Свидание с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол

— То, что я испытал, не совсем фуга, как вы назвали, — говорил он, вертя в руках трубку. Он не потрудился выглядеть комично. На нем был свитер и брюки, но на ногах ботинки, и шнурки завязаны. — Правда, что такое противоречие возникло и сделало меня уязвимым — вы поймете, миссис Броадхед, это противоречие в программе; я обнаружил, что запутался. И так как вы придали мне особенности гомеостата[12], у меня возникло непреодолимое побуждение: преодолеть неисправность.

Эсси с сожалением кивнула. „Гомеостат, да. Но самовосстановление включает и способность самодиагностирования. Ты мог посоветоваться со мной“.

— Нет, миссис Броадхед, — ответил он. — Со всем уважением, но трудность заключена в области, в которой я разбираюсь гораздо лучше вас.

— Космология, ха!

Я пошевелился, собираясь заговорить — это нелегко, потому что моя летаргия усиливалась. „Пожалуйста, Альберт, просто скажи, что ты сделал“.

Он медленно ответил: „Очень просто, Робин. Я захотел разрешить противоречие. Я знаю: мне это кажется более важным, чем вам; вы можете быть счастливы без решения космологических проблем, но я не могу. Все больше и больше своих возможностей я уделял этой проблеме. Как вы знаете, я могу использовать на этом корабле множество информационных вееров хичи. Некоторые из них никогда основательно не изучались. Очень трудная задача. В то же время я вел собственные наблюдения“.

— Что ты сделал, Альберт? — взмолился я.

— Именно это я и сделал. В записях хичи я нашел много упоминаний того, что мы называем проблемой недостающей массы. Вы помните, Робин. Масса, которой должна обладать вселенная для объяснения ее гравитационного поведения, но которую астрономы не сумели найти…

— Помню!

— Да. Ну так вот, я ее нашел. — Он на некоторое время задумался. — Но боюсь, мою проблему это не решило. Наоборот, сделало ее еще более трудной. И если бы вы не добрались до меня через мою подпрограмму Зигфрида, я все еще плутал бы…

— Что ты нашел? — воскликнул я. Приток адреналина почти — но не совсем — заставил меня забыть, что тело подает сигналы бедствия.

Он указал на экран, и я увидел, что на нем что-то есть.

На первый взгляд то, что я увидел на экране, не имело никакого смысла. На при втором взгляде, более внимательном, что-то заставило меня похолодеть.

Экран в основном был пуст. В одном его краю водоворот света — конечно, галактика; мне показалось, что она похожа на М-31 в Андромеде, но я в этих делах не специалист. Особенно, если вижу галактику без окружающих ее звезд, а звезд на экране не было.

Было что-то похожее на звезды. Тут и там маленькие светлые точки. Но это не звезды, потому что они мигают, как огоньки на рождественской елке. Представьте себе несколько десятков светлячков в холодную ночь, когда они зажигают свои фонарики не очень часто, к тому же они далеко, и их нелегко увидеть. Вот как это выглядело. Самый заметный объект среди них немного походил на невращающуюся черную дыру, такую, в какой я некогда потерял Клару, но не такую большую и страшную. Все это выглядело очень странно, но не это заставило меня удивленно ахнуть. Я услышал возгласы остальных. „Корабль!“

— потрясенно сказала Долли. Так оно и было.

Альберт серьезно взглянул на нас. „Да, миссис Уолтерс, — сказал он, — это корабль. Я уверен, это тот самый корабль хичи, который мы видели раньше. И сейчас я думаю, не удастся ли установить с ним связь“.

— Связь! С хичи! Альберт, — закричал я, — ты спятил. Разве ты не понимаешь, как это опасно?

— А что касается опасности, — серьезно ответил он, — то гораздо больше я опасаюсь кугельблитца.

— Кугельблитц? — Я окончательно рассердился. — Альберт, ты осел! Я не знаю, что такое кугельблитц, и не хочу знать. А беспокоит меня то, что ты чуть не убил нас и…

Я смолк, потому что Эсси рукой закрыла мне рот. „Замолчи, Робин! — прошипела она. — Ты снова вгонишь его в фугу. Альберт, — спокойно сказала она, — расскажи нам, что такое кугельблитц. Эта штука кажется мне похожей на черную дыру“.

Он провел рукой по лбу. „Вы имеете в виду центральный объект. Да, это разновидность черной дыры. Но тут не одна черная дыра, а много. Я еще не смог определить, сколько, потому что их нельзя наблюдать. Только поток входящей материи создает излучение, а между галактиками материи немного…“

— Между галактиками! — воскликнул Уолтерс и смолк, увидев взгляд Эсси.

— Да, Альберт, пожалуйста, продолжай, — попросила она.

— Не знаю, сколько здесь черных дыр. Не менее десяти. Вероятнее, десять в квадрате. — Он вопросительно взглянул на меня. — Робин, вы понимаете, насколько это необычно? Как это можно объяснить?

— Нет. Я даже не знаю, что такое кугельблитц.

— О, небо, Робин, — нетерпеливо сказал он, — мы ведь обсуждали такие проблемы раньше. Черная дыра возникает при сжатии материи до необыкновенной плотности. Джон Уилер предсказал возможность существования другого типа черных дыр, содержащих в себе не материю, а энергию — так много энергии и настолько плотно спрессованной, что она замыкает вокруг себя пространство. Вот это и называется кугельблитц!

Он вздохнул, потом сказал: „У меня есть два соображения. Первое. Все это образование — артефакт. Мы видим кугельблитц, окруженный черными дырами. Черные дыры должны помешать проникновению материи в кугельблитц; впрочем, материи здесь немного. Второе: Я думаю, перед нами недостающая масса“.

Я подскочил. „Альберт, — воскликнул я, — Ты понимаешь, что говоришь? Ты хочешь сказать, что кто-то это сделал? Ты говоришь…“ — я еще раз подскочил и не закончил фразы.

Не закончил, потому что не мог. Частично потому, что более страшного соображения мне никогда не приходило в голову: кугельблитц кем-то сделан, и он часть недостающей массы; отсюда следует неизбежное заключение, что кто-то вмешивается в законы вселенной, пытается повернуть расширение, по причинам, о которых я не могу (тогда не мог) догадаться.

А вторая причина в том, что я упал.

Я упал, потому что ноги перестали меня держать. Голова, в области уха, страшно заболела. Все посерело и начало расплываться.

Я услышал возглас Альберта: „О, Робин! Я не следил за вашим физическим состоянием!“

— За чем? — спросил я. Вернее, попытался спросить. Но не получилось. Губы не желали произносить слова, и я почувствовал ужасную сонливость. Вспышка локализованной боли угасла, но смутно я сознавал, что меня ждет большая боль, она близко и быстро приближается.

Говорят, существует селективная амнезия относительно боли; прошедшую боль вспоминаешь, только как неприятный эпизод. Иначе ни одна женщина не захотела бы рожать вторично. Для большинства из вас это справедливо. Многие голы было справедливо и для меня, но не теперь.