Щекочу нервы. Дорого (сборник) - Андрей Дышев

Вибрируя от холода, словно контрабасная струна, Кабанов продолжил свой путь. Он уже устал махать рукой, призывая водителей остановиться, скукожился весь, как ежик во время зимней спячки, и напористо двигался в сторону города. Незаметно он вошел в город, словно надел его на себя вместе с домами и улицами, и завладели им восторженные чувства от лицезрения прохожих. «Какие в нашем городе красивые люди! – думал Кабанов, принюхиваясь к чудесным запахам, которые шлейфом тянулись за каждой женщиной. – Какие они все холеные, аккуратненькие, словно нарисованные!»

Он не замечал, что ему уступают дорогу, что на него стараются не смотреть, а если смотрят, то как-то странно.

– Братан! – радостно крикнул Кабанов, заглядывая в окошко свободного такси. – До Пермской подкинь!

Таксист оказался ненормальным. Ничего не ответив, он стал крутить ручку стеклоподъемника, а потом еще и дверь изнутри заблокировал. Кабанов стучал в стекло костяшками пальцев, но таксист сначала делал вид, что не видит Кабанова, а потом стал махать рукой и ругаться:

– Пошел вон, скотина! И машину не лапай!

«Совсем таксисты обнаглели!» – думал Кабанов.

Он добрел до остановки автобуса. Большая, похожая на мешок с картошкой кондукторша встала в дверях, не позволяя Кабанову зайти в автобус.

– До Пермской идет? – спросил Кабанов, открыто выказывая свои естественные пассажирские намерения, но кондукторша все равно не впустила его да еще начала лягаться валенками.

– Ага! Идет! – басом орала она, глядя на Кабанова с лютой ненавистью. – Да не про твою честь!

Кабанов не мог ждать другого автобуса и, дабы сократить расстояние до дома, вприпрыжку побежал через дворы. Холод уже добрался до его костей, напрочь выстудил желудок и кишки, и теперь дрожь как бы выходила из сердцевины кабановского тела. Распугав стаю дворняг, Кабанов пробежал мимо мусорных баков, но вдруг дал задний ход. В одном из баков, заполненном доверху разными пакетами, унитазными досками, тряпками, битым стеклом с потеками холодных макарон, носками, дверцами от холодильника и прочими полезными вещами, Кабанов увидел весьма приличную и почти новую телогрейку. Один ее рукав был сплющен и намертво склеен смолой, зато все остальное было в порядке. Кабанов воровато выудил телогрейку из бака, кинул ее на снег, оторвал непроходимый рукав и надел обновку. Голую руку он сунул за пазуху, как делал исторический революционер Керенский, поднял воротник, спрятал под него сбившиеся в колтуны волосы и только тогда почувствовал живительное тепло. «Такие хорошие вещи выкидывают!» – подумал он с легким возмущением.

У лотка, торгующего шаурмой, Кабанов остановился. Его натренированный цепкий взгляд приметил лежащую на прилавке недоеденную половинку скрученного блинчика. Если не считать рыжей псины, жадно втягивающей носом запах жареного мяса, то претендентов на лакомство не было. «Бестолочи!» – подумал Кабанов минуту спустя, заталкивая блинчик в рот. От удовольствия он тихо стонал. В блинчике оказалась безумно вкусная начинка. Облизывая пальцы, выпачканные в соусе, Кабанов последовал дальше. «Вот это жизнь! – восхищался Кабанов. – Столько всего!» Блинчик размякал в его желудке и не спеша переваривался. Кабанов громко рыгнул и не заметил, как от него испуганно шарахнулась какая-то тетка.

В следующем дворе он нашел несколько фаланг от металлического часового браслета и на всякий случай сунул их в карман. Мусорные баки здесь тоже были переполнены, и Кабанов с трудом удержался от соблазна порыться в них. «Интересно, что там?» – подумал он и стал фантазировать: может, там лежит ватный матрац? Или ботинки? Ботинки наверняка… или битое зеркало – если найти резак по стеклу, нарезать осколки зеркала ровными квадратиками, а потом приклеить их к фанере, тогда можно будет любоваться своим фейсом в натуральную, так сказать, величину.

