Бог из машины - Людмила Астахова

– А вот это похоже на правду, – Грэйн по привычке вгрызлась в собственную губу. – Я знаю достаточно древних саг – да ты и сама помнишь же, как я пела «Сагу о двух великих эрнах»! И везде сказано лишь, что Сигрейн воззвала к богам и прокляла вас, но нигде не поется, как именно она это сделала. А в шурианских песнях?

– В наших сказаниях перечисляются пытки, которым был предан Удэйн, и список его преступлений перед шуриа. И красочные проклятья на голову Сигрейн, разумеется.

Элишва, когда вспоминала, что она не только мать, но еще и шуриа высокого рода, очень любила спеть дочурке на сон грядущий пару куплетов про перебивание суставов Удэйну и снимание кожи с его широкой и мускулистой груди. Джоне снились потом кошмары, но она терпела ради недолгих минут, проведенных в обществе матери. Пусть истории про пытки, зато Элишва держит ее за руку.

– Но точных слов проклятия самой Сигрейн там не звучит? – невозмутимо уточнила Грэйн. Те времена, когда ее оскорбили бы и привели в неистовство самовосхваления Третьих касательно казни Удэйна-Завоевателя, давно уже минули. Во-первых, своей «маленькой ручной шуриа» эрна Кэдвен простила бы и не такое. Во-вторых, больше похваляться шуриа вообще-то особенно и нечем. А в-третьих… Право же, на фоне Джэйффовой коллекции ролфийских скальпов на стене и «ну-ка, ну-ка, покажи-ка мне, что это ты делал с ролфийками во времена Рилинды, пар-ртизан?» древние баллады в исполнении Джойн будут звучать довольно бледненько. Или?.. И Грэйн попросила: – Кстати, спой как-нибудь. Мне же интересно.

– Обязательно, – невольно хихикнула бывшая леди Янамари, вообразив, как подействуют на чувства ролфи кровожадные шурианские похвальбы. – Одно тебе прямо сейчас могу сказать – там нет слов Сигрейн. Кто же станет лишний раз напоминать о том, о чем хотелось бы забыть?

– Зато здесь, – ролфи кивнула на тетрадку, – они есть. Читаем дальше?

– Конечно!

– Здесь же при желании – а желание наше было искренне и обоюдно! – находим мы наконец и причину, по которой остался неизвестным и не оглашенным такой важный элемент Проклятия, как его Условие.

– Неудивительно, – согласилась Джойана. – Условия есть всегда. Вряд ли предки наши могли забыть об этом. Всегда, когда делается волшебная вещь и когда накладывается заклинание. Например, твой браслет, – она покосилась на витой тор, охватывающий запястье ролфи. – Или мой. Он заклят именем Глэнны, которая дарит всякой чистокровной женщине-шуриа свободу выбора. Но за то, что, пока ты носишь его, ничье семя не прорастет в твоем чреве, ты обязана подарить этому миру самое меньшее троих детей.

– А если меня убьют раньше?

– Значит, душа твоя будет отягощена невыполненным обещанием, – легко вздохнула Джона.

– Но… но почему ты сразу не сказала?

– А ты бы отказалась?

Грэйн задумалась всего на мгновение, прежде чем ответить:

– Нет. Но я бы, по крайней мере, знала, что и кому должна. В любом случае моему Кэдвену нужен наследник, а мне – не привыкать к тягости обещаний, которые необходимо выполнить. Одним ошейником больше, только и всего, – она непроизвольно потерла шею и, откашлявшись, продолжала: – Итак, коль скоро мы верим этому свидетельству очевидца, то принуждены поверить также и в причину, достоверность коей подтверждается ее нелепостью. Сигрейн не успела произнести свое Проклятие до конца, князь Эшриэфф прервал ее в надежде предотвратить неизбежное, но лишь усугубил участь свою и народа. И это второй из наиважнейших моментов, не озвученных более нигде.

– Это правда! – не сдержала восклицания шуриа. – Он оборвал Сигрейн на полуслове. Я… я, кажется, вспомнила.

Ее снова затрясло от нахлынувших чувств. Смутные образы, что-то неуловимое и запредельно важное, если разум смертной сновидицы отказался удерживать это в памяти.

Прикосновение божественного – слишком тяжелое испытание для души смертного.

– Они сказали что-то вроде… люди выбрали длинный и сложный путь.

– Кто сказал? Богини? – допытывалась Грэйн.

– Не помню… – едва ли не плакала Джона. – Я пытаюсь вспомнить, я очень хочу, но пока все без толку.

«Вернись, вернись в ту ночь, к тому самому месту, где Удэйн-Завоеватель сделал первый шаг к спасению…» Шуриа тряхнула головой, и тихий голос исчез совсем. И каждое слово, произнесенное Грэйн, отдавалось в голове гулким эхом.

– Есть и третий. Речь я веду о сердце Сигрейн, каковое, согласно преданиям ролфийским и шурианским, продолжало биться уже вне ее груди. От имени детей Морайг могу сказать лишь, что грудь Сигрейн, когда тело ее было найдено подле брошенного под деревом на берегу Лаирдейн тела Удэйна эрн-Кармэла, действительно рассечена была серпом, и серп этот оставался в ее руке, а более не нашлось на ней ран. Сестра же моя Эяршва, в свою очередь, утверждает, что чудо это, многократно описанное в сагах и преданиях, и в самом деле произошло.

Для всех народов, в том числе и для ролфи, чудесам место лишь в древних сказках, даже чудеса Предвечного самими диллайн воспринимаются как некая обыденность. Чары плетутся ради какой-то цели, не так ли? И только шуриа, живущие в постоянном соседстве с волшебным миром духов, зрят иное. Чудеса просто случаются, хотят того люди или нет. Это как смена времен года. Снег зимой пойдет потому, что зима на дворе, а не потому, что людям нужен обильный урожай. Высшая Сила, которую шуриа зовут – Льос, как солнце – свет, изливает на мир чудеса, волшебство и жизнь. Так почему бы Сигрейн волею богов не совершить невиданное? Для шуриа тут нет загадки.

– Я должна сказать о Сигрейн еще, хоть и нечем мне подкрепить мое убеждение. Я утверждаю, что она не знала и не должна была знать то, что известно нам теперь и что, по всей видимости, знал сам Удэйн и, вероятнее всего, верховный шаман, – прочитала дальше посвященная эрна.

Джона опять не смогла сдержать обуревающих ее чувств.

– Он – знал! Он – знал!

– Предвидя многие возражения и возмущенные возгласы в мою сторону, я все равно присягаю в том, что пленение Удэйна и его столь внезапная и бессмысленная казнь имели под собою различные причины и меж собою связаны только косвенно. Иными словами, Удэйн-Завоеватель, попав в плен, сам вынудил шурианского князя Эшриэффа убить себя столь страшным и позорным образом. Могла ли Сигрейн не отомстить за его казнь? Нет, не могла. И Священный Князь наш знал это наверняка: и то, что она явится к месту его гибели, и то, что произнесет свое Проклятие. Скажу более того – если бы сама Сигрейн вдруг проявила нерешительность, нашлись бы те, кто подсказал бы ей, как следует поступить. И сестра моя Эяршва утверждает, что таковым «советчиком» был сам верховный шаман. Тот же, кто усомнится в моих и ее словах, пусть вопрошает богов, если он ролфи и посвященный, или же духов, коли он шуриа и может видеть и слышать сих незримых нам существ.