Русский эксперимент - Александр Зиновьев

Ф: А компьютеры?! Обещают с их помощью усовершенствовать всю сферу власти и управлений!

П: Как показал опыт, компьютеры производят какое-то переструктурирование этой сферы, но не ведут к ее сокращению. К тому же эти люди сами образуют социобиологический «компьютер».

Ф: Значит, в августе 1991 года Горбачев и Ельцин просто выключили «компьютер» аппарата КПСС. Так чего же мы удивляемся тому, что аппаратчики покорно разошлись по домам. Они вне своего «компьютера» просто ничто.

П: Сделают новый живой «компьютер», еще более громоздкий, зато менее эффективный с точки зрения интересов общества как целого.

Неожиданное приглашение

Ф: Сегодня нас приглашает на обед тот самый человек, который послужил прообразом для твоего литературного персонажа — для Аппаратчика. Приглашает к себе на дачу, вернее — в свое поместье.

П: Поместье?!

Ф: Ты еще не отучился удивляться! Все номенклатурные работники сохранили имущество, приобретенное в доперестроечный период, и приумножили в постсоветский. Приватизировали за гроши квартиры и дачи, которые бесплатно получили от государства.

П: Я не против. Любопытно посмотреть на него. Это далеко?

Ф: Километров сто. Он за нами машину пришлет.

Философ позвонил Аппаратчику. Тот сказал, что машина будет через полчаса. Это — машина, которую он держит на городской квартире. В машине будет охранник — теперь без этого опасно ездить даже днем. Ровно через полчаса Писатель и Философ садились в роскошный «мерседес». Дверцу машины услужливо открыл мужчина лет тридцати, крепкого сложения, очень похожий на телохранителей боссов гангстерских банд в голливудских фильмах.

Много лет назад специальный курс лекций, который Писатель, тогда еще молодой, но уже зарекомендовавший себя ученый, читал в университете, начал посещать скромный студент. Он аккуратно записывал лекции Писателя, читал рекомендуемые книги, сделал дипломную работу под руководством Писателя и получил предложение работать в институте, в котором работал сам Писатель. Но ученик неожиданно для Писателя отказался. У них тогда состоялся по этому поводу разговор.

Будущий аппаратчик сказал, что научная и профессорская карьера его не увлекает. Способности к выдающимся достижениям в науке он в себе не ощущает. Просиживать дни и ночи над поисками доказательств теорем и методов решения заумных проблем — это не в его натуре. И ради чего? Он сослался на пример Писателя: серьезные результаты в науке, известность в профессиональных кругах на Западе, а квартиру не дают, на международные конгрессы не выпускают, на премии не допускают, в академию отклоняют, отечественные коллеги, подыхая от зависти, игнорируют, на каждом шагу пакостят и т.д. Так ради чего гробить жизнь таким путем?! Ему предложили работу в... одном важном учреждении. Он не стал уточнять, а Писатель не стал допытываться, ибо было ясно без слов — аппарат ЦК или КГБ, как тогда шутили — аппарат ЦК КГБ. Дают квартиру сразу (у Писателя тогда вообще не было даже отдельной комнатушки!). Зарплата — какую он смог бы получать в науке лишь после защиты докторской диссертации, т.е. минимум через восемь лет. И ряд других привилегий. Он не строит никаких иллюзий на свой счет. Да, он продается за комфортабельную жизнь. И не видит в этом ничего плохого. Работа не хуже других. По крайней мере без лицемерия, с какими живут почти все наши интеллектуалы. Они, кстати сказать, хапают не меньше других, а побольше. И при этом корчат из себя жертв режима.

У них сохранились дружеские отношения. Регулярно встречались. О своей новой работе Аппаратчик своему бывшему учителю ничего не рассказывал. Зато охотно «теоретизировал». И из, казалось бы, абстрактных слов его Учитель узнавал о работе аппарата больше, чем из официальных документов. Ученик (по слухам) делал успешную карьеру где-то в глубинах «аппарата». На вид не вылезал. Но постепенно приобретал закулисную известность в московских интеллигентских кругах и вес. О нем ходили всякие слухи. Будто он стал близким человеком Андропова, руководил неофициальным «Комитетом Интеллектуалов» при нем. Этот «Комитет» якобы готовил андроповские реформы. Говорили также, будто именно Аппаратчик помог Писателю выбраться на Запад. И завидовали Писателю — высылка на Запад считалась высшей наградой, Запад воспринимался как средоточие всех благ. И распространяли сплетню, будто Писатель — агент КГБ, будто из него специально сделали диссидента, чтобы выслать на Запад и внедрить в ЦРУ. И это давало дополнительное моральное оправдание коллегам Писателя в их подлостях по отношению к нему.

