Жизнь в полумраке - Анатолий Старов

Глава тридцать седьмая Гармохис

После ухода Ольги и анализа последнего происшествия, засобирался и Думус. Он достал из шкафа в коридоре свою сумку, удостоверился, что все на месте и в готовности к действию и, заперев дверь, вышел во двор. Выйдя на середину двора и подняв голову к чистому, как будто только что вымытому, утреннему небу, повернувшись к восходящему солнцу, взмахнул вверх руками, и провозгласил:

— О великий мессир Леонард, помоги ничтожнейшему слуге своему Думусу выполнить твой наказ.

Думус трижды обращался к своему повелителю, и каждый раз ждал от него какого-нибудь знака, или хотя бы ничтожнейшей подсказки. Но мессир никакого знака своему слуге не дал. Думус был несколько обескуражен. Он так надеялся на помощь своего повелителя. Теперь ему придется рассчитывать лишь на свои силы, свой опыт, знания, интуицию.

От мысли о том, что он остался один на один с необычным заданием, Думусу стало не по себе. В его душе предательски зашевелился страх перед неизвестностью. Надо признаться, что первый опыт уничтожения ведьм закончился фиаско. Это несколько обескуражило его. Но нужно доводить начатое дело до конца. Его так учили, и ничего другого он не признавал.

Думус вышел на улицу, аккуратно прикрыв калитку. Народу на улице было немного, и редкие прохожие не обращали на Думуса никакого внимания.

Постояв в раздумье несколько мгновений, Думус, приняв решение, решительно повернул направо, и зашагал в сторону захоронения Морриганы. Когда он выходил из села, он с удивлением увидел, что недалеко от дороги, в тенечке от большого раскидистого дерева стоит большой деревянный стул с высокой резной спинкой. На нем лицом в сторону села сидел старик и, разморенный летним теплом, дремал.

… Потом немногочисленные свидетели рассказывали всем любопытным, коих было, скажем прямо, было немало, что странного вида старик вошел в село утром с востока и направление держал строго на запад к кургану, который местные жители обходили за три версты, так как среди сельчан слыл он местом дурным, нехорошим.

Вел он за узду коня под седлом чудной иноземной работы, редкой в той местности. Проходя мимо открывшегося только что продуктового магазина, задержался, постоял в раздумье несколько мгновений, прислушиваясь к шумам, доносившимся из помещения, набросил на невысокую изгородь у магазина узду и вошел. Молоденькая продавщица стояла на стремянке и, гремя банками и бутылками, расставляла на полке вновь поступивший товар.

Вошедший старик совершенно равнодушно взглянул на длинные, стройные ножки девушки, которые та дерзко демонстрировала всем нескромным взглядам. Продавщица недовольно оглянулась на покупателя.

— Что вам продать?

— Бутылку пива, — коротко и совсем нелюбезно ответил старик. — И сдачи не надо, — пробормотал он, бросив на прилавок несколько купюр.

Продавщица слезла со стремянки, взяла с полки бутылку с пивом, привычным движением обтерла ее от пыли и, грохнув ею о прилавок, смахнула с прилавка купюры куда-то вниз.

Наконец она сочла возможным посмотреть на чудного старика. Нижняя часть его лица было обезображена старыми ранами. А верхняя, и вообще, прикрыта от любопытных глаз низко, по самый рот, надвинутым капюшоном. И одет он был в старую пропыленную черную накидку с какими-то странными, непонятными для непосвященных рисунками на спине и углах.

Из-под распахнувшейся накидки выглядывала расстегнутая у ворота выцветшая, толи от солнца, толи от многочисленных стирок, длинная рубашка, не заправленная в такие же старые, местами даже порванные штаны. Завершали гардероб странного раннего посетителя мягкие кожаные сапожки, правда, солидно изношенные, давно потерявшие свой первоначальный цвет.

Не обращая внимания на удивленные взгляды продавщицы, старик попросил открыть пиво, взяв его, молча, вышел из магазина. Он подошел к коню, положил руку на луку седла и с видимым удовольствием сделал глоток холодного напитка.

Потом он отвязал коня и, не спеша, пошел в конец улицы, изредка отхлебывая из бутылки. Выпив все пиво, поболтал ею, чтобы еще раз удостовериться в этом прискорбном факте, и отшвырнул бутылку в пропыленные придорожные кусты.

В конце улицы, почти выйдя уже из села, старик неожиданно остановился, взял из переметной сумы какую-то банку и, отвязав от седла старинной работы добротный стул, поставил его в тени большого раскидистого дерева.

Потом подошел к коню, что-то пошептал тому на ухо и легонько шлепнул его по крупу. Конь широко махнул головой, как бы в знак согласия и, галопом доскакав до кургана, неожиданно исчез из вида, будто его и не было вовсе. А старик, сняв накидку, аккуратно повесил ее на спинку стула и, усевшись удобнее на стул, расстегнул небрежно рубашку почти до пояса, и задремал, чутко вздрагивая при каждом приближении проходящих мимо сельчан.

День только начинался, и на околице села народу было немного. Редкие прохожие с неподдельным интересом смотрели на необычного старика. Он, однако, от контактов каких-либо уклонялся, на вопросы отвечал неохотно и однозначно, произнося слова сквозь прокуренные желтые зубы. Вскоре его и вовсе оставили в покое, занявшись своими повседневными делами.

Голова периодически падала на грудь. Старик собирался с силами, поднимал голову, стараясь ее зафиксировать. На несколько мгновений ему это удавалось, но силы быстро иссякали, и все повторялось сначала. Пряди длинных седых, слипшихся от грязи и пота волос, беспорядочно спадали на загорелое лицо и коричневые от длительного и постоянного пребывания на солнце, шею и грудь.

Легкий утренний ветерок шевелил волосы, и иногда его усилий хватало на то, чтобы открыть любопытным взорам его лицо. Его лицо с первого взгляда показалось Думусу омерзительным. Даже беглого взгляда на него было достаточно, чтобы увидеть, что одного глаза не было вообще. Вместо него была глубокая впадина, на дне которой просвечивалась полоска розовой влажной плоти. Второй был так изуродован, что оставил для своего хозяина лишь узкую щелочку для видения мира. От правого виска тянулся через все лицо глубокий шрам к левой скуле, изуродовав при этом и губы. Давно не бритая седая щетина завершала неприятный, отталкивающий вид старика.

Несмотря на обезображенную внешность старика, Думуса так заинтересовала эта картинка, что он без особых раздумий направился к нему. Старик, услышав приближающиеся шаги, встрепенулся, поднял голову и вполне осмысленным взором оглядел округу.

Увидев приближающегося Думуса, старик вскочил на ноги. С неожиданной для его возраста и состояния тела, прытью, бросился ему на встречу. Теперь это был совсем другой человек.