Зеркальная страна - Кэрол Джонстон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня я умру. Страх почти ушел, мысли о смерти уже не так пугают. Наверное, я больше похожа на Реда, чем на Энди: слишком привыкла к своей тюрьме и жить без нее не смогу. Впрочем, утопиться мне не хватает храбрости. Конечно, для обвинения Росса в убийстве без тела не обойтись, но всякий раз, когда думаю об этом, я вижу дегустатора ядов, давящегося жгучей черной жемчужиной, и знаю, что не смогу. Я потихоньку откладываю свои антидепрессанты, потом добавлю к ним таблетки из тумбочки Росса. Надеюсь, их хватит. Надеюсь, на этот раз план сработает, и мы обе спасемся. Возможно, ты считаешь, что самоубийство – паршивый способ спасения, однако мне он вполне подходит. В прошлый раз ведь сработало – ты спаслась! Все, чего я хочу, перефразируя Стивена Кинга, – чтобы ты занялась жизнью, в то время как я займусь смертью. Или, если для тебя это звучит слишком легкомысленно, вспомни вот о чем: снежный день в кладовке, мама сидит на подоконнике и читает последние слова Сидни Картона перед тем, как его отвели на эшафот: «Это самое лучшее из всего, что я совершил в жизни». Так оно и есть! Я счастлива. Впервые за много лет я обрела покой.
Правда, кое-что меня тревожит. Планируя все это, я не дала тебе выбор. У нас с тобой его никогда особо и не было. Нам просто не позволяли выбирать. Так вот, это письмо – твой выбор. Оно доказывает, что я задумала и что сделала. Можешь показать его полиции или адвокату Росса, потому что он наверняка так просто не сдастся и будет подавать апелляцию за апелляцией.
Возможно, ты до сих пор не доверяешь мне и не веришь ни единому моему слову. Впрочем, надеюсь, ты вспомнила правду. Надеюсь, дом, подсказки, охота за сокровищами, дневник сработали и заставили тебя осознать, что случилось в последнюю ночь нашей первой жизни, и теперь ты знаешь, что человек, который лгал тебе, – ты сама. Я хочу, чтобы ты сама выбрала, как будут развиваться события. Черная метка у тебя есть, вот и решай, что с ней делать. Не думай обо мне!
И никогда не думай, что сделанный тобой выбор – неправильный!
Наверное, я не так уж и сильно отличаюсь от мамы. Однажды она сказала мне, что невинная ложь – это просто ложь, которая еще не утратила невинность. Наверное, так и есть – я растеряла всю свою невинность. Ну и бог с ней! По-настоящему важно только одно: когда-то ты спасла мне жизнь, и теперь я спасаю твою.
Прошу, не переставай в меня верить!
С любовью,
Эл
Глава 32
Я беру Эл с собой на кладбище Локэнд, чтобы навестить маму, и ставлю рядом с могильным камнем. Урна с прахом – массивная, уродливая керамическая штука со строгими завитушками и коричневыми цветами. Я теперь с ней не расстаюсь; таскаю за собой повсюду, как ребенок любимую игрушку.
Вместо увядших белых роз я ставлю свежие красные; оглядываю траву, надгробие, вычурные золотые буквы. «Ушли, но не забыты». Хотя в последнее время я очень стараюсь не забывать ничего, на этот раз делаю исключение и не смотрю на его имя, не вспоминаю его лицо, не думаю о том, что он лежит рядом с мамой в темноте, и так будет до тех пор, пока их прах не станет землей.
Раньше я считала, что Эл любит «Повесть о двух городах» из-за трагизма, жестокости, неумолимой мадам Дефарж с ее вязанием. Я помню, как стояла в залитом солнцем саду и думала: сестра украла мою жизнь! Вместо благодарности я испытывала гнев и ужас. Нет, я не заслуживаю ни маминой жертвы, ни жертвы Эл. Пока обе они страдали, я лишь жалела себя и делала вид, что ни о чем не догадываюсь. Я была отражением в зеркале, тенью на земле – темной, плоской и недолговечной.
* * *Я заказываю поминальную службу. Даю объявление в газете, сажаю в честь Эл дерево в парке рядом с заливом Грантон и Ферт-оф-Форт. Запинаясь и заикаясь, произношу никудышную речь перед почти незнакомыми людьми, и они награждают меня жидкими аплодисментами. Вдалеке маячит Мари, но близко не подходит.
Некоторые заглядывают на поминки в паб, но вскоре расходятся. Спустя пару часов остаются лишь Вик с Анной. Мы сидим и вспоминаем Эл, избегая неудобных тем вроде ее соглашения с Виком, разговоров о Россе или о суде. Я потягиваю диетическую колу, отчаянно мечтая о водке. Когда распахивается дверь и входят Рэфик с Логаном, я достаточно спокойна, чтобы обрадоваться им.
– Отличная речь, Кэт, – замечает Рэфик.
– Вы тоже там были?
Рэфик улыбается.
– На подобных мероприятиях полиция всегда маячит на заднем плане.
– Как обычно, двойной скотч, шеф? – бормочет Логан, и я с нелепым сожалением отмечаю, что он постригся наголо.
– Нет уж, – бросает Рэфик, смерив его презрительным взглядом. – Двойной односолодовый виски! – Смотрит на нас. – Что-нибудь хотите? Сегодня платит он.
Логан бредет к бару, а Рэфик облокачивается о спинку свободного стула за нашим столиком.
– Мы только по одной – и уйдем, – заверяет она. – Вы не против?
– Я всегда вам рада!
Как ни странно, так оно и есть. Я скучала по Рэфик и теперь думаю о ней не как об инспекторе полиции, а о женщине, которая сидела на полу морга, обнимала меня и гладила по спине, пока я оплакивала свою мертвую сестру; о женщине, не верившей ни Россу, ни мне и не сдавшейся, пока не нашла ответы на главные вопросы и не довела дело до конца. Конечно, она знает, что это не вся правда или только полуправда, однако верит, что все закончилось так, как нужно.
Я иду к барной стойке помочь Логану, и его заразительная улыбка согревает меня лучше, чем водка.
– Привет!
– Привет.
– А куда делась модная стрижка?
Улыбка становится застенчивой.
– Шеф сказала, что с ней я смотрелся как центрфорвард «Челси», вот и пришлось… – Он машинально потирает шею.
– Так даже лучше.
– Правда? – В награду за комплимент я любуюсь ослепительной улыбкой и ямочками на щеках. – Итак, что дальше? Обратно в Америку?
Я перевожу взгляд на серый дождливый день за окном, блестящие булыжные мостовые, готические шпили и дома из песчаника.
– Пока не знаю.
Логан пристально смотрит в точку между моей шеей и плечом. Я чувствую, как приливает кровь к щекам, и тут нас спасает Анна, с грохотом ставя напитки на поднос.
– Ну вот, – говорит она, подталкивая поднос к Логану, – так вы сможете унести все зараз.
В итоге мы впятером