В 1980 году Писатель написал книгу о советской системе власти, прототипом главного героя которой действительно стал его бывший ученик.

Откровенность

Въехали в лесной массив. Металлические ворота на участок Аппаратчика открылись автоматически. Подъехали к трехэтажной вилле, какие Писатель на Западе видел только в районах для богатых и важных персон. Встречать гостей вышло многочисленное семейство Аппаратчика — жена, сын с женой и детьми, две дочери с мужьями и детьми. Писатель догадался, что устремившийся к нему с объятиями пожилой, полный и лысый мужчина и есть его бывший студент и аспирант. Неловкость такой необычной встречи скоро прошла. Наступила непринужденная атмосфера, как будто и не было никаких десятков лет полной драматизма и трагизма жизни.

Пока женщины накрывали стол, хозяин предложил Писателю прогуляться по парку. Ходили молча. У Писателя никак не укладывалась в сознании реальность переживаемого. Он вспоминал худого, плохо одетого, скромного парня из глухой русской провинции. И вот рядом с ним идет холеный, по западному одетый владелец несметного богатства! Неужели действительно ради этого творилась великая историческая трагедия?!

После обеда хозяин с Писателем уединились в кабинете. Поболтали о том о сем. Кое-что вспомнили. Писатель подписал несколько своих книг. Полистав их, Писатель увидел, что текст был во многих местах подчеркнут разноцветными карандашами, а на полях были многочисленные пометки. Значит, его книги тут не просто читались, а вычитывались.

А: Видишь, мы были самые внимательные твои читатели. И во многом — ученики и последователи. Все идеи перестройки фактически содержались в твоих книгах.

П: И потому вы ссылались на кого угодно, только не на меня, и мое имя оставалось под запретом.

А: Всему свое время.

П: Скажи откровенно: неужели ты не предвидел, к каким последствиям приведет перестройка?!

А: Когда-то ты, мой учитель, в ответ на упреки Сталину, будто страна оказалась неподготовленной к войне с Германией, говорил: мы готовились к войне, но у нас просто не было сил и времени подготовиться лучше. И Гитлер это понимал. Он был не дурак, выбрал для начала войны наилучший момент. Мы совместно с союзниками разгромили Германию. Что, разве немцы плохо воевали? Лучше невозможно. Исход войны решил перевес сил союзников. Так?

П: Так.

А: Мы были очень хорошо обо всем информированы. Ты сам писал, что страна неумолимо двигалась к кризису.

П: К кризису, а не к краху.

А: Но крах и ты не предвидел. Его не предвидели и наши противники.

П: В самом начале перестройки я писал, что она неминуемо приведет к краху. И ввел термин «катастройка».

А: Знаю. Это и мы стали понимать. И стали принимать меры. Но ведь шла настоящая война, пусть «холодная», но война. И мы вынуждены были считаться с условиями и нашими силами. Ты знаешь, чем кончилась попытка остановить движение страны к катастрофе.

П: Попытка бездарная! Она фактически сыграла роль провокации.

А: Да. Но посмотрел бы я, что сделал бы ты на нашем месте! Мы сделали максимум возможного в тех условиях. Хорошо, что хоть что-то сделали. Кто знает, может быть, было бы еще хуже, не сделай мы эту попытку. Ведь мы имели дело с реальными людьми, а не с абстрактными. Других не было! А те, что были, на другое не были способны.

П: Эти люди выдвинулись благодаря перестройке. Они ее начали.

А: Да. Но вернемся в доперестроечный период! Ты сам прекрасно знаешь о том, какая обстановка сложилась в нашей системе власти управления. Андропов это понимал.

П: Ты думаешь, если бы он прожил еще лет десять, процесс пошел бы иначе?

А: Кризис все равно разразился бы. Но крах можно было бы предотвратить. Нас бы отбросили, но не так, как это сделали без него. Он — не предатель. Коммунистическую систему могли бы сохранить. В сильно измененном виде, но сохранили бы. И партию сохранили бы.

П: Значит, ты тоже думаешь, что крах начался сверху?

А: Борьба за власть в условиях нараставшего кризиса и поражения в Холодной войне переросла в предательство, капитуляцию и контрреволюцию.

П: Почти без сопротивления.

А: Оставим праздные разговоры. Прошлое уже не переделаешь. У меня к тебе деловое предложение.