Змеи города роз - Юлия Арвер

– Что ты устроил? – буркнул Ансар, сверля меня гневным взглядом.

– Всего-то хотел открутить голову этому ублюдку. Разве нельзя? – процедил я, все еще пожирая взглядом закрытую дверь кубрика, из-за которой вновь доносились оживленные голоса. Меня обсуждали, твари! – С чего они взяли, что мы с наместницей – любовники?

– Она так рьяно цеплялась за тебя после нападения кадара, что все все поняли. Даже воевода не убедил Амаль Кахир отпустить твою руку. Я попытался, но она чуть не сожгла меня.

Я потрясенно заморгал, позабыв о необходимости что-то ответить. Значит, полные слез глаза наместницы мне не приснились. Она и вправду отчаянно спасала меня… А после оттолкнула…

– Мне все равно, что вас связывает, – поспешил добавить Ансар. – Главное, не зазнавайся. Лавры нужно зарабатывать честным трудом, а не трудом в постели Амаль Кахир.

– Нас с наместницей ничего не связывает, – прорычал я, сжав кулаки до дрожи в пальцах. – Лучше скажи, почему они уверены, что я не еду в Даир? Амаль Кахир лично говорила мне, что там ей понадобится моя помощь.

– Сегодня утром она объявила список из десяти человек, кто отправится с ней, но твоего имени в нем не было, – пожав плечами, ответил Ансар.

Злость вновь вскипела в груди и огненным комком подступила к горлу. Не прощаясь, я бросился к кабинету командира. Собственная бесполезность оскоминой сводила зубы. Наместница больше не нуждалась в солдате, которого ей то и дело приходилось спасать.

– Правильно, иди проветрись. Больше никаких драк среди своих! – крикнул мне вдогонку Ансар, но я уже не слушал.

Из-под двери кабинета Беркута пробивался неясный свет свечей. Значит, командир на месте. Я грубо постучал и, не дожидаясь ответа, ворвался внутрь. Беркут что-то писал на листке писчей бумаги, когда я по-хамски распахнул дверь.

– Очухался? Это хорошо, – несколько пренебрежительно бросил мне командир, вернув перо в чернильницу.

– Почему меня вычеркнули из списка сопровождения? – требовательно спросил я.

– Ты забываешься, солдат, – процедил Беркут. – Не смей говорить со мной в таком тоне! Я не рядовая шавка, вроде тебя!

Я ощутимо прикусил язык, возвращая себе спокойствие, и заговорил вежливее:

– Простите, командир. Перед нападением наместница сказала, что нуждается в моей помощи. Почему сейчас я вычеркнут из списка?

– Это распоряжение Амаль Кахир. Мало того, она пожаловала тебе достойную награду за попытку спасти ее от кадара и велела убираться из поместья не позже, чем послезавтрашним утром.

Я вновь заморгал, переваривая слова Беркута. Амаль выгнала меня?! После того, как сама же спасла?!

– Но почему? – процедил я, размеренно дыша в попытках усмирить бурю.

– Понятия не имею. Советую самому спросить у наместницы, если она, конечно, захочет с тобой разговаривать, – отрезал командир.

С этими словами он отпер небольшим ключом длинный выдвижной ящик стола и достал оттуда увесистый бархатный мешочек. До моих ушей донеслось отчетливое позвякивание монет. Беркут швырнул его мне без предупреждения. Ведомый инстинктом, я поймал мешочек, ощутив его тяжесть. Наместница не поскупилась, расплачиваясь за мою провальную попытку ее спасения.

Я внимательно вгляделся в равнодушное лицо Беркута. Говорил бы он со мной с таким же спокойствием, если бы знал, что я нагло гладил руку его женщины? Почему же солдаты не насмехались над командиром? Почему именно меня записали в ее фавориты? Разве никто не знал об отношениях Амаль с Беркутом? И почему я сам о них забыл?

– Непременно спрошу, – процедил я и покинул кабинет командира, ощущая небывалую близость провала. Вот он – протяни руку и дотронься до позора, от которого не отмыться, как ни отхаживай тело горячим веником в бане. Разведчик… Курам на смех!

* * *

Следующим утром я сердито забросил все свои нехитрые пожитки в побитый жизнью парусиновый вещевой мешок и оказался предоставлен сам себе. Соседи не скрывали насмешку на лицах, но озвучивать ее не решались. Мое изгнание не вызвало сожаления в душах людей, с которыми я так и не нашел общего языка. Мне тоже не полагалось его испытывать, но глупая горечь незаметно проникла куда-то под ребра, обвила каждую жилу, смешалась с кровью и с ней же победоносно проскользнула в сердце. Обманывать себя оказалось не так-то просто. Я стремился сопровождать Амаль не для того, чтобы уберечь ее ради Тира. Я бы уберег ее ради нее самой. Как она уберегла меня… Скажи мне кто-нибудь об этом всего месяц назад, я бы рассмеялся в лицо шутнику. Сейчас же вместо смеха губы изгибались в гримасе гнева.

Явившись без приглашения в дом Амаль, я замер в ожидании у подножия лестницы. Казалось, время превратилось в кисель и застыло. Вокруг сновала прислуга, солдаты косились на меня в недоумении, а я топтался и топтался на месте, вознамерившись поговорить с наместницей во что бы то ни стало.

Амаль спустилась лишь через час в сопровождении верной свиты – Беркута и Ансара. Я шагнул навстречу, но споткнулся о властный жест рукой. Амаль не желала, чтобы я приближался. Она удостоила меня надменным взглядом, бросив на ходу: «Я распорядилась, чтобы тебе дали коня. Уезжай из поместья не позже завтрашнего утра. И не смей мне перечить». Наместница гордо удалилась, а я остался сверлить гневным взглядом ее прямую спину, как и спины двух преданных псов в коричневой солдатской форме. Кажется, у старшего Ак-Сарина появился повод хорошенько врезать мне по лицу. Жених его сестры незаметно для самого себя проникся к Амаль Эркин болезненным безымянным чувством на грани ярости и ревности.

Не теряя надежды поговорить с наместницей, я отложил гордый отъезд до завтрашнего утра. Чуть солнце взойдет над горизонтом, Варосса останется позади ворохом смутных воспоминаний.

Я навестил могилку Дании, на которой установили дощечку с выжженным именем и годами жизни. Небольшой холмик, где покоился сосуд с ее прахом, устилал цветочный ковер – наверняка работа подруги, потерявшей с Данией частичку себя.

Остаток дня я провел на кухне, слушая истории Иды. Она вспоминала об их с Данией детстве, об играх и нагоняях от названых родителей, об их смерти и первых днях в поместье наместницы. Время тянулось, будто резиновое. Трижды я замечал за окном Амаль, но за ней неустанно следовал Беркут. Разговор при нем не заладится… Чего же еще я ожидал? Его любимая женщина чудом не погибла. Да я бы стал ее тенью на месте командира.

Когда солнце давно зашло за горизонт, а помощницы кухарок приступили к мытью посуды после ужина, Ида поставила передо мной тарелку с традиционным нарамским блюдом салмой и понимающе улыбнулась. Сегодня я оказался неблагодарным собеседником, погруженный в