Приключения Ричарда Шарпа. т1. - Бернард Корнуэлл

– Ублюдок, – повторил Шарп. Он хотел не просто убить Типу, но и удостовериться в его смерти.

Дым затянул яркий проем, за которым одни, проиграв, умирали, а другие, победив, грабили умирающих.

– Милосердие – привилегия Бога, но не человека, – сказал по-персидски султан. – Я не должен был оставлять тебе жизнь. – Он прицелился и спустил курок, но ружье не выстрелило. В панике последних секунд адъютант подал ему незаряженное оружие. Типу улыбнулся, отбросил ружье и вынул из ножен саблю. Левый рукав намок от крови, еще больше ее было на шароварах, но султан не выказывал страха; похоже, неожиданная ситуация даже доставляла ему удовольствие. – Как же я вас всех ненавижу, – добавил он спокойно, рассекая клинком воздух.

Шарп понял Типу не лучше, чем Типу понял Шарпа.

– Жирный недомерок. Ты забрал у меня медаль. А у меня другой никогда и не было.

Типу лишь улыбнулся. Он смочил шлем в фонтане жизни. Не помогло. Магия не помогла. Остался только Аллах. Он ждал, когда ухмыляющийся красномундирник выстрелит, но за спиной кто-то крикнул, и Типу повернулся, надеясь, что кто-то из стражи все же выжил и пришел на помощь.

В туннеле никто не появился, и султан снова посмотрел на Шарпа.

– Прошлой ночью я видел смерть. – Он сделал еще несколько шагов и поднял кривую саблю. – Мне снились обезьяны, а обезьяны означают смерть. Нужно было убить тебя раньше.

Шарп выстрелил. Пуля пошла выше, чем он хотел. Он хотел попасть в сердце, но попал в висок, и голова султана дернулась. Типу упал не сразу. Кровь уже пропитывала подбитый шерстью шлем, но он все же нашел силы повернуть голову и посмотреть врагу в глаза. Сабля выпала из онемевших пальцев, губы дрогнули в последней улыбке, и правитель Майсура медленно завалился назад.

Эхо выстрела еще било в уши, и Шарп, склонившись над Типу, не слышал собственного голоса.

– Мне нужен твой рубин. Я на него сразу глаз положил. С первого раза. Полковник Маккандлесс говорил, что миром движет богатство, так что я хочу получить свою долю. – Типу был еще жив, но не мог пошевелиться. Неподвижные глаза смотрели на Шарпа. И вдруг моргнули. – Еще не помер? – Шарп потрепал его по окровавленной щеке. – А ты смелый парень, толстяк. Этого у тебя не отнимешь. – Он сорвал с плюмажа рубин, а потом снял с умирающего и остальные драгоценности: изумрудное ожерелье и нить жемчуга с шеи, усыпанный драгоценными камнями браслет с руки и перстни с бриллиантами с пальцев. Стащил пояс, на котором при первой их встрече висел кинжал с огромным бриллиантом, лунным камнем, в рукояти, но обнаружил только сабельные ножны. Ножны Шарп забрал, а саблю не тронул. Он даже поднял лежавший в грязной луже клинок и вложил его в руку умирающему. – Саблю можешь оставить, ты хорошо дрался. Как и подобает солдату. – Он поднялся и вдруг, неожиданно для себя, встретив взгляд султана, неловко отдал ему честь. – Возьми клинок с собой в рай и скажи там, что тебя убил другой настоящий солдат.

Глаза закрылись. Типу вспомнил молитву, которую этим утром переписал в свою тетрадь. "Я полон греха, а Ты, Аллах, море милосердия. Где же милосердие Твое и где мой грех?" Молитва принесла утешение. Боль ушла, тело не ощущало ее, но оно и не подчинялось больше его воле. Все происходящее напоминало сон, и в этом сне он плыл на золотой ладье по теплой реке под благословенным солнцем. Мир и покой снизошли к нему. Должно быть, подумал Типу, это и есть дорога в рай. Да будет так.

Глядя на умирающего, Шарп не чувствовал ненависти или злобы. Ему было жаль Типу. Султан был хоть и смертельным, но также и смелым врагом. При падении правую руку Типу прижало телом, но хотя Шарп и подозревал, что на ней можно найти еще один браслет, вытаскивать ее он не стал. Типу заслужил того, чтобы упокоиться с миром. К тому же Шарп был достаточно богат – снятые драгоценности оттягивали карманы, усыпанные сапфирами ножны лежали под истрепанным мундиром. Он поднял заряженный мушкет и зашагал к заваленному телами выходу. Какой-то сержант из 12-го полка, увидев выходящего из туннеля незнакомца, схватился было за штык, но потом признал своего по грязному мундиру и опустил оружие.

– Там есть кто живой?

– Только какой-то толстяк, – ответил Шарп, перебираясь через баррикаду из мертвых тел. – Умирает.

