанное черным бархатом, манжетами из белого муслина, не забыв про обязательную косынку. На всякий случай она положила в кожаный мешочек немного белья, щетку для волос и пачку ассигнаций. Она знала, что в тюрьмах за все надо платить, и понимала, что деньги понадобятся ей самой — или Маргарите и Николь. Что-то подсказывало ей, что она не скоро вновь увидит свой милый дом. Если вообще ей удастся сюда когда-нибудь вернуться…

Во двор Мари вышла твердым шагом. Боль, так долго терзавшая ее сердце, сменилась решимостью защитить Жана во что бы то ни стало. Никогда еще она не любила его такой сильной и чистой любовью, как сейчас, когда ей казалось, что Жан потерян для нее навсегда…

Когда мадемуазель Гранмезон появилась во дворе, где уже ждал ее собственный экипаж, ей пришлось пройти сквозь группу солдат. Мэр отважно вышел вперед и помог ей сесть в кабриолет.

— Я надеюсь, что мы скоро увидим тебя, гражданка, — сказал он. — Ты всегда была такой щедрой к местным жителям…

— Благодарю! Постарайся присмотреть за моим домом, гражданин Пипрель.

Для остальных задержанных пригнали повозку, и маленький отряд двинулся в путь. Мари даже не обернулась, чтобы еще раз взглянуть на дом, где она создала свой маленький рай…

В секции. Лепелетье молодая женщина увидела Майяра, который со свирепым видом, как во времена страшного кровавого сентября, мерил шагами зал. Он уже потерял терпение, потому что ему два часа подряд твердили, что вот-вот привезут барона. Майяр не смог скрыть разочарования, когда не увидел среди вошедших де Баца. За это поплатился Лагиш, которого он сразу же приказал отправить в тюрьму Форс. Всем остальным позволили вернуться в Шаронну к большому облегчению Мари — она была счастлива сознанием того, что ее люди не попадут за решетку.

А ее снова начали допрашивать. Майяр, переживший у Робеспьера весьма неприятные Минуты, словно сорвался с цепи. Неподкупный предъявил ему ультиматум: либо Майяр доставит к нему человека, которому собирался продаться, либо ему придется самому познакомиться с тюрьмами, которые он с такой легкостью в свое время освобождал от заключенных.