Пламя Яхве. Сексуальность в Библии - Ричард Дэвидсон

Ключевой момент состоит в том, что в обоих случаях у мужа нет доказательств. Это четырежды подчеркивается в Числ 5:13: «скрыто от глаз мужа»; «она осквернится тайно»; «и не будет на нее свидетеля»; «и не будет уличена». С поличным женщину не поймали, поэтому о человеческом суде речи быть не может. Согласно Втор 17:6–7, для смертного приговора вину должны засвидетельствовать как минимум двое. Отметим, что заповедь не называет грех женщины «прелюбодеянием» (nāap): библейское наказание за доказанное прелюбодеяние – смерть.

В то же время можно видеть, сколь серьезно подходит Господь к нарушению брачных обетов: это грех против самого Всевышнего! Да, свидетелей не было, а потому смертный приговор невозможен. Однако под угрозой оказалась социальная структура дома (а с ней и отношения сообщества с Богом), и Израиль предает ситуацию Творцу, который берет «испытание» и наказание в свои руки. «Общество уступило контроль над женщиной Богу, который явит свой суд и накажет ее, если она виновна. Бог не только решает, виновна ли она: само право наказания отнято у общества и отдано Богу».[1260]

То, что данный грех есть преступление против Бога, видно еще из контекста. Вспомним кодекс Хаммурапи: аналогичный закон следовал сразу за другими законами, связанными с прелюбодеянием.[1261] Однако в Библии данный устав помещен не среди заповедей, связанных с прелюбодеянием (они сосредоточены во Втор 22; см. ниже), а в корпусе ритуальных практик (Лев 1 – Числ 6). Чем это обусловлено? Судя по всему, дело в том, что испытание проводил священник (Числ 5:15) в святилище (стих 17), причем совершались ритуальные приношения (стихи 15, 18, 25–26). Таким образом, перед нами один из обрядов святилища. Он исполнялся в присутствии самого Яхве и под непосредственным его контролем.[1262]

Центр устава формирует клятва (стихи 19–24), как видно из ее расположения в центре хиазма. Эта клятва, которую давала женщина перед питьем «горькой воды/воды откровения», возможно, напоминала о брачных обетах женщины,[1263] а вкупе с сопутствующим проклятием – и о коллективном «обете» Израиля повиноваться заповедям Декалога (Исх 19:8; 24:7) под угрозой проклятья за непослушание (Лев 26).[1264]

Вердикт выказывает заботу Всевышнего о справедливом воздаянии (lex talionis): если женщина позволила другому мужчине ввести (nātan в породе каль) в себя свой пенис (šĕkōbet) (Числ 5: 20), Господь поставит (nātan в породе каль) ее проклятием среди народа, наведя (nātan в породе каль) физические болезни на ее репродуктивные органы.[1265] «Прелюбодейка, которая согласилась принять запретное семя, обречена на бесплодие всю оставшуюся жизнь».[1266] Фраймер-Кенски детально анализирует выражение wĕṣābtâ biṭnāh wĕnāplâ yĕrēkāh («и опухнет чрево ее, и опадет лоно ее») в стихе 27 и заключает, что речь идет о выпадении матки, когда «имеет место недостаточность тазового дна… и матка в буквальном смысле выпадает. Матка может остаться в пределах влагалища, а может и полностью выходить из тела. В последнем случае она отекает и набухает подобно воздушному шарику. Зачатье становится невозможным, и способность женщины к рождению ребенка заканчивается».[1267]

Это единственный библейский закон, где результат зависит от чуда. И неслучайно уникальный случай божественной юриспруденции, в котором ситуацию решает прямое вмешательство Господа, касается супружеской неверности. Отсюда видно, сколь высоко ставит Бог чистоту брачных отношений.

В то же время заповедь защищает женщину от унижений и несправедливости (независимо от ее виновности или невиновности). Дело решает не человек, а сам Судья мироздания, который обещает судить справедливо и лично вынести приговор сверхъестественным образом. «Право на такой Высший Суд имеет только женщина».[1268] Мильгром отмечает, что тем самым исключается возможность «линчевания женщины через самосуд или судебной расправы с ней».[1269] Если женщина невиновна, «горькая вода/вода откровения» не повредит ей (это же не яд!) и обвинители не смогут ее наказать. Если она виновна, Бог воздаст ей по заслугам, и человеческий суд не вправе добавлять к этому смертный приговор.

