Ничьи котята - Евгений Валерьевич Лотош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Дзинтон заглянул в комнату.
– Как дела? – спросил он, подмигнув. – Трудишься?
– Я читаю, – смущенно улыбнулась Карина. – Я сегодня уже две главы по географии прочитала!
– Молодец! – похвалил ее папа. – Ну-ка, как у нас главная столица Четырех Княжеств называется?
– Э-э-э… Каменный Остров! – вспомнила девочка. – А раньше он был столицей Камуша, одного из Четырех княжеств, пока они еще не объединились.
– Умничка! А может, ты еще вспомнишь, где расположен хребет Шураллаха?
– Не-а, – Карина помотала головой. – Я такого еще не знаю.
– На Западном континенте, в южной части, – пояснил Дзинтон. – Самый большой горный хребет в мире, хотя и не самый высокий. Там широкие степи, в которых раньше кочевники разводили овец и лошадей, потом лес, а потом начинаются горы. Сначала небольшие отроги, потом скалы все выше и выше. На самых высоких горах круглый год лежит снег, и с ледников бегут холодные речки. Потом на востоке они сливаются в полноводную реку Кронг, на которой стоит город Грашград. Слово «шура» на кленге, одном из старых языков Граша, означает «клыки», а «ллаху» – место. Тамошние жители считают, что горы упираются в самое небо.
– Здорово! – мечтательно произнесла Карина. – Не то что наши низенькие горы…
– Ну, наши горы тоже интересные, – Дзинтон поднял палец. – Можно даже сказать – уникальные, таких в мире совсем немного. Они называются «лакколиты». В таких местах миллионы лет назад подземная лава пыталась пробиться на поверхность, но не смогла. Зато она высоко выгнула землю, так что получились горы. Так что, возможно, где-то в Граше сейчас сидит вот такая же девочка, как ты, и мечтает приехать в Масарию, чтобы посмотреть на них и на наше море.
– А я бы хотела уехать отсюда насовсем, – вздохнула Карина. – Насовсем и навсегда.
– Из-за Института? – Дзинтон посмотрел на нее сверху вниз. Девочка кивнула и плотнее прижалась к нему. Он погладил ее по голове. – Понятно. Кара, знаешь, я именно потому к тебе и пришел.
Карина вывернула шею и снизу вверх посмотрела ему в лицо.
– Кара, ты боишься, что Институт человека не оставит тебя в покое. Что он рано или поздно доберется до тебя, и тогда ты вернешься в его лаборатории. И, в общем-то, все верно. Они тебя в покое не оставят. А я не могу всю жизнь держать тебя под своим крылом – ты должна жить независимой, настоящей жизнью. Вот почему сегодня Института человека не станет.
– Что? – потрясенно спросила девочка.
– Что слышала, – улыбнулся Дзинтон. – Сегодня Институт человека прекратит свое существование раз и навсегда. А директор Джой Митера сядет в тюрьму всерьез и надолго. Кара, хочешь увидеть, как это произойдет?
– Хочу! – яростно кивнула та. – Очень хочу! А можно?
– Можно и нужно. Только тогда ты наконец-то поверишь, что прошлое ушло навсегда. Единственный способ победить свой страх – взглянуть ему в глаза и преодолеть его. Но у нас мало времени. Нам нужно побыстрее добраться до Института, иначе пропустим все самое интересное.
Он стремительно поднялся с кровати, поднимая вместе с собой Карину. Девочка вся напряглась. Она почувствовала, как самостоятельно шевелятся ее невидимые руки – от страха или от злости, не разобрать. В Институт? И Института больше никогда не будет? Вот здорово!
Топоча босыми ногами по деревянному полу, они быстро прошли к выходу и обули сандалии. По дороге Дзинтон заглянул в кухню.
– Цу, мы с Карой погулять. Вернемся часа через три, так что к обеду можем не успеть – оставьте что-нибудь пожевать.
– Хорошо, – откликнулась девушка. – А вы далеко?
– По делам, – ушел от ответа Дзинтон. – Если что, зови по прямому каналу. Да, и включи свое новое радио через полчасика. Что-то мне подсказывает, что ты не пожалеешь.
Карина мимоходом тоже заглянула в кухню. Ну конечно – Саматта опять прилип к Цукке и, похоже, рассказывал ей что-то интересное. Наверное, они влюбились друг в друга. Ну ладно, Цукка еще не очень старая, но Саматте-то уже за тридцать. Он же совсем старик, умрет, наверное, скоро! Не поймешь этих взрослых…
– Папа, а Цукка с Саматтой влюбились друг в друга? – поинтересовалась она, когда они вышли за ворота.
– Много станешь любопытный нос в щелки совать – прищемят, – рассеянно откликнулся тот. – Подрастешь – сама разберешься. А пока надо торопиться, Эхира ждет. Ну, мелкая и слабосильная, спорим, что ты за мной не угонишься?
Вызов прошел почти точно в полдень. Вай как раз бросил взгляд на настенные часы, на табло которого светились цифры 09:76, и, выдернув из терминала личную карту, начал выбираться из-за стола. В животе тихо пробурчало, и как бы в унисон с бурчанием прозвенела трель коммуникатора.
Репортер тихо ругнулся. Наверняка очередной носитель сенсационной новости о застрявшей на дереве кошке или кошмарной автокатастрофе с поцарапанным бампером и разбитым подфарником. Задрали вконец…
– Канал «Трибуна». Слушаю, – нехотя произнес он, нажимая на клавишу приема. К некоторому его удивлению, коммуникатор не показал номер вызывающего. На его памяти за последний год такое случалось только дважды, и оба раза – из-за неисправности, как выяснилось, базовой станции оператора связи. В остальном аппаратура, негласно установленная в редакции, отслеживала даже звонки с номеров спецслужб, что однажды после звонка разъяренного сюжетом сотрудника Службы общественной безопасности даже позволило устроить крупный скандал. Экран также не соизволил показать восторженную физиономию доброхота – судя по всему, вызов шел с пелефона.
– Вай Краамс? – осведомился голос.
– Да, – слегка удивленно откликнулся репортер. О его незапланированном сегодняшнем дежурстве на входящих знали только три человека, и ни одному из них голос не принадлежал. – Слушаю.
– Бери резервную группу, две камеры и через полчаса будь возле ворот Института человека. И предупреди руководство о прямом эфире начиная с десяти сорока. Плевать, что там стоит в сетке. Запомнил?
– Эй! – возмутился репортер. – Ты кто? И что я забыл у Института?
– Мое дело предупредить. Если не соизволишь оторвать задницу от стула, локти кусать станешь до конца
