Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848 - Иван Жиркевич

Когда завод был пущен в ход при самых усиленных нарядах на выделку оружия, Штаден стал насылать заводу самые строжайшие предписания; лично, под рукой, через своих приближенных старался беспрестанно и во всем перечить прямым распоряжениям заводского начальства. Главной пружиной к тому наиболее употреблял заводского механика Зехова. По собственному указанию Штадена Зехов должен был приготовить двенадцать станков для обточки штыковых трубок. В продолжение четырех лет таких станков вполне было отделано только два, и восемь заготовлены только вчерне; два же совсем не начаты. Философова вызвали в Петербург, а я, оставшись управлять заводом, видя из переписки уклончивость Зехова от окончания станков за разными совершенно нелепыми предлогами, велел установить неоконченные станки, чтобы по крайней мере видеть, что остается в них доделать. Зехов стал упираться на Штадена, что тот знает совершенную невозможность окончить эту работу не прежде как через два года, и то когда его не будут отвлекать к другим занятиям. Я все-таки настоял на своем и, осмотрев их сам, лично, установленными, я объявил Зехову, чтобы он восемь станков окончил бы в неделю, а неначатые еще – на те даю два месяца сроку (!), обещав ему в противном случае посадить под арест до окончания станков. (Он был в чине 5-го класса, а я полковник, следовательно, моложе.) Зная, что я шутить не стану, он первые восемь станков кончил в три дня, а остальные два – через две недели. Потом признался мне, что Штаден не хотел, чтобы станки были скоро готовы.

Обращая все внимание мое насчет хозяйственных работ, я счел обязанностью прочитать все дело об исправлении и освидетельствовании плотины, и ознакомиться, за что именно более пало взыскание на признанных виновниками упущения. Оказалось, что, при вторичном освидетельствовании порчи плотины была найдена большая часть свай, вбитых в землю для утверждения основы, вполовину подрубленных. Посещая ежедневно все работы, между прочим и те, которые производились на плотине, я заметил, что это зло не совсем исправлено. Я настаивал на совершенном исправлении, т. е. заменением новыми сваями, но подрядчик плотников для заводских работ, отделявший лучших своих работников к Штадену для разных его домашних поделок и посему находясь под особым его покровительством, жаловался ему не столько на меня, сколько на производителя гидравлических работ полковника фон Кершена, человека честного, строгого и деятельного, что его заставляют производить такие работы, которые не упомянуты в контракте. Штаден несколько раз резко выражал свое неудовольствие фон Кершену и мне, под разными благовидными предлогами затягивал дело и своими ухищрениями довел до того, что, когда он и Философов жили спокойно у себя в деревнях, в одно прекрасное утро прибегают мне сказать, что плотину вновь прорвало! Я бегу на место и действительно вижу, что вырвало два щита и в отверстие хлынул резервуар. От сильного напора такой массы воды плотина вся потряслась до основания. Заводская полиция, механики, оружейники и прочий люд впопыхах метались как угорелые, и наконец положено было, после нескольких неудачных попыток запереть отверстие досками, поднять все щиты и спустить резервуар совсем, а затем, сделав новые щиты, накоплять опять воду, что продлилось бы до конца осени. Но чтобы получить затем в достаточности воды для производства заводских работ без остановки, нужно было ждать поздней осени, а между тем наряд на выделку ружей был необыкновенный: более 30 тыс. ружей и все к сроку. На мое счастье, при этом происшествии находились два молодых офицера корпуса инженеров путей сообщения, поручики Адамов и Залесский, и первый из них, обратясь к механику Зехову, спросил его: «Есть ли порог и как высок в нижнем упоре щитов?» Зехов ничего не мог ответить, отозвался совершенным неведением; тогда Адамов, пожав плечами, потребовал бревно длиной сажени три, привязал к одному концу веревку, а другим стал опускать в быстрину, пробивающуюся в отверстие. Бревно приперло к порогу стоймя. В это время саженях в ста от плотины производилась постройка большого здания под штампы, для выковки замков; я тотчас сообразил, увидя действия Адамова, что надо предпринять, и приказал всем оружейникам, сколько их тут находилось, бежать к постройке и принести, сколько захватят, бревен! Притащили до 200 штук и тем же образом спустили к порогу, поодиночке каждое, и через час отверстие плотно закрылось. Резервуар уцелел, плотина без повреждения удержана до весны, и выделка оружия пошла безостановочно. При первом взрыве щита полицеймейстер послал нарочных к Философову и Штадену с известием, что рвет плотину, но потом, когда погружение бревен начало оказывать свое действие и ясно было видно, что вода задержится без порчи плотины, я тут же написал на лоскутке карандашом обо всем, чтобы их успокоить, и послал вторично нарочного, обнадеживая их благополучным окончанием дела. Они оба прибыли на другой день встревоженные и не находили слов благодарить меня, в особенности Штадену.

