Вкус крови - Мария Семенова

– Господи, это вы? А я так испугалась… Она с трудом перевела дух. Страх ушел, но коленки продолжали дрожать.

– А я думал, если девушка работает в милиции, она любому сможет дать отпор.

– Да я и сама не знаю, что на меня нашло. Стало немного стыдно за то, что оказалась такой трусихой. Действительно, секретарь начальника отделения милиции, а шарахается от каждой тени.

– Тут так собака выла… – пробормотала Таня в свое оправдание.

– Страдает пес… Ну что вы, Таня, все еще дрожите? Я-то думал, вы у нас храбрая девушка.

Таня почувствовала, как ее решительно взяли под локоть.

– Давайте я вас провожу, а то вдруг по пути еще какая-нибудь собака завоет.

Как бы в подтверждение где-то совсем рядом раздался тот же хрипловатый вой. Девушка вздрогнула всем телом. Жуть накатила снова. Таня судорожно схватилась за рукав своего спутника. Тот молча обнял ее за плечи. На миг волна страха отлегла от сердца. Ощущение сильной мужской руки успокаивало. Сейчас он проводит ее домой. Там светло и спокойно. Кухня, чайник, мама…

Рука на плече потяжелела. Таня почувствовала, как сильная кисть сжала ее руку у плеча.

– Какая вы тонкая, – сказал попутчик.

Голос его прозвучал неожиданно хрипло, в нем появилась та надтреснутость, которая только что слышалась в протяжном вое бродячей собаки.

Таня почувствовала, как большие сильные пальцы сжимаются у нее на руке.

«Беги!» – отчаянно полыхнуло в мозгу. Она рванулась.

Оказалось, поздно. Пальцы держали ее, как клещи.

– Пустите! – воскликнула она вполголоса.

– Ты боишься одна…

Он привлек девушку к себе и впился губами в ее губы. Она пыталась отстраниться – и не могла. Губы, сначала показавшиеся мягкими, деревенели.

Поцелуй стал больше похож на укус.

Он продолжал прижимать ее к себе одной рукой. Вниз под полы пальто проник холодный ветер. А за ним рука – большая и горячая.

– Ой, не надо… нельзя, – сказала Таня, сгорая от стыда и страха.

Железные пальцы с треском разорвали тонкие колготки и схватили трусики.

Резинка лопнула, и они превратились в кусочки голубого шелка,..

Таня пыталась крикнуть, но не могла. Он уже не целовал ее, а кусал. В ход пошли зубы. Она только застонала от боли, когда он прокусил ей верхнюю губу. Он рычал, задыхался от охватившей его бешеной страсти. Рука внизу уже проникла внутрь Таниного тела и, сжавшись в кулак огромных размеров, била ее в матку.

Раздался хруст. Тело пронзила нестерпимая, немыслимая боль.

«Он. Маньяк из электрички!» – была ее последняя рассудочная мысль.

Таня дернулась всем телом, пытаясь вырваться. Бесполезно. Рука внизу оставила на миг ее истерзанное тело, но вновь вернулась уже вооруженной. Кожей живота Таня почувствовала смертельный холод лезвия. Нож. Он с силой вонзился ей в живот повыше лобка, и одновременно она почувствовала страшную боль за ухом.

Крепкие, как сталь, зубы рвали ей кожу на шее.

Таня хотела что-то крикнуть, но из сдавленного горла вырвался лишь предсмертный хрип. Из раны под правым ухом хлынула горячая струя. Пульсируя, как гейзер, она в такт ударам сердца выплескивалась на раскисшую осеннюю грязь.

Сознание меркло, и ножевые удары в живот стали уже почти неощутимы.

Таня рухнула на землю. Убийца, тяжело дыша, стоял рядом. Он еще раз ударил ножом в мертвое уже тело. Затем протянул руку и нащупал на шее жертвы тонкую золотую цепочку и рубиновую каплю на ней.

Следующий звонок разбудил в семь утра.

– Самарин, Селезнев говорит, с Ладожского. Убита Михеева. Таня Михеева, секретарша Жеброва. Около собственного дома, вчера вечером. Маньяк.

– Что?!

– Тот же самый. Перегрызена артерия, ножевые ранения в области живота и бедер, ну, в общем, та же картина. Ее полчаса назад обнаружила дворничиха.

Дмитрий некоторое время не мог ничего сообразить. Наконец понял.

– В девять ноль-ноль в прокуратуре.

По дороге Дмитрий успел позвонить Дубинину. Глеб был на месте. Что ж, теперь его невиновность можно считать доказанной. Мысли путались между:

«Он решил, что Глеб бежал и теперь можно снова взяться за свое» и «Бедная Таня, господи… Как же так, а я так с ней… какой я все-таки подонок».

– Самарин, – сказал Спиридонов, когда летучка закончилась, – останься.

Дмитрий подчинился.

– Так вот, – начальник следственного отдела маятником ходил по кабинету, – ты ведь был с ней в близких отношениях, так?

– Так, – кивнул Самарин.

– Что ты делал вчера вечером?

– Я был дома. Один. Сестра уехала к родственникам. С Таней Я виделся в последний раз, когда во второй половине дня заходил в отделение. Разыскивал Пучкину. «А что, вы меня подозреваете?» – чуть не вырвалось у него.

«Я виноват, но я не убивал!»

– Идеи есть? – серьезно глядя на Дмитрия, спросил Спиридонов. – Первое, что приходит в голову: маньяк бежал и снова взялся за свое. Психологически малоубедительно: через два-три дня после дерзкого побега он должен был бы надолго лечь на дно.

– У меня давно сложилось впечатление, что это не Пуришкевич.

– Я знаю твое мнение. – Спиридонов заложил руки в карманы обширных вельветовых брюк. – Но пока никто другой не найден, это остается только твоим личным мнением. У меня к тебе другой вопрос: что ты знал о Михеевой? Что-то такое, что может навести на след. Почему убили ее, почему именно вчера?

Понимаешь, Дмитрий, конечно, мы говорим – это случайность, что убита конкретно эта женщина. Стечение обстоятельств. Маньяк оказался именно в это время в этом месте. И все-таки почему он выбирает эту, а не ту? Может быть, какая-то закономерность в этом есть, а? Подумай.

«Что можно знать о Михеевой?» Милая девчонка, наивная, может быть, немного глупенькая, но хорошая, добрая. И не ее вина, что он ее не воспринимал всерьез и для него она всегда оставалась секретаршей Жеброва-старшего.

Дмитрий вспомнил прогулку по Зоопарку. Тогда это больше всего напоминало Высоцкого: «Ой, Вань, гляди, какие карлики…» Теперь же при воспоминании об этом внутри стало ныть. Ведь она искренне увлеклась им, вбила себе в голову, что влюблена. Или действительно любила? «Господи, да ведь ее нет, ее зверски убили…» Эта мысль поразила его, словно он только сейчас осознал, что произошло. На миг представил себе, как это было… Бедная Таня. Ну почему, почему именно она?

Черт возьми, Спиридон прав! Что могло случиться такого, что приглянулось серийному убийце? Почему он бродил именно по улице Куйбышева, где нет не то что парков, даже маленьких скверов?

И почему-то казалось, что ответ вот-вот найдется… Какая-то смутная мысль, еще не превратившаяся в догадку, маячила на краю сознания.

Что это? И с чем связано? Самарин попытался отструктурировать свои ощущения, как говорят профильтровать. Нет, не с Зоопарком, не со свиданием…

Погосян? Нет, не он. Встреча позавчера? Скорее да, хотя не только. И на работе…

Представляете себе… – В кабинете .появился Никита Панков с «Калейдоскопом» в руках. На летучке его не было, Спиридон еще вчера послал его с утра в архив, а потому он еще не знал о гибели Михеевой. – Дмитрий Евгеньевич, знаете, что теперь используют рыбаки вместо стелек? Никогда не догадаетесь!

– И догадываться не буду.

– Прокладки «Ультра-плюс». Видите, что тут пишут: благодаря крылышкам они хорошо держатся на ноге. Впитывают влагу, не пропускают тепло. Сухо и комфортно. Незаменимо для любителей подледного лова.

– Никита, – Самарин посмотрел на Панкова, – ты слышал, что Таню Михееву убили, секретаршу с Ладожского?

– Ужас какой! – Никита отложил газету. – Когда?

– Вчера поздно вечером во дворе собственного дома. Не дошла до парадной каких-то метров сто.

Самарин машинально свернул газету и отодвинул ее на угол стола. Почему-то вспомнилась статья, которую читал Никита. «„Ультра-плюс“, прокладки с крылышками».

Господи, да ведь вот оно!

Оно все время крутилось в подсознании и никак не хотело вылезать на поверхность. Понадобилась смешная статья из газеты, чтобы помочь догадке всплыть.

Ну конечно. Запах и капля крови на шее. Запах критических дней, как их теперь принято называть. Хорошо знакомый Дмитрию, имевшему старшую сестру, которая повзрослела в те годы, когда о прокладках никто и слыхом не слыхивал. И запах этот он помнил. Он, бывало, витал в ванной, в туалете…

Никаких положительных эмоций у Дмитрия он не вызывал. Но само по себе это ничего не значит. Отрезать и глотать кончик чужого языка ему также не приходит в голову. Однако кое-кто этим занимается.

Самарин вспомнил все случаи нападения «паркового» маньяка. Помнится, его удивило то, что зимой тот впадал в спячку. Ни одна жертва не была одета в пальто. Теперь все объяснялось – он шел на запах. Зимой, тем более в пальто, учуять его трудно. Зато летом в жару, да когда на женщине один легкий сарафан, вот тогда его можно ощутить за несколько метров…