Ирийские хроники. Заговорённый - Варвара Шихарева

"Карающие" сильно бы удивились, если б увидели своего , не знающего жалости и всегда язвительного, точно целое кубло гадюк, тысячника осторожно ступающего за Гойнтом по белённому коридору . Жестокое лицо Олдена смягчилось, а из его голоса совершенно исчезли холодные и властные нотки, когда он тихо расспрашивал Гойнта о самочувствии Пелми. Бывший конюший, теперь (с руки Олдена) ставший управляющим в небольшом загородном доме, отвечал на вопросы тысячника тихим и торопливым шёпотом, а подведя Олдена к ведущим на террасу дверям, тут же незаметно исчез в глубине коридора. Горбун неслышно ступил на террасу, но сестра каким то образом сразу уловила его присутствие и ,повернувшись в кресле ,с радостным ойком протянула к нему руки. Миг, и Олден был уже около Пелми - встав на колени, он спрятал лицо в одеяле, укрывающем её неподвижные ноги, а Пелми нагнулась вперёд и обхватив его шею своими тонкими руками , зарылась лицом в волосы брата, тихо прошептав: " Наконец ты вернулся! Я так рада..."

Вместо ответа Олден лишь судорожно вздохнул - сводная сестра была единственным, искренне и беззаветно любящим его существом, и горбун , пытаясь облегчить выпавшую на её долю участь , уже не раз проклял свою давнишнюю сделку с демонами! Терзающие его предчувствия неминуемой беды исполнились тогда , когда Пелми перешагнула своё восьмилетие - вернувшись из похода, он застал дома целый сонм лекарей и хмурого, словно зимняя ночь Илита . Обрушившееся в тот год на Амэн поветрие надолго осталось в памяти Милестцев, унеся немало детских жизней. Хворь прошлась в равной степени как по кварталам бедняков, так и по благородным семьям, а немногие, пережившие чудовищную горячку дети навсегда остались неспособными к передвижению калеками. Прикованная к креслу Пелми, даже с приданным, не имела никаких шансов на замужество , а из немногих , доступных ей, развлечений у неё остались лишь книги да поющие в клетке щеглы... Но хуже всего было то, что Лиата восприняла болезнь Пелми как личное оскорбление, окончательно возненавидев собственную, обманувшую её надежды дочь и Олден убедил отца, что будет лучше, если девочка будет жить как можно дальше от полупомешанной матери. Он сам нашёл небольшое загородное имение, проследил , чтобы оно было обустроено так, чтобы Пелми были доступны даже самые дальние его уголки и взял с Гойнта слово, что он будет оберегать сестру, как зеницу собственного ока. Это, впрочем было уже излишним - по собачьи преданный детям Илита Гойнт готов был умереть как за Олдена, так и за Пелми...

Расчёт горбуна оказался верным - оказавшись вдали от попрёков матери и отчуждённости отца, Пелми не только оправилась от болезни настолько, насколько это было возможно, но и , переступив тринадцатилетние, начала постепенно расцветать. Только её красота несла в себе хрупкую чистоту весеннего, только- только выбившегося из под снега цветка, а в её кроткие глаза лесной лани нельзя было смотреть без боли...

Олден поднял голову и улыбнулся:

- Ну, конечно же я вернулся, Пелми - ты же знаешь, что я всегда возвращаюсь!

Пелми снова провела рукой по волосам брата :

- Но я всё равно волнуюсь за тебя... Особенно, когда мне снятся сны...

- Это пустое...- Олден снова улыбнулся и поцеловав неподвижные колени сестры , добавил - К сожалению, в этот раз я не нашёл для тебя достойного подарка, так что ты сама должна сказать, чего тебе не достаёт...

Пелми смахнула с ресниц выступившие слёзы:

- Лучший подарок для меня, это то, что ты жив и здоров...- и сестра, взглянув на укрытые вечерней мглою рощи и виноградники, тихо добавила. -Единственное, о чём я сожалею, это то, что не смогла встретить тебя на площади вместе с отцом...

Устроившийся около ног сестры Олден едва заметно качнул головой:

- Не стоит об этом жалеть, мышонок! Я терпеть не могу пустые церемонии! Лучше расскажи , как тебе жилось в моё отсутствие?

Пелми согласно кивнула и начала рассказывать брату о мелочах, из которых и состояло её тихое затворничество: вначале она поведала Олдену о прочитанных ею книгах, затем сообщила о наконец-то прижившемся и зацветшем розовом кусте, а напоследок, тихо смеясь, рассказала о том, как её кошка изловила где -то в доме здоровенную крысу и приволокла свой трофей прямо в кровать к Пелми, напугав при этом служанку...

Олден внимательно слушал бесхитростные рассказы Пелми, то и дело переспрашивая её о каких-то мелочах и улыбаясь на её смех. Со своей сестрой-полуребёнком он чувствовал себя успокоенным и умиротворённым, ведь все её порывы были чисты и искренни и не несли в себе ни подвоха, ни хорошо замаскированной лжи. Тень набегала на лицо горбуна лишь тогда, когда он смотрел на неподвижные ноги Пелми - с этой бедою не смог справится ни он сам, ни аркоский паук, а взятый в подмогу Олденом "Крыса" после осмотра Пелми лишь грустно покачал головой: "Пойми , друг, - ничего уже сделать нельзя! Твоя сестра жива и, хвала богам, не испытывает постоянных болей, - в её случае это и так редкая удача..." Но горбун , так и не смирившись с увечьем Пелми, вновь и вновь искал способы исправить нанесённый ей его давнишним договором вред.

... В поисках лекарства Олдену уже давно ничего не мешало, ведь заниматься алхимией и магией он мог совершенно спокойно. Став главою рода Остенов, горбун перебрался в унаследованный им вместе со старшинством дом Дорита, в библиотеке которого его терпеливо дожидались дядины дневники и старательно собранные Доритом многочисленные рукописи. Ну, а про то, что в доме дяди Олдену был хорошо известен каждый тайник и закоулок, и говорить не стоило!.. За домом в отсутствии тысячника присматривало несколько вышколенных , умеющих держать язык за зубами человек из уволенной ранее Доритом обслуги, а сам дядя, превращённый горбуном в беспомощного идиота, тоже поначалу был вынужден делить с ненавистным племянником кров. Правда, бок о бок , Олден и Дорит прожили от силы года два - летним вечером, после известия об очередной победе племянника, бывший тысячник всё таки сумел положить конец своему убогому существованию, размозжив голову о белый камень стен... Недоглядевший за безумцем слуга был запорот на конюшне до смерти самим Олденом, а тёмные слухи о причинах странного безумия Дорита и его смерти, не имея подпитки, со временем угасли сами собой!

И тем не менее Доритовское обиталище, пусть уже и лишившееся мрачного ореола, вряд ли было тем домом, в который следовало вводить молодую жену . Тем более, такую жену, как Испи - сам Келтен вполне мог довольствоваться малым, но своих дочерей он баловал безмерно... Возвращающийся от сестры в казармы Олден недовольно дёрнул плечом - грядущая свадьба несла с собою множество хлопот и перемен, которые ему совсем не нравились! А невеста... При воспоминании о словах Испи тысячник горько усмехнулся - продажные девочки, которых он без устали продолжал таскать к себе в постель, были на свой лад честнее многих "порядочных" девушек, рассуждающих о долге и чести!..