Но надолго ли этот случай исправил его?

Причисленный к заводу для наблюдения за гидравлическими работами полковник фон Кершен, после обыкновенного весеннего спуска воды осмотрев плотину, нашел, что она получила потрясение от бывшего летом прорыва щитов, – предложил еще поправки, незначительные, но все-таки простирающаяся до 8000 рублей. Зная, как замедляются вообще у нас дела, требующие разрешения или утверждения, несмотря на самые настоятельные надобности, я предложил немедленно приступить к исправлениям, не ожидая окончательного разрешения. Со мной немного поспорили, но, убежденные моими доводами, а главное, необходимостью, согласились, и работы пошли в ход заблаговременно. Фон Кершен и я находились безотлучно при работах; дурных плотников отсылали тотчас прочь, не допуская до работ, материал доставлялся отличный, и в начале мая поправка кончена, оставалось запереть резервуар. Штаден дал мне самое строжайшее предписание пустить в ход завод немедленно, а сам и Философов собрались ехать в деревню. Я с Кершеном стали настаивать об освидетельствовании работ. Вдруг за полчаса до отъезда Штадена мне доносят, что он ходил с механиком на плотину и тот указал ему небольшую течь из-под щитовой настилки и что они там буравили и этим еще более усилили течь. Затем Штаден, пригласив Философова туда, сказал ему:

– Господа новые строители, кажется, много берут на себя, еще ничего из работ не сдали, а уже показалась течь, пусть же за все они отвечают, а завод сей же час пустить!

Философов, мимо меня приказав полицеймейстеру заделать щиты, тоже уехал, и плотина осталась без освидетельствования… Видя, что дело плохо и идут такие подкопы, взваливая все на меня, я решился распорядиться сам и заставить освидетельствовать работы, как вдруг узнаю, что механик Зехов, при коем и при советнике должно было происходить освидетельствование, без спросу ускакал к Штадену в деревню, за 40 верст. Взбешенный такими недобросовестными поступками всех поименованных лиц, я самовольную отлучку Зехова велел записать в журнал правления и вместе с этим, отменив распоряжение Философова, приказал спустить опять резервуар, донося обо всем обоим начальникам и прибавив притом, что работы по заводу до тех пор не пойдут, пока не будет освидетельствование!.. Философов сейчас приехал, а Штаден выслал только Зехова, и вместо благодарности командир мой напустился на меня, что больше ничего как завожу интриги и неудовольствия. Я с ним об этом не распространялся, а настойчиво только требовал одного освидетельствования. Тут опять нашли возможность и способ нас помучить. Видя, что нет возможности отделаться от ненавистного освидетельствования, приближенные Штадена подговорили советника сказаться больным, что он и сделал. Но тут я решительно вышел из себя и начал требовать, чтобы его больного привезли на плотину. Пошел шум и спор, грозивший перейти в личности, но наконец наши настояния одержали верх, на плотину явились Зехов и советник, и первый при всех униженно сознался в своем «поклепе», и свидетельство кончилось в порядке и совершенно к чести Кершена и с полной уверенностью в безопасности плотины.