Корсары. Легенда о Черном Капитане - Владимир Лещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хотя – Аялла махнул рукой – это в общем неважно. Важно другое – к добру или к худу, но когда я взял эту вещь в руки – мне показалось что я стал наследником Черного Капитана… Но я ведь им и стал – и по закону и по справедливости!
Но я поступил поумнее чем он – не стал бежать очертя голову, а сперва все продумал, – самодовольно погладил бороду Альфредо. Сделал вид, что смирился с судьбой, но попросил денег на то, чтобы поступить в университет и стать образованным богословом. Родители мои были на седьмом небе от счастья – беспутный сынок взялся за ум… И я попал в Сорбонну. И пока другие студиозусы пьянствовали, дрались на дуэлях, или проводили время в постелях парижских прелестниц, я думал и прикидывал – что делать. Изучал простонародье, особенно матросов с Сены, воров, всяких прощелыг… Дважды меня чуть не зарезали. У старого ломбардского нищего мастера учился фехтованию – он учил меня бесплатно, ибо его школа уже считалась старой и немодной, и учеников не было…
Читал все, что мог достать, о морском деле, морской торговле и Новом Свете, о дальних плаваниях и корсарстве. Беседовал с ушедшими на покой моряками… А когда мои увлечения вызывали вопросы я говорил что подумываю о том, чтобы отправится проповедовать в заморских землях слово Божье – губы д’Аяллы скривила презрительная ухмылка.
Через два года я счел, что готов, и уехал в Нант, написав письмо матушке – что хочу постричься в монахи и уйти от мира и больше не дам о себе знать…
Вот – к тому времени у меня оставалось не так много денег из сундучка Черного Капитана. И тогда я сделал так – сперва заложил у тамошнего ростовщика вот эту брошь – он сжал блеснувшую рубинами вещицу в ладони – потом на эти деньги зафрахтовал бриг, и нанял шайку портовых бродяг и пропившихся матросов – помогло знание этого быдла… С ней ограбил и прикончил ростовщика, забрал и рубины и все прочее. Пришлось лично прибить его, и его старуху топором – это был первый раз когда я лишил жизни человека. С тех пор я окончательно понял, что прав был Аристотель, и человек – это всего лишь душонка, обремененная ходячим трупом. Раз, – он с усмешкой сделал рубящее движение ребром ладони – и труп уже не ходячий. Потом я вышел с ними в море – а в кладовой уже был припасен бочонок отличного вина, в который я подлил кое-чего, – зловещая улыбка вновь возникла на тонких губах пиратского капитана. Нет – не думай, – покачал Альфредо головой, – не яд, всего лишь сонное зелье. Правда я оставил в живых лишь пятерых – тех что как прикинул будут боятся меня и слушаться. Самых молодых и забитых, щенков… Потом зарезал оставшихся спящими, сунул в руки мертвякам окровавленные ножи и кортики. А когда пощаженные мной проснулись рассказал им, что на корабле произошла резня из-за добычи.
Некоторое время мы орудовали в Па-де-Кале – на маленькой шхуне подплывали к какому-нибудь нагруженному ганзейцу или голландцу – а то и английской лоханке, и просили помощи – мол в трюме течь, а груз – вино или ром. Обычно нам верили, и мы одаривали спасителей парой бочек доброго вина…
Сонных мы кидали акулам на пропитание – заметь себе – я никого не убивал, – он мерзко хихикнул. Ну а корабли и груз распродавали по фальшивым бумагам – то в одном порту, то в другом, нигде подолгу не светясь. Выбирали призы посолиднее, не спешили, не хватали все, что под руку попадалось… Я купил небольшое поместье и жил себе как незнатный дворянин от бедности промышляющий морской торговлей…
И команду подобрал… особую. Я ведь не какое-то палубное быдло – я изучал разные науки и читал умные книги. И понял – что за люди должны быть у меня в команде. Я отбирал не сильных, а слабых – не телом, но духом – кому нужен господин… Это ведь зря думают что солдат или там пират и разбойник должны быть храбрыми и ничего не бояться. Просто… – Аялла опять усмехнулся да так, что Питеру стало жутко, – просто он должен боятся кнута своего господина больше, чем вражеского клинка.
А потом мне не повезло – одному юнге с чертова шведского зерновоза удалось спрятаться и сбежать на берег в Глазго: и пришлось все бросить и уйти во Флибустьерское море. Тут-то я и решил, что пришло время использовать задумку Черного Капитана.
Правда пришлось раскошелится на постройку этого кораблика, а потом еще усовершенствовать – но дело того стоило. Ну скажи – разе я не гений? Кто при виде «Летучего Голландца» не наложит в штаны? Кто даже если и чудом уйдет – а такое было лишь один раз, додумается, что это пираты а не черти? Тем более на этот случай у меня имеется в трюме особый рундук, а в нем – пять-шесть засыпанных торфом и солью мертвяков – хе-хе – с предыдущего корабля. И во время атаки кое-кто из моих людишек держит их наготове, чтобы если придется отчалить ни с чем – кинуть их на палубу врага.
Жаль – их приходится часто менять, – озабоченно пробормотал д’Аялла. Как ни старайся – все равно быстро тухнут в этой жаре. Я думал даже завести ледник – но откуда тут возьмешь лед? Ближайший – в мексиканских Кордильерах… Да, ума не приложу…
– Ты не женат? – вдруг спросил Альфредо.
– Нет, – помотал Питер головой, не соображая – к чему клонит тот?
– Это понятно… Флибустьеры не женятся, разве что на Пеньковой Тетушке – да и то ненадолго…
В этот момент Питер понял, что пощады не будет.
Он минимум трижды смертельно оскорбил его. Первый раз в таверне, второй – выиграв дуэль, и третий – заставив погоняться за собой.
Ну, то что он расплатился бесценным камнем, достойным любой королевы, с дешевой портовой шлюхой – это так, мелочь…
Он просто играет с ним, как кот с пойманной мышкой. Вопрос только в том, убьет Альфредо Блейка прямо сейчас или захочет растянуть удовольствие?
Сжимавшие рукоять кинжала пальцы расслабились, и на губах его снова заиграла змеиная усмешка. Он понял, что Питер догадался о его истинных намерениях, но не спешил пока привести приговор в исполнение, уже в открытую упиваясь страхом и растерянностью жертвы.
А ты знаешь, Питер, – вдруг проникновенно сообщил д’Аяла… Я думал не раз… Думал, что мы бы смогли – случись нам встретиться по другому, стать добрыми друзьями! Ты умен, храбр, не жаден – и смог бы стать хорошим штурманом или старпомом на моем корабле. Тяжело когда тебя окружают тупые раболепные кретины…
Жаль, очень жаль…
Он полуприкрыв глаза смотрел на Питера и улыбался – улыбкой то ли палача, уговаривающего свою жертву не дергаться и спокойно предоставить ему делать дело, то ли судьи выносящего не подлежащий обжалованию приговор.
В эту минуту Альфредо видел себя самым настоящим богом, владыкой жизни и смерти ничтожного человечишки, беглого каторжника и шкипера-неудачника. Наверное, Альфредо вообразил, что сейчас Питер бросится перед ним на колени и станет умолять о пощаде, рассчитывая сполна насладиться унижением врага.