Описанное здесь испытание гораздо мягче и гуманнее, чем аналогичные процедуры в других древних ближневосточных законодательствах. Например, согласно кодексу Хаммурапи, при испытании женщина должна броситься в священную реку: утонет – виновна, выплывет – невиновна.[1270] Если «горькая вода/вода откровения» требовала чуда, чтобы осудить женщину, река требовала чуда, чтобы женщина спаслась. Таким образом, библейская заповедь о подозрении в супружеской измене предполагала невиновность, пока не доказано обратное, а месопотамский закон исходил скорее из виновности.[1271]

Более того, в месопотамских испытаниях решение божества проявлялось немедленно (утонула – виновна), а в библейском законодательстве вердикт становился ясен позже, из беременности или бесплодия женщины.[1272] Кроме того, в отличие от многих древних ближневосточных религиозных обрядов, «горькая вода/вода откровения» не предполагает колдовства. Текст недвусмысленно говорит: «ГОСПОДЬ сделает лоно твое опавшим и живот твой опухшим» (стих 21). В свете этих различий «необоснованно и ошибочно» квалифицировать Числ 5:11–31 как судебную ордалию.[1273] Перед нами «обрядовое испытание», которое больше всего похоже на «классическую очистительную клятву, когда клянущийся отдает себя в божественную юрисдикцию, ожидая наказания в случае виновности».[1274]

Как мы уже отмечали в связи со статусом женщин (глава 6), феминистки часто усматривают в данном отрывке вопиющий пример ветхозаветного сексизма. Однако Мильгром правильно пишет, что в качестве доказательства сексизма отрывок совершенно не годится, ибо «публичное испытание женщины было призвано не унизить, а защитить ее; не наказать, а уберечь» – от «гордыни мужа и предрассудков толпы».[1275] Более того, последний стих заповеди (стих 31) подчеркивает защиту как подозреваемой (даже в случае ее виновности), так и ее подозрительного супруга. Ибо «будет муж чист от греха». Иными словами, он не согрешит ложным обвинением. А если женщина виновна, она «понесет на себе грех свой» (tiśśā el-ăwōnāh). Вопреки широкому мнению здесь имеется в виду не смертная казнь, а, как и в других аналогичных местах Торы, «предоставление наказания Богу».[1276]

Судя по всему, данный устав, как и запреты на прелюбодеяние, предназначен вселить страх перед самой мыслью об измене и дать стимул беречь брак. Поэтому возникает вопрос, часто ли прелюбодеяние наказывалось в древнем Израиле. Возможно, смертные казни за него и имели место, но в Библии такие случаи не упомянуты. Не будем забывать, что для смертного приговора требовались как минимум два свидетеля обвинения (Втор 17:6–7), а значит, инициировать процесс было нелегко. Отсюда и востребованность процедуры в Числ 5. Однако даже она предполагала наличие подозрений мужа и его решения довести дело до суда. Более того, как мы покажем в заключительном разделе главы, в законодательстве Пятикнижия (и других местах ВЗ), по-видимому, есть намеки на смягчение наказания в случае большинства сексуальных грехов. Таким образом, на практике случаи казни прелюбодеек были достаточно редкими, так же, как испытания на верность.

Несколько заповедей Пятикнижия напрямую касаются добрачного секса. Во Втор 22:13–29 – цельном отрывке законов,[1277] разрабатывающих седьмую заповедь и касающихся недолжного секса[1278] – все стихи, кроме одного (стих 22), говорят о ситуациях, которые мы в наши дни называем добрачным сексом.[1279] Законы приведены в порядке снижения степени серьезности наказания.

Добрачный секс с обрученной девственницей (Втор 22:23–27). После заповеди, касающейся супружеской измены в современном смысле слова (Втор 22:22) – связи мужчины с женой другого мужчины, – идет устав о сексе с обрученной девственницей. По нашим меркам это добрачный секс, но в библейской культуре он, видимо, приравнивался к прелюбодеянию, хотя выражение «совершать прелюбодеяние» и не используется применительно к этим ситуациям.[1280]

Втор 22:23–27 рассматривает секс между мужчиной и девственницей, обрученной с другим мужчиной. В этом случае мужчина бесчестит девственницу, за которую уже выплачен калым (mōhar), но она еще живет в доме отца, ожидая официального заключения брака.[1281] В данном случае наказание зависит от того, добровольно ли женщина пошла на этот секс. Если дело было в городе, она считается виновной (не звала на помощь!), и обоих следует побить камнями: «…девушку – за то, что она не кричала в городе, а мужчину за то, что он обесчестил жену ближнего своего; и так истреби зло из среды себя» (стих 24). Если же дело было вне города, предполагается, что мужчина «заставил» (ḥāzaq в гифиле) ее (т. е. изнасиловал), и тогда женщина невиновна: «…он встретился с ней в поле, и даже если обрученная девушка кричала, то некому было спасти ее» (стих 27).[1282] В последнем случае законодательство использует пять отдельных предложений, чтобы подчеркнуть невиновность женщины.[1283] Некоторые ученые высказывают следующую правдоподобную версию: этот общий принцип (где именно имел место секс) применялся не только к обрученным женщинам, но и к замужним.[1284]