Самый сердитый гном - Денис Юрин

Пока маг размышлял и искал успокоения в перебирании скудных фактов, Пархавиэль старался не упустить из виду ни одной крупинки разноцветной мозаики окружавшего его мира. Красивые кареты с диковинными гербами, сменившие на дороге крестьянские повозки и волокуши, гомон торгового люда, чьи кибитки прижимались к обочине, пропуская экипажи вельмож, разноцветные наряды людей и многое, многое другое – все разжигало любопытство гнома и желание быстрее понять жизнь в новом для него мире, влиться в него, стать неотъемлемой частью этой повседневной и, казалось бы, бессмысленной суеты. Иного выхода не было, путь к возвращению в подземелья Махакана преграждали силы, которые было не побороть оклеветанному караванщику: сформировавшийся на протяжении многих веков страх горняков перед новым и дурная молва.

«А зачем мне вообще возвращаться, что я там забыл? – размышлял Пархавиэль, наблюдая за толпой закованных в цепи людей, понуро бредущих на рабские рынки столицы. – Быть как они, всеми презираемым изгоем, нет уж, увольте! Родина там, где твои близкие, где тебя любят, а что я оставил в той жизни? Друзья погибли, любимой нет, родственники – выжившие из ума старики, которые уже давно перестали меня узнавать. Нет, обратно я не хочу! Эх, только бы товарищей вызволить, спасти их из рук палача, а там втроем не пропадем! Живут же здесь гномы, приспособились».

Внезапно лошади остановились, возле кареты откуда ни возьмись появились трое солдат в стальных доспехах липового цвета с позолоченными полосками на наручах и паундорах. На блестящих поверхностях отполированных кирас были выгравированы золотые кубки – герб столицы. Увидев патруль, старенький кучер по-молодецки спрыгнул с козел и согнулся в глубоком поклоне, выронив из трясущихся рук шапку и кнут. Недоверчивые взгляды из-под надвинутых на самые брови открытых шлемов с кольчужными шлейфами пробежались по кучеру, лошадям и карете, а затем остановились на торчащей из-за приоткрытой дверцы голове гнома. Не говоря друг другу ни слова, воины переглянулись и, небрежно оттолкнув старика, направились к экипажу. Пархавиэль испугался, двое из троих вынули из ножен мечи и надели кольчужные рукавицы.

– Закрой дверцу, живо! – прикрикнул взволнованный Мартин, больно пнув гнома под коленку. – Не видишь, стража приезжих досматривает, не привлекай внимания!

Пархавиэль резко отпрянул, а вот дверцу закрыть уже не успел, широкое обоюдоострое лезвие меча просунулось в узкую щель между дверцей и стенкой.

– А ну, вылазь, вша подзаборная! – прозвучал грубый приказ распахнувшего дверцу стража.

Подручные сержанта не стали дожидаться, пока гном добровольно покинет карету. Рука в армейской перчатке схватила Пархавиэля за щиколотку и потянула на себя, но тут же отпустила, ее хозяин увидел в карете богато одетого дворянина, с удивлением взиравшего на сцену солдатского произвола. Пару секунд все молчали, патрульные опешили и не могли произнести ни слова. На помощь служивым пришел Мартин, его громкий, визгливый голос разорвал гнетущую тишину.

– В чем дело, капрал, какого черта вы, олухи, прицепились к моему слуге?! – изобразил искреннее возмущение действиями стражи маг, прекрасно разглядев, что на паундоре старшего из солдат блестели не одна, а две вертикальные полосы.

– Я сержант, милостивый государь, – робко поправил заезжего аристократа стражник, одновременно подавая рукой сослуживцам знак вложить в ножны мечи и отойти от кареты.

– С сегодняшнего дня уже нет, а будешь пререкаться, я лично прослежу, чтобы твой недотепа-командир заставлял тебя каждое утро драить казарменные конюшни! – продолжал разыгрывать из себя капризного вельможу Мартин, гневно сверкая глазами и корча страшную рожу. – У вас, филанийцев, что, принято вламываться в кареты и избивать на глазах у господ их слуг?!

– Милостивый государь, – жалобно залепетал сержант, воровато озираясь по сторонам, – стоит ли так серчать из-за какого-то гнома? Я приношу вам свои извинения и…

– Это не гном, это МОЙ шут!!! – прокричал маг, хватаясь за рукоять меча.

Пархавиэль тихо крякнул в кулак и мысленно поблагодарил соратника в самых изысканных выражениях за отведенную его скромной персоне почетную роль.

– Еще раз прошу прощения, произошло ужасное недоразумение, – оправдывался раскрасневшийся, как девица на выданье, служитель порядка. – Дело в том, что ваш гном… слуга… то есть шут очень похож на одного беглого недомерка. Ваша карета без герба, и мы подумали…

– Я вообще сомневаюсь, что твою голову могут посещать хоть какие-то мысли. Где ты видел гнома, разъезжающего в одиночку в карете? – заявил Мартин уже тише и более мягким тоном, а затем, к великой радости гнома, убрал руку с меча.

По тому, как неумело легла ладонь бузотера на рукоять, Пархавиэль понял, что магу никогда не доводилось пользоваться оружием.

– Но ваш экипаж без герба… – заикаясь, пролепетал сержант. – Ваша светлость, мы же ненароком…

Талантливый лицедей не стал дослушивать до конца невнятное бормотание служивого, а подал растерянному кучеру знак трогать и громко хлопнул на прощание дверцей кареты. Лошади тронулись, увозя вельможу и его шута к городским воротам: мимо обыскиваемых солдатами экипажей менее удачливых путников, прочь от застывшей на месте онемевшей троицы.

– А кто это был, Ковий? – робко спросил командира молодой солдат, за что и получил увесистую оплеуху. Сержант Ковий Понурис сам не мог понять, почему пропустил карету не только без досмотра, но даже не узнав имени владельца.

Уже через десять минут карета выехала из лабиринта экипажей и крытых брезентом торговых фургонов, досматриваемых прямо на дороге. Таможенный пост находился в двадцати шагах перед каменной сторожевой башней, одиноко возвышающейся на невысоком холме по левой стороне широкой реки, названной Леордедроном в честь какого-то героя или предсказателя.

Сколько Пархавиэль ни пытался расспросить спутника об этом древнем муже или о конструкционных особенностях огромного арочного моста, нависшего над рекою, маг лишь отмахивался и требовал оставить его в покое. Мартин устал, ему надоел докучливый гном и его многочисленные вопросы, ответы на которые не приближали к разгадке тайны, а лишь удовлетворяли досужее любопытство маленького ворчуна. После десятого или двенадцатого вопроса, заданного в пустоту, Пархавиэль обиженно отвернулся к окну и принялся увлеченно рассматривать плывущие по реке барки и грозно возвышающиеся на правом берегу высокие стены городских укреплений.

Мост закончился неожиданно, он плавно перешел в десятиметровую арку городских ворот. Зрелище было величественным и захватывающим: поток людей и карет стремился в раскрытую пасть огромного окаменевшего чудовища, лежавшего на берегу реки. Пархавиэль еще ни разу в жизни не видел зрелища такого размаха. По сравнению с аркой пограничные ворота Махакана казались всего лишь узенькой щелочкой, едва заметной трещиной в древнем монолите.