Магия в крови - Илья Новак

— Расчищайте вокруг. Так, чтобы можно было поджечь ихний купол с разных сторон. Чем больше расчистите — тем больше народа останется в живых. И масло! Несите масло.

Он стал взбираться, поскользнулся в осыпающейся земле, упал на колени. Шри Юшвар что-то негромко сказал, лесовики вокруг засмеялись. Не обращая на них внимания, Фан достиг края ямы, встав спиной к ней, переглянулся с Рико. Тот сказал: «Мои люди готовы» и похлопал по сигнальному рогу. Позади раздались скребущие звуки — теперь там не копали, но счищали землю, отбрасывая ее на склоны, обнажая все больший участок досок. Между людьми пробрался Делано Клер. Он издавал короткие бессмысленные смешки и подмигивал окружающим. Обеими руками приос сжимал перед собой короткую дубинку, головка которой была утыкана гвоздями со срезанными шляпками. «Оно наклонное, — донесся сзади голос Жила. — Слышь, Фан, это точно навроде купола...» Репков не слушал, он глядел на палисад, на ряд голов, повернутых лицами к нему. В свете факелов то поблескивали красным, то гасли мертвые глаза: все смотрели на Фана. Наемник стиснул ладонью рукоять меча, и по спине его между лопаток, покалывая кожу ледяными иголочками, пробежала волна озноба. Испарина вдруг выступила на лбу, Репков содрогнулся — но внешне это никак не проявилось, он вздрогнул внутри себя, вздрогнула его душа — и мысль, отчетливая, как головы карлов на верхушках столбов, посетила его... «Скольких я убил в своей жизни?» Не замечая своего жеста, он поднял руку и провел тыльной стороной ладони по лбу. Вдруг мучительно зачесался шрам, идущий от коротко стриженных волос наискось к виску. «Скольких убил, пусть не сам — сколько погибло, быстро или нет, легко или в муках, по моей вине? Неужели все это сойдет мне с рук? Наказание... — это слово забилось в его голове. Пальцы Репкова раздирали зудящий шрам все ожесточеннее, будто хотели сорвать кожу. Лицо, завороженное от окружающих запястьем, сморщилось. — Наказание. Каково наказание за все, что я совершил? Неужели — никакого?»

Низко в небе позади палисада, позади мертвых, поблескивающих глазами голов что-то вспыхнуло. Это на носу и бортах подбирающегося в полумраке к холму ковчега разом засияли огни. Они высветили массивное продолговатое тело, показавшееся наемнику живым — чудовищем, летающим левиафаном, который приближался, чтобы сожрать его: кара, посланная из-за неба теми, кто обитал там... На носу монстра огни озарили несколько фигур и нечто вроде поблескивающей длинной трубы, направленной параллельно земле. Наемник вскрикнул.

На этот раз Бьёрик решил загрузить в запальную полку совсем немного горючего песка. Ковчег летел низко, а чугунное ядро, которым Доктус, движимый естествоиспытательским любопытством, все же уговорил мастера зарядить огнестрел, было тяжелым. Они хотели выстрелить не издалека, но приблизившись к Норавейнику чуть ли не вплотную. Был отдан приказ вести себя тихо. Людям не свойственно смотреть на небо — оттуда им ничто не угрожает, и мастер рассчитывал, что их до последнего мгновения не заметят. Старики и женщины с детьми сгрудились в трюме и на корме. Карлы с топорами и луками собрались у носа. Темнело, но огней зажигать не стали, лишь расставили лампы на носу и бортах.

Когда нос ковчега был уже почти над палисадом, Бьёрик поджег фитиль. Они с Доктусом попятились, мастер махнул рукой. Позади зачиркали кресала — гноморобы разжигали лампы. Через узкое отверстие огонек достиг запальной полки. Громыхнуло — но не слишком громко. Ядро, вылетев из ствола, понеслось по короткой крутой дуге и упало в толпу внизу.

Еще в Форе во время испытаний Бьёрику доводилось видеть взрывы, но этот оказался совсем не таким. От ядра, упавшего в толпу людей за палисадом, разошелся вал стального свечения, прокатился, сминая тела, мертвенным серебристым светом озарил склон холма. Из центра выстрелил фонтан мутно-белых искр, густой, будто каша, и бесшумный — он достиг высоты, на которой летел ковчег, лизнул емкость... Она откликнулась паутиной свечения, светом той магии, что пропитывала слои крученого шелка вместе с гуттаперчей, маслом и клеем.

С бортов карлы уже метали топоры и стреляли из луков. Нити светящейся паутины, сначала зеленые, втянули в себя стальной цвет фонтана, налились им, набухли и лопнули с еле слышным хлопком. Весь ковчег содрогнулся — и начал падать.

Глава 3

Отражаясь от стен домов, стук копыт далеко разносился по темным улицам. Город молчал, горожане спали, — а если кто и не спал, он все равно не собирался выходить под снег, чтобы узнать, что это за путешественники мчатся через Коломму посреди беззвездной ночи.

— Быстрее! — кричал Некрос на вжавшего голову в плечи Эди Харта. — Гони!

— Нек, ведь лошади не выдержат, — сказала стоящая сзади Риджи, но Чермор лишь отмахнулся.

Ковчег исчез, растворился в черном небе, но он был там, за пеленой снега, плыл в безграничном темном просторе над океанскими волнами: все дальше на запад. Вместе с ним уплывал Мир, и жемчужина тянулась к нему, стремилась вослед.

Колеса стучали по камням, фургон качался. Риджи, вцепившись в Чермора, выглядывала из-за его плеча. Отряд вылетел на площадь. Фонари — колпаки из лесного стекла на высоких столбах — световыми медузами проступали сквозь падающий снег. Впереди скакали всадники, позади фургона, слегка отстав, бежал Тасси.

Вновь потянулись темные улицы, а потом город закончился. Коломму и порт разделяла широкая мощеная площадка, и посреди этой площадки одна лошадь, всхрапнув, упала. Эди Харт выпрямился, крича и натягивая поводья; Чермор вместе с Риджи отшатнулся вглубь фургона, присел, одной рукой вцепившись в сундук, а второй обхватив девушку. Фургон заскрипел, прокатился еще немного и стал. Харт соскочил на мостовую.

— Я же говорила! — укоризненно воскликнула Риджи с прежними, знакомыми интонациями. В последнее время они все реже возникали в голосе девушки, она почти не улыбалась и редко спорила.

Полог был откинут, снег влетал внутрь, падал на ее волосы и плечи. Поежившись, Риджи открыла рундук, нашла шерстяной плащ, закуталась в него.

Некрос сказал:

— Неважно. Дальше — океан. Нам надо найти корабль. Подожди здесь.

Он спрыгнул на мостовую. Тюремщики спешились, встали над упавшей лошадью. Чермор обошел их, повернулся лицом к берегу. Сквозь тихий шелест снега донеслось шлепанье лап по камням, и вынырнувший из темноты Тасси остановился рядом.

Слева и справа далеко в океан вдавались два длинных изогнутых утеса, будто покрытые черным хитином клешни огромного мертвого краба, давным-давно погрузившегося в землю. Утесы образовывали бухту; небольшие волны накатывали на берег, бились о сваи причалов, плескались под широкими дощатыми настилами. На середине бухты, поблескивая штаговыми огнями, в темноте маячили силуэты нескольких остроносых кораблей с круто наклоненными вперед мачтами. Дальше вдоль берега стояли дома, в некоторых горел свет. Доносились пьяные голоса, иногда проходили люди.