Ведьма княгини - Симона Вилар

— Да, Ольга исхитрилась лишить нас чар леса, — произнес Маланич, глядя на солнечные отблески над дальней чащей. — Боги сильны принесенными им требами, они наполняются силой отданных им жертв, а Ольга отдала Перуну почти всех лучших наших мужей. Хитростью вызвала их и велела убить и наших воевод лучших, и мудрых бояр, имевших опыт войны. Эти же, что пришли к Искоростеню из своих боров и болот, и воевод-то над собой не имеют, и сражаться будут, кому как на душу придет. Но если мы, надеясь не на них, а на своих покровителей Морену и Чернобога, вновь дадим им достойную жертву, то они опять приобретут силу. Вспомни, Мал, древляне всегда были сильны и защищены не воинами своими, а именно чарами.

Тут Мал повернулся к Маланичу, схватился за посох в руке волхва, притянув его к себе вместе со служителем. Будучи ниже Маланича, смотрел на него снизу вверх, однако было что-то в его взгляде, и кудеснику показалось, что князь смотрит на него свысока. И маленькие, невыразительные глаза Мала горели сейчас, как плошки.

— Где я найду тебе нового князя в жертву темным силам, а, кудесник?

И, отстранив чародея, пошел по заборолу к воротам. Шел, высоко подняв руку с мечом, и, видя это, люди во граде и столпившиеся вокруг Искоростеня лесные жители разразились громкими приветственными криками. Князь шел! Их князь Мал, за которого они были готовы сражаться до конца!

Маланич же смотрел на удалявшуюся коренастую фигуру Мала широко открытыми глазами. Как будто только сейчас он прозрел, только сейчас увидел в Мале истинного правителя. Князя! А Мал еще спрашивает, где он возьмет жертву для темных богов!

Кудесник не сразу заметил, что улыбается — удовлетворенно и зловеще… Но он быстро взял себя в руки, оглянулся, не заметил ли кто его усмешку, не догадался ли кто о его замыслах? И он впервые подумал, как хорошо, что русичи пленили его соперника Малкиню, что некому теперь узнать, какие мысли таятся под серебряным очельем на высоком лбу волхва. И Маланич, подхватив подол своего длинного белого одеяния, почти бегом догнал князя, встал рядом, когда тот велел растворить ворота и опустить поднятый на осмоленных канатах мост через ров.

Так они и вышли к собранному воинству — князь Мал Древлянский и его верховный волхв. Двигались среди громыхавших оружием, подкидывавших меховые колпаки дружин, бивших в барабаны, размахивавших рогатинами и поднятыми луками. А потом к князю выехал тот, кто за столь короткий срок смог собрать этих людей, кто галопом промчался от селища к селищу, поведал о беде, убедил пламенными речами вспомнить былые времена, когда Русь не стояла над ними, а набеги древлян были для соседних племен страшнее налетов трехглавого огненного змея.

И вот теперь они тут. Жители древлянской столицы, обитатели окрестных селищ и даже дружина Мала, — все были сражены, растеряны, испуганы. Они, столь долго верившие, что их надежно защищает чародейство; ликовавшие при мысли, что воля их князя свершилась и сама киевская княгиня приехала к нему как невеста; сбитые с толка, когда пришло понимание, что их обманули и что небесные божества не просто вернулись, лишив их защиты темных сил, но и встали на сторону Руси.

А вот отправленный с особым поручением тайный поверенный верховного волхва, Мокей вдовий сын, решился на поступок, который сейчас все одобрили. Он созвал к Искоростеню рать, которая могла всех защитить. Сейчас Мокей по сути возглавлял собранное им в столь короткий срок воинство, он один из немногих древлян был верхом, гарцевал на сильном гнедом коне, какого выбрал для него волхв Маланич, вздыбливал его, одной рукой натягивая поводья, а другой потрясая охотничьей рогатиной с тяжелым длинным острием.

«Хорошо на коне-то держится, — почти с удовольствием подумал Маланич. — Среди древлян это не так часто и встречается».

