Внешний враг - Владимир Перемолотов

— Себе? Нет…

В один момент стало шумно. Дверь корчмы, прикрытая Исином, выгнулась наружу, но подпиравший их столб, оставленный хазарином оказался крепче, чем сотник думал и пока держал напор. Гаврила махнул рукой, давая знак Иосифу и тот, проскакал за ворота и остановился, призывно размахивая рукой.

Избор с Исином двинулись к нему неспешной рысью — они хотели, что бы жители видели, что они не бегут с поля боя, а степенно уезжают из города. Стук копыт по мягкой земле сливался с грохотом, что доносился от корчмы. Они уже добрались до ворот, когда за их спинами прогремел треск, сменившийся железным грохотом. Ждавшие его они разом оглянулись.

Дверь уже лежала на земле, а на ней копошилась куча воинов.

— Тьфу на вас, — брезгливо сказал Исин. — После одного кувшина ног не чуете.

Теперь даже самые не догадливые из жителей поняли, что на площади происходит что-то странное и разбежались. Люди шмыгнули в переулки, спрятались за закрытыми дверями или смотрели на происходящее прижавшись к стенам лабазов. Богатырей это вообщем-то не трогало и они без помех добрались до ворот. Остановив коня в створе Гаврила поднял скакуна на дыбы.

— Чего ты? — остановился Избор. Гаврила не ответил и с удивительно гнусной ухмылкой вытянул согнутую в локте руку в сторону поверженных и копошащихся в пыли врагов и потряс ей.

— Ну зачем? — спросил Избор.

От корчмы донеслись злобные крики. Тогда Гаврила, продрав горло кашлем, проорал так, что слышно его было не только у корчмы, а за Живодерными прудами.

— Всех вас, и вашего князя также!

— Хватит орать! — сказал Избор, с беспокойством видя как куча лежавших на земле людей словно преображенная волшебным жестом богатыря вновь превращается в воинский отряд. — Сейчас они подбегут поближе и тебе придется им все это повторить. Если, конечно, есть желание задержаться.

Стражники уже пришли в себя и грозной волной накатывались на ворота. Рука Гаврилы поднялась, сжимаясь в смертоносный кулак, но Избор остановил его.

— Поворачивай. Всех горшков все равно не перебить.

Своего коня воевода уже повернул и теперь тащил за собой Гаврилу. Вой подбегающей стражи и горьковатый запах поднятый ими пыли врезалась в память воеводе, но через мгновение мир вокруг стал зыбким и размытым, словно он смотрел на него сквозь толщу грязной воды. Что-то навалилось на него сверху, потекло по спине, наполняя тело чужой тяжестью. Воевода откинулся назад, что бы сбросить этот неясно откуда взявшейся груз, но движение далось ему с трудом. Чужая сила мягко давила, вжимая в седло. Он почувствовал себя муравьем, угодившим в каплю смолы.

«Смола?» — подумал он и тут же вспомнил висящих на стенах людей. Воевода повернулся к Исину, но уже не увидел его — между ним и хазарином потоком падала сверху жидкость на глазах превращающаяся в мягкий еще камень. Теперь каждый из них остался один на один с бедой.

Воевода локтем удалил по стенке, но ему удалось только отодвинуть завесу, а не разорвать. Что бы это ни было, но оно растягивалось, как хорошее тесто, не рвалось и через несколько мгновений Избор ощутил себя тесно спеленатым.

Конь под ним дернулся, почуяв неладное, но эта странная сила не выпустила и его. Скакуна повело в бок и струи этой странной то ли смолы, то ли теста запутали ноги коня и тот с жалобным ржанием повалился на землю, увлекая с собой и Избора.

На глазах тесто густело и всерьез испугавшись Избор потянулся к мечу, но за спиной у него не оказалось ничего, кроме холодной липкой массы. В нем проснулся страх. На мгновение он почувствовал себя провалившимся в болото когда вонючая жижа вот-вот подойдет к горлу. Он выхватил нож, но и тот не смог проделать дыры в том, что уже окутывало его с головы до ног. Отточенная сталь только растянула ее. Сердце воеводы заколотилось. Теперь уже не только от страха. Оно требовало воздуха, которого не было. В глазах закружились кровавые пятна. «Клей!» — пронеслось в голове объясняя разом все, что происходило вокруг него — «Клей!». Грудь наполнилась болью. Сердце, словно большой птенец билось в груди, пыталось пробиться на свет. Режущие удары в груди участились, слившись в поток, и через мгновение в голове его вырос фонтан, и все пропало, залитое тьмой.

Возвращение к жизни было тяжким. Где-то рядом стучали железом по железу и Избор, вспомнивший об опасности, дернулся, чтобы встретить ее как полагается воину, но кто-то грубо уложил его на место. Он не успел понять что тут твориться и руки его ожгло болью. Он вздохнул, что бы крикнуть, но когда грудь наполнилась воздухом забыл обо всех неприятностях — возможность дышать искупала все остальное, тем более что боль быстро стихла и стала незаметной. В сравнении с тем удовольствием, которое он получал наполняя себя воздухом боль казалась мелким неудобством. Мелким и вполне терпимым.

Вместе с воздухом в ноздри залетел запах дыма и левая нога ощутила тепло огня. Вдоволь надышавшись Избор собрал все это вместе и удивился. Он протянул руку, что бы пощупать мир перед собой и узнать куда подевались портки, но не смог поднять рук.

— Ожил! — раздалось над ним. В голосе он уловил смесь восхищения и зависти. — До чего люблю с богатырями дело иметь! Как не трудишься, всегда что-нибудь на завтра останется… Живучие эти богатыри!

— Ничего, — пророкотал другой голос. — У нас не заживется!

Избор открыл глаза. Прямо над ним висело два лица, с интересом разглядывавших его. Их глаза не понравились воеводе. Такими глазами можно было смотреть на полено, которое собираешься расколоть или на овцу, что собираешься зарезать… Ему понадобилось несколько долгих секунд, что бы сообразить что к чему.

«Палачи!» — догадался он. В голове прояснилось и он увидел на стене позади них какие-то клещи для вытаскивания и выдергивания, пилы для отпиливания и еще что-то ужасное, неизвестно для чего… Он сразу сообразил чем это может обернуться для него и потянулся к лицам руками, но руки едва поднялись и опали назад, звякнув железом. Палачи наверху оскалились улыбками.

— Не тужься, богатырь. Кишка треснет.

Тот что стоял левее пошлепал рукой по невидимым цепям.

— Цепи у нас крепкие, заговоренные. Да грузила тяжкие…

Избор на всякий случай еще пару раз дернулся.

— Где я?

Улыбки пропали и лица стали серьезными, чуть не торжественными…

— В уздилище княжеском.

Повернув голову на сколько мог, Избор огляделся. Рядом лежал Гаврила, но он не шевелился, а только дышал. Обежав взглядом страшное место воевода не потерял присутствия духа.

— Бедновато тут у вас. Похвастаться нечем. Только что и есть, что пила да клещи… Друзья мои где?