Куджо. Цикл оборотня (сборник) - Стивен Кинг

Даже дедушка, на сочувствие которого обычно Марти может рассчитывать, сейчас не склонен его жалеть.

– Никто не отменял Четвертое июля, мальчик, – сказал он, как всегда с сильным славянским акцентом. Это было два дня назад, второго июля. Дедушка как раз сидел на веранде, и Марти проехал туда через французские двери на своей коляске, работающей от батареек. Дедушка Кослоу сидел со стаканом водки в руке и глядел на спускающуюся к лесу поляну. – Отменили только фейерверк. И ты знаешь почему.

Марти знал. Из-за убийцы – вот почему. В газетах его называли теперь «Убивающий в полнолуние». Марти часто слышал о нем в школе, пока не наступили летние каникулы. Многие ребята говорили, что «Убивающий в полнолуние» и не человек вовсе, а какое-то сверхъестественное существо. Может быть, оборотень. Марти этому не верил – ведь оборотни бывают только в фильмах ужасов – и считал, что убийца – это какой-то псих, у которого желание убивать появляется только в полнолуние. Фейерверк отменили из-за отвратительного комендантского часа.

В январе, когда Марти, сидя в коляске около французских дверей, глядел, как ветер заносит снегом ледяной наст или как другие дети катаются с горки на санках, только мысль о фейерверке приносила ему радость. Мысль о теплой летней ночи, холодной кока-коле, о расцветающих в темноте огненных розах и об американском флаге, составленном из «римских свечей».

А теперь фейерверк отменили… И кто бы что ни говорил, для Марти это означает, что отменили сам День независимости – его праздник.

Только дядя Эл, приехавший в город ближе к полудню, чтобы разделить со всей семьей традиционный обед с лососем и зеленым горошком, понял чувства Марти. Стоя после обеда на веранде в мокром купальном халате – остальные, смеясь, плавали за домом в новом бассейне, – он внимательно слушал мальчика.

Марти помолчал, а затем с беспокойством посмотрел на дядю Эла.

– Ты понимаешь, что я имею в виду? Понимаешь? Дело совсем не в том, что я инвалид, как говорит Кейти, или в том, что и без фейерверка праздник есть праздник, как думает дедушка. Просто это несправедливо, когда ты чего-нибудь так сильно ждешь, и вдруг… Просто несправедливо, что Виктор Боул и какой-то дурацкий городской совет решают все отменить. Причем отменить то, что тебе действительно нужно. Ты понимаешь меня?

Последовала долгая, мучительная пауза – Эл обдумывал слова мальчика. Пока дядя хранил молчание, Марти успел услышать скрип трамплина на дальнем конце бассейна и восклицание отца:

– Хорошо, Кейти! Эге-гей! Очень… очень хорошо!

– Конечно, понимаю, – наконец тихо сказал Эл. – И знаешь, я тебе кое-что привез. Возможно, ты сможешь устроить себе свое собственное Четвертое июля.

– Собственное Четвертое июля? Что ты хочешь этим сказать?

– Пойдем к моей машине, Марти. У меня есть кое-что… ну, лучше я тебе сам покажу. – И прежде чем Марти успел задать следующий вопрос, Эл двинулся вперед по бетонной дорожке, окружавшей дом.

Коляска Марти с жужжанием покатилась вслед за дядей Элом к подъездной аллее, удаляясь от доносившихся со стороны бассейна звуков – плеска воды, смеха, скрипа трамплина, нарочито бодрого голоса отца. Коляска издает ровное низкое гудение, которого Марти почти не замечает – оно сопровождает его всю жизнь.

Дядя Эл приехал на «мерседесе» с поднимающимся верхом. Марти знал, что его родители не одобряли эту покупку («Купил себе гроб за двадцать восемь тысяч долларов», – однажды, неодобрительно фыркнув, сказала мама), но Марти машина нравилась. Однажды дядя Эл провез его по проселочным дорогам вокруг Таркерз-Миллз. Он ехал быстро – семьдесят, может быть, даже восемьдесят миль в час. Дядя Эл так и не сказал Марти, с какой скоростью они ехали.

– Если не знаешь, то не испугаешься, – усмехнулся он. Но Марти и не думал пугаться, он так весело смеялся, что на следующий день живот болел от смеха.

Дядя Эл вытащил что-то из отделения для перчаток, а когда Марти подъехал к машине и остановился, положил мальчику на колени объемистый пакет.

– Вот, детка! – сказал он. – С Четвертым июля тебя.

Первое, что увидел Марти, – это причудливые китайские иероглифы на упаковке. Когда же он разглядел, что находится внутри, сердце мальчика сжалось от восторга. Целлофановый пакет был наполнен ракетами, петардами и бенгальскими огнями.

Вне себя от радости, Марти попытался заговорить, но не смог издать ни единого звука.

– Если ты зажжешь вот эти, они будут выбрасывать пламя самых разных цветов – как из пасти дракона. Трубочки с тонкими стержнями – это специальные ракеты для бутылок. Положи их в пустую бутылку из-под кока-колы и запускай. Вот эти, маленькие, дают фонтанчики искр. А это – «римские свечи»… Ну и, конечно, упаковка петард. Но их ты лучше запусти завтра.

Дядя Эл посмотрел в сторону бассейна, откуда доносились громкие звуки.

– Спасибо! – наконец выдохнул Марти. – Спасибо, дядя Эл!

– Только не говори маме, откуда ты это взял, – сказал дядя Эл. – Намек понял?

– Понял, понял, – пробормотал Марти, в действительности ничего не понимая. – Но тебе самому это точно не понадобится, дядя Эл?

– Я могу достать еще, – сказал дядя Эл. – Я знаю одного парня в Бриджтоне, он будет заниматься этим делом до темноты. – Эл положил руку на голову Марти. – Отпразднуй свое Четвертое июля, когда все лягут спать. Старайся не шуметь, чтобы никого не разбудить. И ради Христа не обожги себе руки, а то моя старшая сестра больше не захочет со мной разговаривать.

Дядя Эл засмеялся, сел в свою машину и завел мотор. Затем, приветственно помахав рукой Марти, все еще бормотавшему слова благодарности, он уехал. Марти долго глядел вслед дяде, стараясь сдержать подступившие слезы. Потом он положил пакет себе в рубашку и поехал в свою комнату. Теперь оставалось только дождаться момента, когда настанет ночь и все уснут.

Вечером он первый ложится спать. Входит мать и торопливо целует Марти, стараясь не смотреть на его похожие на спички ноги, обтянутые одеялом.

– У тебя все в порядке, Марти?

– Да, мамочка.

Она медлит, как будто собираясь сказать что-то еще, затем слегка качает головой и уходит.

Появляется сестра Марти – Кейти. Она его не целует, а просто наклоняет голову так низко, что Марти чувствует запах ее волос, и шепчет:

– Вот видишь? Хоть ты и инвалид, но не всегда получаешь то, что хочешь.

– Ты бы удивилась, если бы узнала, что я получил, – тихо говорит Марти, и сестра с подозрением смотрит на него, прежде чем уйти.

Последним входит отец и садится на край кровати.

– Все в порядке, малый? – своим бодряческим тоном говорит он. – Ты сегодня что-то рано лег спать. Действительно рано.