Вопреки собственному ожиданию Маланич не был зол на ослушника Мокея. Да, если бы он выполнил его волю… Все бы было иначе. Волхв понимал этого дерзкого парня. Он ведь сам некогда выбился из низов, сам хотел возвыситься. Но у него был дар чародейства, а у Мокея такового не было. Зато у него имелись смелость и дерзость, ум и сила, привлекавшие к нему людей. И еще смекалка, позволившая сообразить, чем ему грозит замысел волхва Маланича. Теперь же он вернулся. Да не один, а с собственной ратью. Теперь и гнев верховного служителя ему был не страшен.

Маланич это уже понял. Что ж, у каждого свой удел. Но толковых и расторопных он все равно ценил. Поэтому, когда Мокей вдовий сын соскочил с коня и низко поклонился сперва князю, а затем и верховному волхву… Причем последнему осмелился улыбнуться своей красивой дерзкой улыбкой, рывком откинул густые русые волосы за плечи («Бабам такой нравится», — опять отметил про себя Маланич), кудесник вполне милостиво поглядел на него. А выслушав его полную веры речь, что-де они отстоят родные края от находников, волхв даже подмигнул рьяному парню. Дескать, понимаю тебя. Возвыситься захотел. Ну что ж, у нас найдется для тебя работенка, погоняешь молодецкую кровушку, когда будешь сдерживать отряды русичей, пока мы займемся чем надо…

Мокея кажущееся радушие обманутого им волхва, наоборот, насторожило. Он понимал, что пока он во главе собранных им людей, пока в силе, волхв не будет ему вредить. А потом… Но сейчас никому не ясно, что будет потом. Для себя Мокей только решил, что он не даст себе пропасть, как ощипанному куренку. Если дело у них выгорит, если они покажут Руси, что могут бороться, он возвысится. А если нет… Мокей не забыл еще, как ужаснулся, поняв, что подле жестокосердной Ольги находится его враг, ведьма Малфрида. А с другой стороны Маланич. Но была не была. Как говорится, кто хорошо начал, тот сделал половину. Просто ему надо быть всегда настороже.

Вот он и был внимателен и напряжен, когда они с князем Малом и его окружением обсуждали, как будут сражаться. Маланич вроде ни во что не вмешивался, даже когда Мокей дал понять, что теперь он главный воевода древлянских войск. Он, ну и еще один старый воин, верно служивший в Искоростене и тоже выдвинутый теперь Малом в главы воинства. И когда Мал велел выдать своим новым воеводам из кладовой по отменной кольчуге хазарской работы, Мокей ощутил настоящую гордость. На старого воеводу из града посмотрел едва ли не с насмешкой. Пусть уж этот служит при князе, как и ранее служил, а вот Мокею сидеть за заборолами (да еще под боком мстительного Маланича) — это все равно, что соколу на насесте томиться. И он выступил вперед, склонился перед князем, потом подбоченился, поправил на голове свою волчью клыкастую накидку.

— Позволь слово молвить, княже. Я ведь в лесах вырос, знаю их как никто, да и наслушался сызмальства рассказов стариков, как они еще от ратей Олега свои чащи обороняли. Поэтому позволь отправиться к дальним тропам, какие от, Руси ведут. Там мы им головы поморочим, удержим, пока вы тут град укрепите да все же постараетесь столковаться с волынянами. Вот когда будете готовы со Свенельдом сразиться, мы снова сюда прибудем. Ведь Свенельд войска поведет? — повернулся он туда, где подле Мала стояли ведуны-волхвы в своих светлых одеждах. И когда те согласно кивнули, он только отметил про себя, что со Свенельдом опять Малфрида может явиться. Сглотнул ком в горле, но продолжил громко: — Я им подступы закрою, мои люди их пощиплют, напомнят, что нас не только нежить охраняет. А там… Вот тот же Маланич мудрый говорил мне, что я удачливый, как о двух головах родился.