– Есть чем поживиться?

– Ничего стоящего. А вот дерьма там хватает.

Сержант нахмурился – вид рядового ему явно не понравился.

– Из какого полка?

– Не из твоего, – коротко ответил Шарп и пошел прочь, мимо ликующих красномундирников и сипаев.

Впрочем, веселились не все. Некоторые добивали запертых в ловушке врагов. Сражение длилось недолго, но крови пролилось много, и теперь победители утоляли жажду мести. Полковник Уэлсли привел своих людей, и теперь они окружали дворец, чтобы предотвратить разграбление. Небольшим улицам повезло меньше – из оставшихся без защиты домов уже неслись крики. Люди в полосатых туниках, те, кому удалось выйти из боя живыми, спасались бегством, покидая город, в котором одиноко умирал султан Типу.

Сержант Ричард Шарп повесил на плечо мушкет и пошел вдоль стены, ища вход в город. У него еще осталось несколько минут свободы до того, как армия снова примет его в свои железные объятия, но он победил, и доказательства победы приятно оттягивали карманы. Надо было выпить.

На следующий день пошел дождь. Это был еще не муссон, но в ярости разбушевавшаяся стихия почти не уступала людям, в полной мере проявившим ее накануне. Теплый проливной дождь смыл кровь с городских стен и унес с улиц скопившуюся за сухой сезон грязь. Кавери едва не вышла из берегов, поднявшись так высоко, что перейти ее вброд у бреши стало невозможно. Услышь небо молитвы Типу, потеряй британцы еще один день, и город был бы спасен.

Но Типу в Серингапатаме уже не было, а его место во дворце, охраняемом красномундирной стражей, занял раджа. Спасенный от разграбления солдатами, дворец не избежал печальной участи, только в роли мародеров выступили не опьяненные пролитой кровью рядовые, а их офицеры. Ни барабанящий по узорчатой крыше дождь, ни лужи во дворе не помешали им распилить тигровый трон, взойти на который так и не успел Типу. Они крутили ручки органа и смеялись, когда механическая лапа скребла по лицу деревянного солдата. Они срывали шелковые шторы, выковыривали из мебели драгоценные камни и удивлялись простоте и безыскусности спальных покоев султана. Ревевших от голода шестерых тигров пристрелили.

Отец Типу, великий Хайдар Али, лежал в мавзолее Гумбаз, неподалеку от города, и когда дождь наконец прекратился и окружавший мавзолей сад ожил под лучами выглянувшего солнца, туда перенесли и останки последнего султана. Выстроившиеся по пути движения погребальной процессии британские солдаты отсалютовали мертвому врагу, которого в этом последнем земном путешествии сопровождали под приглушенную барабанную дробь его побежденные воины.

Шарп, с тремя новенькими белыми полосками на линялом красном рукаве, тоже в этот час оказался у мавзолея.

– Интересно, кто его убил? – Полковник Маккандлесс, успевший переодеться в чистую форму и даже подстричься, незаметно подошел к новоиспеченному сержанту.

– Кому-то подфартило, сэр.

– Кто-то стал богачом, – проворчал шотландец.

– Думаю, сэр, он это заслужил.

– А я думаю, богатство ему впрок не пойдет, – с чувством проговорил полковник. – Промотает впустую. Спустит на шлюх и выпивку.

– По-моему, сэр, не самое плохое, на что можно потратиться.

Маккандлесс поморщился, упрямое безразличие Шарпа его раздражало.

– Один только рубин стоит генеральского жалованья за десять лет. Представьте только, десять лет!

– Досадно, что пропал, – бесстрастно заметил сержант.

– Жаль, да? – согласился полковник. – Но я слышал, вы были около Прибрежных ворот?

– Я, сэр? Нет, сэр. Только не я, сэр. Я все время был с мистером Лоуфордом.

Маккандлесс недоверчиво посмотрел на него.

– Один сержант из Олд Дазн доложил, что видел, как какой-то диковатого вида солдат выходил из туннеля, где потом нашли Типу. – В его голосе проступили обвинительные нотки. – Сержант утверждает, что на нем был мундир с алым кантом и без пуговиц. – Полковник скользнул неодобрительным взглядом по мундиру Шарпа, который, найдя время пришить сержантские нашивки, не позаботился о пуговицах. – Говорит, что ошибиться не мог.

– Сами знаете, как оно бывает, сэр. В суматохе битвы... Бедняге просто померещилось.

– А кто подбросил тиграм сержанта Хейксвилла? – не отступал Маккандлесс.

– Это, сэр, одному Богу известно, а у Него не спросишь.

Заявление тянуло на богохульство, и полковник нахмурился.

– Хейксвилл говорит, это сделали вы.

– Хейксвилл, сэр, тронулся рассудком. Ему веры нет никакой.