Но не стоит отвлекаться по мелочам! До улицы Пермской осталось совсем немного. И Кабанов забежит в свой подъезд, взлетит на третий этаж, позвонит в квартиру, дверь которой выполнена из красного дерева с титановой сердцевиной. И откроет Ольга – теплая, сонная, красивая… Тут Кабанов постучал себя по голове, словно по колесу автомобиля, не желающего заводиться, – думая о жене, он почему-то представил себе Зойку Помойку. Наваждение какое-то! Беда в том, что Кабанов никак не мог вспомнить лица жены. Она у него была стандартно-красивая, как две капли воды похожая на девушек с обложек глянцевых журналов: тонкие бровки, нарисованные губки, гладкие, как бильярдные шары, щечки, компьютерные зубки и т.д. Кабанов выбрал ее на городском конкурсе красоты. Победительницу конкурса взял в жены губернатор. Девица, отхватившая второе место, уехала работать в Германию в модельное агентство, и Кабанов потом часто видел ее в порнофильмах. Бронзовую призершу зарезала местная братва. А вот красавицу, занявшую четвертое место, отхватил Кабанов. В то время он только-только унаследовал от отца всю сеть ремонтных мастерских и был весьма богат…

Так вот, сонная Оленька кинется ему на шею, зальет его горячими слезами: «Милый мой, любимый! Где ты был?! Я тебя так ждала!» И покроет его лицо страстными поцелуями, и обовьет его шею нежными руками… Кабанов покрутил шеей, поскреб ее ногтями. Только он представил, как Ольга обнимает его, так сразу стало колко, будто к шее приложили горчичники из наждачной бумаги. Это мерзкая ассоциация – у Зойки Помойки руки всегда были в песке, и теперь Кабанову казалось, что у всех женщин руки в песке… Только бы Зойка не ушла… тьфу!!! Какая еще Зойка?!! Олюшка! Олюшка! Олюшка! Только бы она не ушла из дома. У нее такой напряженный график! С утра занятия в фитнес-центре, затем солярий, сауна, парикмахерская, маникюр, педикюр, затем кастинг для рекламного ролика, оздоровительные процедуры, очистка кишечника, печени и крови по Мойдодырову, стоматолог, встреча с продюсерами, фотопробы, пирсинг, эпиляция лишней курчавости и так до самого вечера.

А вот и его улица. Кабанов перешел на шаг. Он уже не мог бежать, сил не осталось. Правда, согрелся так, что вспотела голова, и Кабанов чувствовал, как разбухают между волос тяжелые липкие капельки, нежно щекочут кожу, словно некая забавная живность. Кабанов шел к своему подъезду медленно, будто нес полный таз воды и боялся расплескать. Необычайное волнение охватило его. Кабанову хотелось плакать, но все слезы вышли с потом. Прежде чем подойти к двери подъезда, он взглянул на окна. Шторы задернуты. Может, Зоя еще спит? (Кабанов снова мысленно назвал жену Зоей, но не заметил этого).

– Здравствуйте! Я вернулся! – надломленным от волнения голосом сказал Кабанов, склонившись над маленьким окошком консьержки.

Крашеная блондинка с короткой, как у тифозницы, стрижкой мельком взглянула на него, не поворачивая головы, и тотчас снова уставилась в телевизор.

– Это я! – заверил Кабанов, снова постучав в окошко. – Вы меня не узнаете? Кабанов, из шестой квартиры!

– Иди отсюда, пока милицию не вызвала! – вдруг рявкнула консьержка.

«Совсем обнаглела!» – подумал Кабанов, но дразнить консьержку не стал и принялся набирать на домофоне код квартиры. В это же время дверь открылась, и соседская девочка Арина вывела своего перекормленного спаниеля на улицу.

– Здравствуй! – радостно воскликнул Кабанов, но Арина ничего не сказала и принялась оттаскивать за ошейник внезапно рассвирепевшего пса. Тот рычал, лаял и норовил укусить Кабанова за ногу.

– Фу! Гадость! Фу! – кричала Арина.

Воспользовавшись ситуацией, Кабанов прошмыгнул через открытую дверь в подъезд. Бдительная консьержка завыла дурным голосом. Она с грохотом отодвинула стул, вскочила на ноги и принялась колотить кулаком по фанерной стенке дежурного помещения.

– Выйди из подъезда!! Пошел вон, я сказала!! Марш на улицу!!

Но Кабанов уже бежал по ступеням вверх. До родных пенатов оставалось чуть-чуть, и только здесь, на лестнице, заставленной горшками с цветами, пахнущими пряно и сочно, он понял, что его силы и нервы на нуле, что он как никогда нуждается в отдыхе. Тяжело налегая на перила, Кабанов добрался до своей двери. Успокаивая дыхание, постоял перед ней в позе вопросительного знака. Он смотрел на лощеное красное дерево с позолоченными деталями и не узнавал свою дверь. Какая роскошь! Какая невообразимая красота! Неужели эта дверь принадлежит ему, причем вместе с тем богатством, которое находится за ней? Он хотел прикоснуться к золотой ручке, похожей на застывшую каплю с тонкой талией, но побоялся, словно находился в музее и смотрел на экспонат, рядом с которым висело грозное предупреждение: «Руками не трогать!»

«Вот я и вернулся!» – подумал он и надавил на кнопку звонка. Через несколько томительных мгновений – еще раз. Не успела горечь обиды захлестнуть его душу, как за дверью щелкнул замок – это открылась первая, внутренняя дверь. Кабанов понял, что Ольга смотрит на него через «глазок», и попытался улыбнуться.