При дворе последнего императора - Александр Мосолов

Слезая с этой лошади, я спросил вежливого офицера по свите президента республики:

— Она из скаковой конюшни?

— Так точно, Ваше превосходительство: она взяла в Лоншане несколько призов.

— Охотно верю… Я чуть не побил царя на пятьсот корпусов.

Во время того же визита произошел инцидент с крещением внука маркиза Монтебелло, посла Франции в Санкт-Петербурге. Еще задолго до отъезда государя маркиз просил Его Величество быть восприемником внука у купели. Царь не имел оснований отказать послу. Между тем оказалось, что наше пребывание в Компьене совпало с разгаром борьбы между кабинетом Вальдек-Руссо и клерикалами. Начались длинные и сложные переговоры. Французское правительство не желало, чтобы государь появился на официальной церемонии в католической часовне. Николай II настаивал на своем: слово русского царя должно было быть нерушимым. Насколько я знаю, маркиз Монтебелло потерял из-за этой истории свой пост посла: его вскоре отозвали из Санкт-Петербурга…

С обеих сторон каждый считал себя правым.

Во время визита в Компьен произошли еще другие инциденты, вызванные весьма похвальным намерением французов окружить нас атмосферой той эпохи, к которой относится компьенский замок.

Например, везли нас в Компьен в поезде, некогда принадлежавшем Наполеону III. Вагоны были уставлены золоченою мебелью и всякого рода гарнитурами эпохи Третьей Империи. Все это было очень стильно. Но насколько вагоны были не комфортабельны! Узко, тесно… В довершение всех несчастий вагоны оставлены были на прежних рессорах, вовсе не приспособленных для новых скоростей. Государыне чуть не сделалось дурно; все мы вышли из этих клеток разбитыми, измученными.

Самый дворец представлял чудо архитектуры… пока его осматриваешь в качестве туриста. В комнате, которая была отведена лично мне, не оказалось воды; бритвы и флаконы одеколона пришлось ставить на драгоценные шифоньерки в гостиной; все удобства находились за версту от спальни. Короче говоря, дворец был нестерпимо стильным…

Для торжественного банкета французские дамы, желая сделать удовольствие Их Величествам, оделись как бы по расписанию в платья стиля ампир (…ибо дворец был отражением эпох Наполеона I и Наполеона III…) и напудрились каким-то странным лиловым порошком. Впечатление получилось оригинальное: императрица и наши дамы, одетые весьма изящно, по последней парижской моде, среди хозяек — француженок, наряженных в костюмы эпохи Директории и Империи, в покоях Наполеона I.

Сколько споров было, например, насчет орденов! По приезде во Францию мне подали список подлежащих награждению лиц, и этот список был в три раза длиннее того, который выработан был мною в Санкт-Петербурге при активнейшем участии посла и военного агента. Когда я спрашивал:

— Ну, вот этот господин… Какую роль играл он при приеме Его Величества?

…мне говорили в ответ:

— Его не было при приеме… Но он очень влиятельная особа…

А сколько было препирательств насчет того, кому какой орден дали… Не знаю почему, но французы решительно отказывались от Св. Станислава… Отказывались даже от Станиславской звезды.

— Нет, — повторяли они, — пусть будет ниже степенью, но только Анна.

Не могли же мы давать всем этим влиятельным лицам один и тот же орден…

Закончу этот перечень наших треволнений — конечно, не следует преувеличивать значения этих инцидентов — рассказом о нашем отъезде из Компьена. И на этот раз обе стороны были правы, каждая по-своему.

Вся публика поехала на смотр. Считая нужным проследить за последними приготовлениями к отъезду, я решил остаться во дворце. К счастью, вскоре я мог удостовериться, что дворец опустел. Комендант его, чиновники, военные, прислуга — все улетучились, так как всякому хотелось увидеть смотр. Царский багаж осиротело лежал на полу, предоставленный собственной своей судьбе.

Я пошел к коменданту города. Он мне ответил, что царский багаж его не касается.

— Помилуйте, — сказал я, — ведь это же будет неслыханный скандал, если окажется, что царь принужден будет изменить свой маршрут и возвращаться с поездом во дворец, чтобы забрать багаж.

В конце концов комендант города дал мне офицера и нескольких солдат… Но когда они явились во дворец, то оказалось, что психология их весьма отлична от психологии наших солдат:

— Пардон, — сказали они, — мы вовсе не являемся царскими носильщиками.

Опять обе стороны были правы…

С великим трудом уговорил я их взяться за дело. Царь был уже в пятистах шагах от поезда в тот момент, когда мы грузили последнее место императорского багажа.

Визиты в Вену и Мюрцштег запомнились мне с особенною ясностью главным образом вследствие разговоров, которые мне пришлось иметь с императором Францем-Иосифом.

Мы все отправились в охотничий замок, где-то высоко в Альпах, около Карлсграбена. Меня поместили в верхней части громадной морены. Мне удалось убить трех горных коз, из которых одна получила мою пулю в тот момент, когда, распластавшись, сделала скачок с одной скалы на другую, и покатилась до подножия горы. Спускаясь вниз по морене по окончании охоты, чтобы осмотреть мои трофеи, я был несказанно удивлен, увидев мою козу у ног самого Франца-Иосифа.

— Мастерский выстрел, — сказал он мне еще издали, с любезною улыбкою. («Das war ein Meisterschuss»).

Я просил прощения, объясняя, что стрелял только потому, что не был осведомлен о том, где штанд Его Величества.

Франц-Иосиф успокоил меня и сказал, что во всяком случае он не мог и не должен был убить в этот день более трех коз. Иначе он достиг бы знаменательного числа трех тысяч коз, павших от его выстрелов, и это обстоятельство дало бы место таким манифестациям и овациям охотников, которых следовало избегать в присутствии гостя — русского царя.

Император предложил мне сесть на складной стул, и мы провели вместе немало времени.

Несмотря на свой возраст, Франц-Иосиф, видимо, обладал прекрасной памятью.

— Ведь это вы были мне представлены, — сказал он тотчас же, — во время визита Сандро Баттенберга?

Я подтвердил это обстоятельство.

— Кажется, — продолжал император, — вы были одним из немногих русских, оставшихся верными Сандро… Мне даже рассказывали, что вам пришлось представлять какие-то оправдания после вашего возвращения в Россию. Расскажите мне, как было дело. Сандро мне был очень симпатичен…

Я рассказал в немногих словах, как произошла эта история, и отметил, что от грозившей мне опалы меня спасли приведенные в рапорте Александру III слова его отца на разводе в Михайловском манеже. Благодаря меня за службу в Болгарии, Александр II тогда добавил: