Имаджика - Клайв Баркер

– А она не сказала, зачем ей это нужно?

– Нет, точной причины она не назвала. Но определенно она что-то вынюхивает. На прошлой неделе, насколько мне известно, она виделась с Эстабруком трижды.

– Спасибо, Льюис. Я ценю твою преданность.

– Оцени ее в наличных, Оскар, – ответил Лидер. – А то я поиздержался на Рождество.

– Ну когда я оставлял тебя с пустыми руками? – сказал Оскар. – Держи меня в курсе.

Адвокат пообещал так и поступать, но Оскар сомневался, что тот сможет предоставить ему еще какую-нибудь полезную информацию. Только действительно отчаявшиеся души доверяют свои тайны адвокатам, а Юдит вряд ли можно было отнести к этому разряду. Он никогда не видел ее – Чарли об этом позаботился. Но если она хотя бы в течение некоторого времени способна была выносить его общество, значит, у нее железная воля. А тогда напрашивался вопрос: с чего бы это женщине, которая знает (предположим, что это так), что муж пытался убить ее, искать его общества, если только у нее нет какого-то скрытого мотива? А возможно ли, чтобы вышеупомянутый мотив заключался в стремлении разыскать его брата Оскара? Если это так, то подобное любопытство должно быть уничтожено в зародыше. И так уже слишком много переменных вступило в игру, а тут еще эта чистка, предпринятая Обществом, и неизбежно идущее по ее следам полицейское расследование, не говоря уже о его новом слуге Августине (урожденном Дауде), который в последнее время уж слишком стал задирать нос. И уж, конечно, самая ненадежная переменная, которая сидит сейчас в своем сумасшедшем доме рядом с пустошью, – это сам Чарли, вполне возможно, с мозгами набекрень, и уж точно непредсказуемый, с головой, забитой такими лакомыми сведениями, которые могут причинить Оскару немало вреда. Вполне возможно, что когда он заговорит – а это лишь вопрос времени, то когда это наконец произойдет, кому прошепчет он на ухо свои признания, как не своей любопытствующей женушке?

В тот же вечер он послал Дауда (он никак не мог привыкнуть к этому святоподобному Августину) в клинику с корзинкой фруктов для брата.

– Познакомься там с кем-нибудь, если получится, – сказал он Дауду. – Мне нужно знать, что болтает Чарли, принимая ванны.

– Почему бы не спросить у него об этом лично?

– Он ненавидит меня – вот почему. Он думает, что я украл у него чечевичную похлебку, когда папа ввел в состав Tabula Rasa меня вместо Чарли.

– А почему ваш отец так поступил?

– Потому что он знал, что Чарли очень неустойчив и может принести Обществу больше вреда, чем пользы. До настоящего времени он был под моим контролем. Он получал маленькие подарки из Доминионов. Когда ему было нужно что-нибудь из ряда вон выходящее, вроде этого убийцы, ты прислуживал ему. Все началось с этого трахнутого убийцы, так его мать! Ну почему ты сам не мог прикончить эту женщину?

– За кого вы меня принимаете? – сказал Дауд с отвращением. – Я не могу иметь дело с женщиной. В особенности с красавицей.

– Откуда ты знаешь, что она красавица?

– Я слышал, как о ней говорили.

– Ну ладно, мне нет дела до того, как она выглядит. Я не желаю, чтобы она вмешивалась в мои дела. Выясни, чего она добивается. А потом мы придумаем, как противодействовать ей.

Дауд вернулся через несколько часов с тревожными новостями.

– Судя по всему, она уговорила его взять ее с собой в Поместье.

– Что? Что? – Оскар вскочил со стула. Попугаи встрепенулись и приветствовали его восторженными криками. – Она знает больше, чем ей положено. Проклятье! Сколько сил потрачено, чтобы отвести подозрения Общества, и вот появляется эта сука, и мы в большем дерьме, чем когда-либо!

– Еще ничего не случилось.

– Случится! Еще случится! Она придавит его своим маленьким ногтем, и он выложит ей все.

– Что вы собираетесь делать со всем этим?

Оскар подошел, чтобы успокоить попугаев.

– В идеальном варианте? – сказал он, приглаживая их взъерошенные крылья. – В идеальном варианте я стер бы Чарли с лица земли.

– У него были сходные намерения по отношению к ней, – отметил Дауд.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что вы оба способны на убийство.

Оскар презрительно хмыкнул.

– Чарли только играл с этим, – сказал он. – У него нет мужества! У него нет воображения! – Он вернулся к своему стулу с высокой спинкой. Лицо его помрачнело. – Дело не выгорит, черт побери, – сказал он. – Я нутром это чую. До этих пор все было шито-крыто, но теперь дело не выгорит. Чарли придется изъять из уравнения.

– Он ваш брат.

– Он обуза.

– Я имел в виду: он ваш брат. Вам его и отправлять на тот свет.

Глаза Оскара расширились.

– О, Господи, – сказал он.

– Подумайте, что скажут в Изорддеррексе, если вы сообщите им.

– Что? Что я убил своего брата? Не думаю, что это их очень обрадует.

– Но то, что вы сделаете, сколь бы неприглядным это ни казалось, вы сделаете для того, чтобы сохранить тайну. – Дауд выдержал паузу, давая мысли время расцвести. – Мне это кажется просто героическим. Подумайте, что они скажут.

– Я думаю.

– Ведь вас по-настоящему беспокоит только ваша репутация в Изорддеррексе, а не то, что происходит здесь, в Пятом? Вы же сами говорили, что этот мир становится все скучнее и скучнее день ото дня.

Оскар задумался ненадолго, а потом сказал:

– Может быть, мне действительно стоит ускользнуть. Убить их обоих, чтобы уж точно никто не знал, куда я отправился...

– Куда мы отправились.

– ...потом ускользнуть и войти в легенду. Оскар Годольфин, который оставил труп своего сумасшедшего брата рядом с его женой и исчез. Да. Неплохой заголовок для Паташоки. – Он поразмыслил еще несколько секунд. – Назови какой-нибудь классический способ родственного убийства? – спросил он наконец.

– С помощью ослиной челюсти.

– Глупость какая.

– Придумайте что-нибудь получше.

– Так я и сделаю. Приготовь мне выпить, Дауди. И себе тоже. Мы выпьем за бегство.

Глава 20

Миляга и Пай двигались по Паташокскому шоссе уже в течение шести дней (определяемых не по часам на запястье у Пая, а по то усиливающемуся, то ослабевающему свечению павлиньего неба). Так или иначе на пятый день часы приказали долго жить, сведенные с ума, по предположению Пая, магнитным полем вокруг города пирамид, который они проезжали. С тех пор, хотя Миляге и хотелось сохранить некоторое представление о том, как течет время в покинутом ими Доминионе, это было уже невозможно. За несколько дней их организмы приспособились к ритму нового мира, и он направил свое любопытство на более подходящие объекты, в основном – на местность, по которой они путешествовали.